В одном из недавних номеров нашей газеты был опубликован фрагмент воспоминаний казанца Булата Валиуллина об афганских событиях восьмидесятых годов (см. «РТ» от 16.02.2021 – «Та война не прошла бесследно»). В должности заместителя командира мотострелковой роты автор проходил службу в провинции Кундуз с апреля 1987­-го по август 1988 года. Из серии его воспоминаний и очередная публикация, помогающая лучше представить характер военного противостояния тех лет, в котором участвовали и наши земляки.

Слово «бача» переводится с языка дари как мальчик, ребёнок. Мальчишки, которых мы, шурави на их языке, привыкли называть «бачата», появлялись как чёртики из табакерки. Только выйдешь на улицу или остановишь машину, сразу слышишь: «Оу, командор! Что есть? Что надо?» или «Чарс (наркотик наподобие гашиша. – Авт.) хочешь? Сгущёнка давай!» Этим промышляли почти все местные ребятишки мужского пола. Девочкам, понятно, не то что общаться с посторонними, даже выходить из дома без сопровождения старших родственников нельзя – «харам» (грех, запрещено).

Пацаны постарше занимались коммерцией почти профессионально: носили с собой китайские перьевые ручки, магнитные браслеты, электронные часы, пакетики с чарсом. Юные торговцы умели отличать офицеров и прапорщиков от солдат. Оценивая потенциал покупательной способности шурави, проявляли хорошую осведомлённость, кому что надо. Так сказать, глубоко изучили спрос. Если на вопрос «Командор, тебе ханум (жена) есть?» ответить утвердительно, тут же достают женские платки, наборы косметики. Солдатам чаще толкают дешёвые электронные часы «Семь мелодий», зажигалки с изображением пышногрудых див, чарс. Предлагая товар, согласны на обмен. Афгани (местная денежная единица), рубли (желательно червонцы), чеки Внешпосылторга, тушёнка, спички (оптом) – всё сгодится. Если нет поблизости офицеров, у бойцов могут попросить боеприпасы, солярку.

Те ребята, что помладше, обычно действовали двумя способами. Первый способ: «Что надо? Пайса (деньги) давай! Дукан принесу». Это означало заказ покупки с доставкой. Например, нужна ручка, но ты не можешь сам пойти в дукан. Знаешь, что такая ручка стоит 750 афгани, и даёшь их баче, чтобы он сходил и купил. Здесь опять два варианта развития сюжета: первый – бача уходит в сторону дукана, и ты его больше никогда в жизни не увидишь, второй – он возвращается и приносит тебе ручку, которая стоит 500 афгани (остальные 250 – его комиссия).

Второй способ обработки бачатами шурави – клянчить еду. Неважно что – печенье, конфеты, консервы – всё, что дадут. Первое время я совершал ошибку – носил с собой несколько конфет, чтобы раздать детишкам. Но чертенят всегда оказывалось больше, чем конфеток в моих карманах. Если кого-то обделить, тут же возникала потасовка, возня с криками. Сильный пытался отобрать у слабого. Поэтому я перестал провоцировать конфликтные ситуации. Впредь запасался гостинцами только тогда, когда был уверен, что не обделю никого из бачат.

Однажды командир нашей роты капитан Эпштейн позвал меня на виллу мушаверов (советников) в гости. Вилла находилась на соседней улице от нашей заставы, охранявшей гостиницу «Спинзар». Советники сказали, что у них есть банька с маленьким бассейном, поэтому мы взяли с собой банные принадлежности, рассовав их по карманам.

Я познакомился с мальчишками, которые обитали в ближайшем к нашей заставе «Спинзар» жилом доме. Ромеш семи лет и Ромин пяти лет были братьями из бедной семьи сикхов

Как только вышли из гостиницы, откуда ни возьмись слетелась стайка окрестных бачат. Около десятка мальчишек окружили нас плотным кольцом. И пройти-то нужно было метров двести… Всю дорогу мы отмахивались от назойливых попрошаек, норовящих бесцеремонно, как обезьянки, запустить свои ручонки в наши карманы. Вздохнули с облегчением только когда за нами с грохотом захлопнулись металлические ворота советнической виллы. Рано обрадовались… Из кармана моей курт­ки исчезла мыльница, а у капитана отстегнули от автомата магазин с патронами.

Позднее я познакомился с мальчишками, которые оби­тали в ближайшем к нашей заставе «Спинзар» жилом доме. Ромеш семи лет и Ромин пяти лет были братьями из бедной семьи сикхов. В одинаковых, цвета глины, длинных рубахах и широких коротких штанах от рассвета до заката болтались они на улице рядом с гостиницей. Без особого труда оба говорили на русском, лучше всего – на матерном. Иногда Ромеш мне рассказывал, кто из солдат покупает чарс, кто спит на посту, кто сливает и продаёт солярку. Я в свою очередь делился с ним сгущёнкой из своего офицерского пайка и давал продукты для дома. Так выстроилось наше взаимовыгодное сотрудничество. При очередной встрече Ромеш гордо объявил мне, что скоро пойдёт учиться в школу. Спустя несколько недель я приехал в «Спинзар» и увидел, как он вместо уроков изучает содержимое мусорной кучи.

– Салам, Ромеш! А ты почему не в школе?

– Привет, Тимер-командор! Мне ботинка дома нет. Так школа пустить нету…

С огромным трудом я отыскал в полку солдатские парадные ботинки 38-го размера и при первом же посещении «Спинзара» вручил их Ромешу. С сияющими глазами бача помчался домой.

Каково было моё удивление, когда через неделю я опять увидел Ромеша босиком, роющегося на свалке!

– Я не понял – ты опять не в школе? И где твои ботинки?

– А-а, блин! Когда мне спал, Ромин ботинка продать!

В общем, Ромеш в школе так и не появился.

Знакомство с проделками местной ребятни продолжилось, когда мне нужно было купить электролампы на заставу «Балахивар». Выехали в город вдвоём с водителем, рядовым Васютчиковым, на «ГАЗ-66». Остановились возле дукана.

– Ваcютчиков, выходи из кабины и ходи вокруг машины. Оружие – на ремень.

– А я автомат-то и не взял!

– Ну ты и разгильдяй! Бери мой. Вытащи ключи. Смотри, чтоб не стырили или не подкинули чего-нибудь. Я быстро.

Отдал свой АКС водиле, сунул в карман гранату и поспешил в лавку. Выпалил в одной фразе и приветствие хозяину, и что хочу купить:

– Салам алейкум, мухтарам! Читур асти шумо? Саломатиатон читу? Хоб? Ламп электрики дори? Дах дона. (Мир вам, уважаемый! Как ваши дела? Как здоровье? Хорошо? Электролампы есть? Десять штук.)

Дукандор находился в хорошем расположении духа и стал мне предлагать попить чай и купить у него ещё что-нибудь.

– Нист. Ташакор. Вахт надорам, алейкум салам! (Нет. Спасибо. Времени не имею. Мир вам!) – Не пускаясь в лишние разговоры, заплатил за покупку, поблагодарил и вышел на улицу к неудовольствию продавца.

…Васютчиков отгонял бачу, пытающегося залезть через задний борт в «шишарик» и заглянуть под тент. Я забрал у рядового автомат и стал обходить машину с правого борта. Васютчиков дождался, пока я займу своё место, и вдоль левого борта направился в кабину. Сел, достал из кармана ключи, начал заводить мотор, посмотрел в левое зеркало заднего вида и вдруг с матюками выпрыгнул из кабины. Оказалось, что, как только водитель залез в кабину, бача подбежал с левого борта и открыл зиповский ящик, расположенный за кабиной вез­дехода. Водила увидел его в тот момент, когда ловкач достал из ящика свёрток с инструментами. Плюнув в сторону выпрыгнувшего из кабины бойца, мальчишка со скоростью звука исчез в узком боковом переулке.

На ящике ЗИП предусмотрены ушки для навесного зам­ка, которого, естественно, не было. Горе-водитель не удосужился даже завязать ушки проволокой. Зоркий бача это подметил и воспользовался беспечностью Васютчикова…

Ещё один забавный случай произошёл на марше Пули-Хумри – Хайратон. Это был наш последний день пребывания на территории Афганистана. Колонна 149-го полка уходила в сторону Союза. В полуденную августовскую жару «ниточка» втянулась в ущелье. С левой от дороги стороны нависали скалы, а с правой тянулась узкая полоса «зелёнки». Дорога была вся в ямах, скорость движения колонны была небольшая.

Привала давно не было, и я дал команду своему экипажу перекусить по очереди на ходу. Бойцы достали консервы и расставили их разогреваться на выхлопной решётке двигателя БМП-2.

Перед нашей бронёй, поднимая широкими гусеницами тучи пыли, полз танк. Как у всех во время марша, боевая махина была завалена сверху всяким добром: свёрнутый тент, ёмкости с водой, матрасы, дрова, ящики с боеприпасами, вещмешки. Два танкиста, расположившись полулёжа по сторонам от башни, клевали носами. Танкисты пообедали раньше, о чём свидетельствовал опустошённый армейский бачок, скатившийся с правого края брони к противокумулятивной решётке, которой был защищён по периметру корпус танка.

– Товарищ лейтенант, впереди кишлак! – доложил наблюдатель.

– Понял. Внимание всем! Каски, бронежилеты надеть, вести наблюдение в своих секторах!

Придорожные кишлаки всегда опасны, тем более – в узком ущелье, через которое лежит наш путь. Волей-неволей напрягаешься, крепче держишь свой АКС, всматриваешься в дувалы и определяешь наиболее опасные места, где возможны духовские засады. Если не видно жителей и скота, надо быть начеку.

Первые несколько дувалов казались безжизненными – либо они были заброшены, либо их обитатели не захотели нас видеть. По мере продвижения вглубь селения стали встречаться стоящие и сидящие вдоль обочины местные жители, в основном пожилые мужчины и мальчишки. Выскочили собаки, считающие своим долгом облаять каждую проезжающую машину.

На окраине кишлака со­всем близко к дороге стоял бача лет десяти. Провожая взглядом плетущийся со скоростью гружёного верблюда танк, пацан впился глазами в бачок. Как только броня поравнялась с ним, мгновенно запрыгнул на решётку, схватил бачок, спрыгнул на землю и был таков! Танкисты спросонья не успели ничего понять. Довольный своим трофеем мальчуган поднял его над головой, как кубок чемпионов, и тряс его до тех пор, пока не скрылся из виду за пыльным поворотом.

Скорость движения колонны в кишлаке ещё больше упала. Мы могли не только видеть лица афганцев, но и читать их взгляды. В глазах дехкан читалось многое, но прежде всего: «Уходите на север, возвращаетесь домой, оставляете нашу израненную землю? А что ждёт нас после вашего ухода?..»