Продолжение. Начало в номере за 3 сентября
Далее следует длительный перерыв в записях моего отца. Военные действия за Южный Сахалин начались 11 августа. Разведвзвод, в котором Адиб Маликов командовал отделением, перешёл 50ю параллель ещё ночью. Разведчики пробрались через губительные болота и с тыла подошли к сильно укреплённому пункту японцев. Этот жестокий бой и последовавшие за ним драматичные события отец описал в автобиографичной повести «Остров моей юности».
Из исторических документов я узнал, что для наступавших войск столь сильная оборона японцев стала неожиданностью. Сахалинская «линия Маннергейма» была разведана плохо, в результате наши понесли большие потери. Некоторые подразделения даже попали поначалу в окружение. В итоге наступление выбилось из заранее утверждённого графика, так как он был составлен без учёта оборонительных сооружений.
Отступая, японцы взрывали мосты, устраивали рвы и завалы на дорогах. Оказавшись в окружении, они продолжали отчаянно сопротивляться, контратаковать, засылали в тыл наших войск небольшие группы смертников.
Можно догадываться, почему отец пропустил в своём дневнике день 11 августа.
14 августа 1945 года император Японии объявил о капитуляции, но на Сахалине этого «не заметили». Ожесточённые бои продолжались ещё пять дней.
Анвар МАЛИКОВ
ПРИШЁЛ И НАШ ЧЕРЁД
12 августа
Вот и вражеская территория. Нет, она была нашей и будет. Война! Кругом гул моторов, беспрерывная стрельба и серьёзные, сосредоточенные лица.
В четырёх километрах от нашей государственной границы – полицейский пост Хандаса. Наше наступление не смогли остановить укрепления, доты и подземные ходы, строившиеся на протяжении нескольких лет. За 5–6 часов японский гарнизон был уничтожен. Следы нашей артиллерии, брошенное имущество, трупы японских солдат, погибшие кони.
В домах все вещи разбросаны. Видимо, японцы, которым удалось удрать, старались захватить кое-что. На подоконнике – очищенная картошка, замоченный горох, кастрюля с каким-то вонючим жиром.
В одном из жилищ пол – из прессованного камыша, под ним – глубокий подвал, соединённый с ходами сообщения. Здесь жил японский офицер – капитан. На полу – маты, сплетенные из рисовой соломы. Висят ранец, фуражка и другие элементы военной формы. На столе – фотокарточки, разные бумаги, большое зеркало и рисунки японских военачальников. В основном это американские вещи – патефон, бритва, портсигар, настенные часы, фотоаппарат. Видимо, всё это заимствовано на Филиппинах.
* * *
Вражеские «кукушки», оставшиеся у нас в тылу, открыли огонь по нашей колонне, шедшей по дороге. Их непросто заметить. Когда мы направлялись на командный пункт, нас обстреляла «кукушка» из пулемёта типа «Гочкис». Мы быстро нырнули в канавы и осмотрели каждую верхушку. Однако ничего не обнаружили. Через некоторое время заметили, что у одной из ёлок в определённом месте слишком густая крона. При первом же выстреле оттуда свалился неприятельский солдат. Подойдя к месту, мы не обнаружили у дерева ни тела, ни даже следов крови.
Некоторые ухитряются после обнаружения и выстрела с нашей стороны упасть камнем – как убитые и удрать. У некоторых под деревом вырыта яма. Ложатся туда, сверху набрасывают маскировочную сетку.
13 августа
На одном участке окружены 90 японцев, но ни один не сдался в плен. В последнюю минуту они распороли животы и умерли. Это, по их убеждению, верность императору.
О совершивших харакири смертниках их соотечественники слагают легенды, песни и передают их из уст в уста.
14 августа
Сопка Харамитоги протянулась вдоль шоссе на 5–6 километров. Напротив нас – самые сильные укрепления фронта в три-четыре линии обороны. Десятки дотов, противотанковых ям, колючая проволока, тоннели, окопы и траншеи. Высота закрыта густыми деревьями и кустарниками. У танков нет никакой возможности двигаться. Трасса простреливается миномётами и гранатомётами. Мосты взорваны. В таких тяжёлых условиях наши воины героическими усилиями берут один дот за другим, окоп за окопом. Когда наша артиллерия заговорила, горы словно превратились в полыхающие вулканы. Сопки покрылись пылью и дымом.
Наш генерал Иван Павлович Батуров командовал на самом переднем крае обороны, сидя в танке Т-34. Его обстреливали из дота, однако вражеские снаряды не смогли пробить броню советского танка. Танкист Дёмин подогнал танк прямо к амбразуре и трижды выстрелил. Несмотря на то что ему не удалось разрушить железобетонные стены толщиной 1,5–2 метра, личный состав дота был уничтожен.
15 августа
Сегодня поймали «кукушку». Он в красноармейской шинели и каске, но в японских тапочках («с пальцем»). Оказалось, что у него всего три патрона и банка консервов. Видимо, вышел к дороге в поисках пропитания.
Японская авиация молчит, за всё время ни один японский самолёт не появился.
16 августа
Ночью ходили на КП. Вся дорога простреливается пулемётным и миномётным огнём. Один красноармеец неосторожно прикурил папироску – тут же был открыт огонь. В кюветах валяются разбитая техника, повозки, трупы лошадей и японских солдат. Дышать нечем – кругом вонь. В тюках – копчёная рыба, селёдка, рис. Всё вызывает отвращение.
17 августа
Сопка Харамитоги окружена нами. Уже третий день обрушивается мощный огонь артиллерии, авиации на эту высоту. Она изменилась до неузнаваемости: от деревьев остались одни угли, от камней – пыль. Очень трудно выкорчевать их, сидят в железобетонных дотах.
«Кукушки» выводят из строя наших воинов ещё в тылу, обстреливают дороги. Действуют мелкими группами.
Автоматчики окружили дот. Оказалось, что пулемётчики прикованы к пулемётам, а артиллеристы – к орудиям. Захваченные кони оказались заминированными. Чуть тронешь уздечку – взрыв.
Перед нами – город Котон. Оставшиеся там японские солдаты сожгли его дотла и сами погибли. Город горел два дня.
18 августа
Командующий 16-й армией Черемисов звонит командиру полка Курманову.
– «Шолохов», какие планы?
– Начать последний штурм, уничтожить полк Кобояси.
– Начинайте! Впредь назначаю вас комендантом города Камисисука, и орден Александра Невского впридачу!
В разгар битвы связь Курманова со штабом дивизии внезапно обрывается. Из трубки раздаётся неожиданный приказ отступить на второй рубеж обороны. Курманов поражён, ведь для отступления нет никаких причин. Глупо было бы отойти назад после взятия высоты такой большой кровью. В душу полковника закрались сомнения. Он быстро направляет посыльного в штаб. Нет и не было такого приказа. Значит, сыграла вражеская разведка.
В этом последнем бою полк Курманова взял в плен две тысячи японцев, потеряв пятьсот солдат и офицеров.
* * *
…Трофейные кони не понимают наших команд. Их приходится снова обучать. На одной высоте захватили пленных.
Оказалось, что многие японские солдаты ещё не знают, что война с Германией закончилась. Им вдолбили в головы, что немцы притесняют русских. Поэтому, дескать, русским земли не хватает и покушаются на их территорию.
19 августа
Железнодорожная станция Катон. Из леса выходят на дорогу заблудившиеся японские кони. Здесь много трофейного риса и галет, брошенного имущества, шёлковой одежды, посуды. Сегодня должна состояться массовая сдача в плен.
22 августа
Камисисука. Больше половины города сожжено, оставшиеся здания заминированы. Уцелели только каменные казармы и отдельные дома на окраине. По словам одного из оставшихся стариков, японское командование приказало выгнать рыдающих жителей на улицы. Огнемётчики поливали керосином всё вокруг, переходя от дома к дому.
В одном доме захватили, вернее, застрелили японского унтера. Сопротивлялся, наши гранаты не помогли. Он находился под матрасами и вёл по нам огонь. Пришлось этот дом сжечь. Только после этого японец выскочил, но его настигла короткая очередь из ППД. Получив пять ранений, самурай продолжал в бешенстве стрелять.
«И Я – ЖИВОЙ»
23 августа
Город Найро. Впервые видим мирных жителей. Они потрясены, увидев нашу технику. Большинство из них – беженцы из Катона, Китона и Камисисуки. В Найро взорваны склады. Японки умоляют поделиться сахаром и рисом ради их детей, которые у них в наплечных мешках. Все просят хлеба, протягивают руки. Особенно дети – вплотную подходят к нашим повозкам и с большим удовольствием принимают то, что мы им даём. Старики снимают шапки и кланяются до земли. Женщины поначалу в испуге заперлись по домам, но затем поняли, что мы не едим людей, да и рогов у нас нет.
Девушки машут руками, а бывшие японские солдаты отдают честь. Но добрые они такие, что порох держи всегда сухим. Все японцы улыбаются, вернее, стараются быть весёлыми. Конечно, некоторые от всего сердца, а многие из-за страха. Потому что им всё время говорят, что русские не жалеют никого, расстреливают каждого попавшего в плен, издеваются. По факту ничего этого не оказалось.
Искренне рады приходу Советской Армии корейцы, которых совсем поработили японцы. Один пожилой кореец провожал нас с десяток километров. По его словам, их и за людей-то не считали.
Как плохо, что мы не знаем японского языка. Приходится разговаривать при помощи мимики. Они – народ очень общительный. Когда вступаешь в общение с ними, они наших сразу окружают и с любопытством разглядывают, ощупывают наши автоматы. Японцы пустили слух, что ППД вооружаются только коммунисты и комсомольцы. Говорят, что с ППД в одного прицеливаются, а убивают десятерых.
На дороге через каждые 10–20 метров валяются велосипеды, коляски, перевёрнутые автомашины. Танков и тракторов у них, видимо, нет.
25 августа
Город Н. Город исправный, сожжено только несколько домов. Японцы объясняют, что здесь бомбили наши самолёты. Нас окружила группа мужчин и детей. Они просят портреты Сталина. «Л» не выговаривают, получается «Старин». Угощают нас папиросами, а мы их – русской махоркой. Но японцы не умеют их заворачивать, приходится им помогать. Уже несколько дней питаемся только японскими галетами, рыбными консервами, рисом и сахаром, курим их сигареты. Наш обоз далеко позади, отстал.
Японские солдаты в жизни не видали хлеба. Лишь офицерам выдавали галеты с разным вкусом. Низших чинов с утра кормили посыпанной сахаром рисовой кашей. В обед – рис и сушёная рыба, а на ужин – рыбные консервы и картошка.
* * *
Вот и столица Карафуты (Южного Сахалина) – Тойохара. Весь гарнизон сложил оружие. Японские солдаты и офицеры пьянствуют, распивают рисовую водку (саке), побросав оружие. Они рады, что освободились от муштры и сохранили свои жизни. Для солдат это большой праздник, они и нас приглашают выпить.
А женщины и девушки почему-то прячутся, избегают нас.
Продолжение следует.
