Суть подвига на самом деле в том, что человек преодолевает себя
«Отец говорил: он и другие узники концлагерей очень боялись, что их разорвут собаки. Это была самая страшная казнь – когда живого человека рвут на части громадные немецкие овчарки», – рассказал газете «Взгляд» наш земляк, москвич Александр Девятаев, сын легендарного лётчика Михаила Девятаева – узника нацистского концлагеря, которому удалось сбежать из плена на немецком самолёте.
В преддверии 75-й годовщины освобождения Освенцима в Музее Победы на Поклонной горе в Москве торжественно открылась выставка «Непокорённые: трагедия, героизм и сопротивление советских граждан в нацистских лагерях». На церемонии в числе других выступил доктор медицинских наук, профессор Александр Девятаев – сын Героя Советского Союза, лётчика Михаила Девятаева, который прославился своим уникальным для истории Великой Отечественной войны побегом из плена.
Напомним: Михаил Девятаев попал в руки к гитлеровцам летом 1944 года, когда был сбит под Львовом. Прошёл через несколько концлагерей. В лагере Заксенхаузен был приговорён к казни, но ему помогли спастись. Под видом другого узника Девятаев был отправлен в лагерь Пенемюнде на балтийский остров Узедом. 8 февраля 1945 года вместе с другими пленными ему удалось угнать оттуда немецкий бомбардировщик «Хейнкель-111» с интегрированной системой радиоуправления и целеуказания от секретной крылатой ракеты большой дальности «Фау-2» на борту.
Добравшись до своих, Девятаев указал точные координаты расположения стартовых площадок ракет на Узедоме, что позволило советской авиации нанести по Пенемюнде точный удар – разбомбить не только «Фау-2», но и подземные цеха по производству урановой бомбы.
Сам Александр Девятаев по профессии медик, однако после смерти отца в 2002 году своё свободное время он посвящает изучению истории гитлеровских концентрационных лагерей, точнее – истории сопротивления узников.
В нашем интервью профессор Девятаев рассуждает, как сберечь память о войне и о настоящих её героях для грядущих поколений.
– Александр Михайлович, рассказывал ли вам отец о своём подвиге?
– О самом событии рассказывал, но не в подробностях. Позже отец написал автобиографическую книгу, где он многое изложил. Я вот уже практически двадцать лет знакомлюсь с опубликованными материалами о содержании в лагерях. Занимаюсь с того момента, как умер отец. Пока он был жив, до 2002 года, мне казалось – он рядом, спрошу и узнаю. Многие материалы опубликованы совсем недавно. От некоторых ночами не спишь, кровь стынет в жилах. И об этом никто не рассказывал.
Особенность побега Михаила Девятаева из немецкого плена в том, что он уникален. Можно понять, почему НКВД, а потом и КГБ допрашивали и его, и всех, с кем он сталкивался в плену. Допрашивали и допрашивали – всё это осталось в протоколах НКВД. Не все протоколы у нас есть, но кое-что уже выкладываем в широкий доступ для ознакомления
– Что вас поразило больше всего?
– Некоторые факты просто страшно пересказывать. Но вот, например, поразил пример из лагеря смерти Заксенхаузен, где в том числе находился и отец.
Барак, нары в три уровня, кровать должна была быть застелена неким подобием одеяла, без единой морщинки. Если обнаружат, избивают. Такое практиковалось во всех лагерях, но Заксенхаузен был образцово-показательным. Там отрабатывались все «режимы», а потом эту практику распространяли на другие лагеря. Заключенные, боясь избиения и понимая, что у них не осталось сил, чтобы разгладить постель, с вечера разглаживали и ложились спать рядом, в проходе… Самое главное, что там ломали, был именно человеческий дух.
– Отец рассказывал вам, каким было отношение к бывшим узникам фашистских лагерей – тем, кто находился в плену, бежал из него?
– Отец попал в плен 13 июля 1944 года, а бежал 8 февраля 1945-го. Так что в плену у немцев он был шесть месяцев. А потом – восемь месяцев уже в советских фильтрационных лагерях.
Вернулся, к слову говоря, в тот же 13-й блок лагеря Заксенхаузен. Только после войны Заксенхаузен уже был фильтрационным лагерем НКВД.
Особенность побега Михаила Девятаева из немецкого плена в том, что он уникален. Можно понять, почему НКВД, а потом и КГБ допрашивали и его, и всех, с кем он сталкивался в плену. Допрашивали и допрашивали – всё это осталось в протоколах НКВД. Не все протоколы у нас есть, но кое-что уже выкладываем в широкий доступ для ознакомления.
Вообще, в соответствии с приказами Главнокомандования по армии лётчики, попавшие в плен, обязаны были покончить жизнь самоубийством. Для этого у них было личное оружие. Нарушители приказов признавались дезертирами, могли быть расстреляны на месте или осуждены на 25 лет заключения, а их семьи подлежали аресту и лишались всех государственных пособий и поддержки.
Должен сказать, что мой отец, не покончив жизнь самоубийством, не нарушил приказа. Ему нечего было вменить в вину. Он был сбит, потерял сознание. И известно почему – такова особенность американского истребителя Bell P-39 Airacobra (Михаил Девятаев выбросился с парашютом и потерял сознание, ударившись о стабилизатор хвостового оперения. Военные историки отмечают: случаи, когда лётчик при катапультировании через левую дверь «Аэрокобры» ударялся о стабилизатор, были нередки. – Ред.).
Позже он был демобилизован в звании старшего лейтенанта. После окончания войны ему долго не давали работу. Отец чудом не попал под статью о тунеядстве, по которой ему могло грозить десять лет. Только в 1946-м он получил мизерную должность – помощника дежурного по речному вокзалу.
– Но потом отношение изменилось?
– Да, после XX съезда и развенчания культа личности Сталина. Точнее, это произошло после того, как об отце напечатали статью в «Литературной газете», в 1957 году. 15 августа того же 1957-го ему присвоили звание Героя Советского Союза, а уже 25 августа он управлял первым скоростным теплоходом на подводных крыльях «Ракета». Он же был речником по профессии. Вплоть до 1976 года работал на Волге.
Не хотелось бы касаться политики. Но скажу о другом – первая книга об отце, выпущенная в новейшее время, начиная с 2000-х годов, была издана именно в Польше. Позже уже аналогичная работа была опубликована у нас – нам удалось издать её в 2015 году, сейчас готовится новое издание. Информации о нацистских концлагерях было очень мало
– Правильно ли говорить, что суть подвига Девятаева в том, что он доставил сведения о программе «Фау-2»?
– Думаю, не совсем так. Суть в том, что человек преодолевает самого себя, непреодолимые препятствия. Если помните, отца ведь, приговорив в Заксенхаузене к «десяти дням жизни» за то, что он побил прислужника эсэсовцев, восемь дней до побега зверски избивали. И небо над Балтикой было полностью закрыто, а 8 февраля нежданно выглянуло солнце, и отец сказал ребятам: или сегодня, или никогда. И весил он тогда всего лишь 36 килограммов. У меня сейчас 12-летняя внучка столько весит!
И в таком состоянии, изнурённый лагерной жизнью, он думал не о том, как свою пайку доесть, а как улететь. И в таком состоянии он один поднял самолёт! Несмотря на то, что был приучен к истребителю, а поднимать в небо пришлось двухмоторный средний бомбардировщик. Дважды поднял! Первый раз довёл, не взлетел, развернулся, подождал, пока немцы подбежали от зениток, прошёл на них, развернулся ещё раз и взлетел. Вот это главное.
– Вернёмся к освобождению узников Освенцима. Активно обсуждается то, что польские власти пытаются пересмотреть роль Красной Армии в этом событии и в освобождении Польши в целом. Каково ваше отношение к этому?
– Не хотелось бы касаться политики. Но скажу о другом – первая книга об отце, выпущенная в новейшее время, начиная с 2000-х годов, была издана именно в Польше. Позже уже аналогичная работа была опубликована у нас – нам удалось издать её в 2015 году, сейчас готовится новое издание. Информации о нацистских концлагерях было очень мало. Какой-то прорыв произошёл буквально несколько лет назад. Когда понимаешь, что есть возможность объяснить, рассказать и осмыслить, то надо использовать такую возможность.
Когда я в первый раз читал документальный роман «Бабий Яр» Анатолия Кузнецова о массовом уничтожении евреев в Киеве, конечно, меня трясло – я был ещё молодым человеком. Сейчас я более спокоен, но внутренне всё равно не могу осознать самое страшное
– К теме подвига советских людей, оказавшихся в нацистских лагерях, сейчас активно обращаются кинематографисты. Вышел фильм «Собибор», известно, что готовится картина о подвиге вашего отца. С другой стороны – огромные сборы у блокбастера «Т-34». Насколько адекватно нынешнее кино передает этот аспект военной истории? Поможет ли это её объяснению и осмыслению?
– Давайте всё-таки разделим, это разные вещи. Про «Т-34» могу сказать просто: нельзя говорить неправду. Ты солгал, и тебе никто не поверит. Сейчас, когда готовится фильм об отце, я занимаю жесткую позицию: нельзя придумывать то, чего не могло быть. Просто потому, что для того, чтобы человек проникся той историей, которая там показана, эта история должна быть достоверной.
В фильме «Собибор» о восстании под руководством Александра Печёрского есть этот момент. Сцена уничтожения в газовой камере колоссальная. Но там, на мой взгляд, всё же не передан в художественной форме тот ужас… Или, точнее, понимание того, что ты уже изначально уничтожен – это то, о чём пишут прошедшие через концлагеря.
Когда я в первый раз читал документальный роман «Бабий Яр» Анатолия Кузнецова о массовом уничтожении евреев в Киеве, конечно, меня трясло – я был ещё молодым человеком. Сейчас я более спокоен, но внутренне всё равно не могу осознать самое страшное. Когда говорят «расизм», «фашизм» – это всё идеологические определения. Но сложно представить и передать целую систему, которая подразумевает уничтожение человека только по одному признаку – принадлежности к определённому народу. Словами это передать сложно.
Раньше почувствовать атмосферу могли помочь ветераны. Отец был очень хороший рассказчик, выступал в школах. Теперь уже такого нет. Но есть другие возможности. Создавать такие современные просветительские программы и модели должны грамотные историки, это важный вопрос
– В Израиле с 1953 года действует национальный музей Холокоста и героизма «Яд ва-Шем». Достаточно ли в России уделяется внимания изучению и сохранению памяти о советских людях – узниках концлагерей?
– Слово «достаточно» в данном случае вряд ли подходит. Есть очень много материала, есть интересные передачи в СМИ, выступают историки. Но у всего этого один недостаток – это доступно ограниченному количеству людей. Тот, кто уже в теме, знает, кого слушать, что читать и где смотреть. Материал есть, но он должен стать доступным для всех.
Например, в Германии и других европейских странах посещение музеев, созданных на месте концлагерей, входит в обязательную школьную программу. На это выделяются серьёзные средства. А когда у нас школьники что-то пытаются рассказать про концлагерь, они даже не представляют, что это такое.
– Но реально ли в России организовывать такие поездки для школьников?
– Всех школьников – за рубеж? Думаю, для Министерства просвещения это накладно. Но в России можно создать, к примеру, просветительские центры, где вполне можно использовать современные методы подачи материала – 3D-технологии. Пусть их будет не так много. Нужно, чтобы человек мог наглядно представить и, может, отчасти почувствовать, что испытали люди, прошедшие через этот страшный опыт.
Раньше почувствовать атмосферу могли помочь ветераны. Отец был очень хороший рассказчик, выступал в школах. Теперь уже такого нет. Но есть другие возможности. Создавать такие современные просветительские программы и модели должны грамотные историки, это важный вопрос. Нужно сохранить память об этой трагедии, потому что это то, через что прошли миллионы человек – и погибших, и освобожденных, но оказавшихся после войны в положении изгоев.