Размышления в канун 100-летия Октябрьской революции

Какое восприятие Октябрьской революции было заложено в сознание советского мальчика, ставшего первоклассником осенью 1955 года?

В семилетнем возрасте я простодушно связывал эту дату разве что с праздничной демонстрацией. Два года спустя мои сверстники уже понимали, что 40-летие Великого Октября это очень солидная дата, она фигурировала на почтовых конвертах, открытках и даже на спичечных этикетках.

Потом мы праздновали 50-летие, 60-летие, 70-летие главной даты нашего календаря. И чем старше становились, тем большим числом вопросов об Октябре задавались. То, что убедительные ответы на некоторые из них никак не находились, тоже было понятно. Да, наша страна сошла с традиционного пути развития, а ее маршрут в рамках альтернативной модели общества оказался ухабистым и трудным. Зато мы подняли экономику, дали достойный отпор Гитлеру, первыми полетели в космос, явились примером для прогрессивного человечества и оплотом борьбы за мир…

Как сообщала из Казани газета «Правда», после сражения с войсками, оставшимися верными Керенскому, «власть захвачена Советом рабочих и солдатских депутатов. Командующий войсками округа Архипов и комиссар правительства Керенского Калинин арестованы. Государственный банк, казначейство заняты, операции производятся»

Даже когда тема Великого Октября утратила свой сакральный смысл, а о большевистском восстании стали вовсю спорить ученые, все чаще говоря о «перевороте», я, уже вполне взрослый человек, все еще не мог представить, что 100-летие революции большинство россиян будут встречать спокойно и даже как-то отстраненно. А 7 ноября 2017 года станет обычным рабочим вторником. Но случилось именно так. Да, прав был древний царь Соломон: «Все проходит. Пройдет и это». Но не менее справедлива и фраза Ивана Бунина о том, что все проходит, да не все забывается.

Конечно, об октябре 1917-го помнить будут еще очень долго. Год нынешний лишь подчеркивает масштаб сегодняшнего осмысления тех событий. В потоке свежих публикаций, книг, телепрограмм, кинолент, посвященных пертурбациям вековой давности, свое место займет и дата 100-летия нашей газеты, непосредственно связанной с революционными событиями. Правда, издание Казанского комитета партии большевиков «Рабочий» за призывы к вооруженной борьбе против Временного правительства с августа 1917 года было закрыто по решению властей. Но вторая наша «родительница» – печатный орган Казанского совета «Знамя революции» – вышла в свет 29 октября, спустя всего три дня после того, как в Казани была установлена новая власть.

Многие точки над i в изучении революционных событий были расставлены тогда же, в 70-е годы, казанским аспирантом Индусом Тагировым, а ныне видным нашим ученым, академиком. По его мнению, в свое время Октябрьский переворот важно было представить в истории как строго продуманное и централизованно управляемое событие

В передовице «Старая и новая власть» газета не щадит правительство, руководившее Россией после февраля. «Мы с самого начала революции, с первых же дней ее начертали на своем щите: «Да здравствует диктатура Советов!» Мы везде и всюду говорили, что Советы, одни Советы могут дать стране твердую, железную, действительную революционную власть – авторитетную, способную спасти страну, способную снять с нее ту кровавую петлю, которая мертвой хваткой все туже затягивается, и дать народу вместо войны – мир, вместо голода – хлеб и вместо бесправья – свободу и равенство, – писало «Знамя революции», вбивая в сознание слова, как гвозди в крышку гроба старой власти.

И продолжало: «Что, спрашивается, дали народу преступные соглашательские министерства Керенского, куда наряду с представителями буржуазии входили и представители демократии, запутавшиеся в буржуазных тенетах и отрекшиеся, наконец, на деле от социализма, как от «чудища обло, озорно, стозевно и лаяй»? Что дали народу эти правительства? «Ничего», – говорим мы. «Ничего», – авторитетно подтвердил на демократическом совещании и министр-социалист Зарудный, которого никто в «большевизме» заподозрить не может»…

Что ж, публицистической страсти авторам «Знамени революции» было не занимать. Но и время было таким – люди жили в состоянии некой лихорадки темпераментов. Из работ казанского историка Ларисы Айнутдиновой следует, что Казань той поры была особым городом. Столицу губернии, буквально забитую войсками, не могли не затронуть процессы разложения в армии. Здесь обычным делом стали дезертирство, самовольный захват оружия, массовые выступления солдат против отправки на фронт, их требование отпусков на сельскохозяйственные работы, демобилизации военнослужащих старше 40 лет… Такое брожение в массах при желании можно было называть революционными настроениями, но с таким же успехом – считать склонностью к уголовщине, особенно по законам военного времени.

И все-таки соотношение сил было явно не в пользу Временного правительства. Как подсчитано историками, в Казани на его защиту могли выступить около 3000 человек, располагавших артиллерийской батареей и четырьмя броневиками. Им противостояли 35 тысяч готовых к фронту солдат и три тысячи рабочих-красногвардейцев. Дважды командование округа пыталось разоружить артиллерийский дивизион и арестовать укрывавшихся там большевиков Карла Грасиса и прапорщика Николая Ершова. Но последний весьма ловко «переселился» в подразделение артиллеристов и созвал там митинг всех батарей.

Приказ разогнать митингующих и арестовать Ершова получил подпоручик Казимир Поплавский. Вскоре он узнал о решении мятежных артиллеристов арестовать его самого вместе с другими офицерами батареи. После того как вызванный Поплавским броневик дал залп в воздух, солдаты разбежались. Но с ними исчез и Ершов, объявившись затем в первом дивизионе второй арт-бригады, расположенном на Арском поле. Здесь на митинге он сообщил о событиях во втором дивизионе. Было принято решение передать последние известия и в другие воинские части.

Почувствовав, что контроль над ситуацией теряется, с распоряжением о выдаче Ершова выступило командование округом. Солдаты, понимая, какие обвинения могут быть им предъявлены, ответили отказом. Началась перестрелка. Она затихла в ночь на 25 октября, однако утром восставшие части начали обстрел города. Поддержку солдатам оказали рабочие казанских заводов, объявившие всеобщую забастовку протеста против попыток разоружить артиллеристов. В тот же день от командования гарнизона в Петроград ушло сообщение: «В Казани – второй день уличный бой между войсками, верными правительству, и мятежными частями».

Вечером 26 октября на улицах города наконец воцарилось спокойствие. Как сообщала из Казани газета «Правда», после сражения с войсками, оставшимися верными Керенскому, «власть захвачена Советом рабочих и солдатских депутатов. Командующий войсками округа Архипов и комиссар правительства Керенского Калинин арестованы. Государственный банк, казначейство заняты, операции производятся».

Тогда же состоялось расширенное заседание Казанского Совета с участием представителей фабрик, заводов и воинских частей. На нем был сформирован Временный революционный комитет, в состав которого вошли 20 человек.

29 октября «Знамя Революции» опубликовало воззвание Временного революционного комитета к населению Казани и губернии. В нем, в частности, говорилось: «Граждане! Теперь у власти нет никого, кто угнетал трудовой народ, поэтому поддерживайте, товарищи солдаты, рабочие и крестьяне, свое истинное народное правительство, поддерживайте словом и делом. Существование революции – в ваших руках».

Да, пророческими стали те слова! Мы и старались-то десятилетиями, и многим ради этого жертвовали, но на целый век нас не хватило. Зато теперь мое поколение больше знает о том, что такое революция, какими последствиями она может быть чревата. А самое главное – обзавелось поистине бесценным иммунитетом, помогающим и в оценке прежних «круглых дат» Октябрьской революции. Сколько лет ее история, пружины, движущие силы подавались нам в виде некоего застывшего канона, насквозь промороженного! И как медленно «оттаивали» его детали и фрагменты, как постепенно черно-белая картина тех далеких событий обретала новые цвета, оттенки, полутона.

Почувствовав, что контроль над ситуацией теряется, с распоряжением о выдаче Ершова выступило командование округом. Солдаты, понимая, какие обвинения могут быть им предъявлены, ответили отказом. Началась перестрелка…

Нынче в течение девяти месяцев наша газета публиковала подборки «Время – газетной строкой», посвященные 100-летию «Республики Татарстан». Работая над выпусками, не раз задумывался, как прочно укоренен в нашем сознании тот самый «промороженный канон». Простое сопоставление дат и событий вдруг выдало неожиданный результат: оказывается, наша газета формально не может считаться летописцем октябрьских событий 1917 года в Казани: по причинам, упомянутым выше, ее «прародители» 24–25 октября просто не выходили в свет.

Случись такое «открытие» лет 30–40 назад, мне как автору, да и моему редактору тоже, пришлось бы «искать выход», проще говоря, обходить эту деталь вниманием. Сегодня пишем об этом открыто. Помню, в начале 70-х годов прошлого века на лекциях в университете приходилось слышать, что, дескать, Октябрьское вооруженное восстание в Казани началось даже раньше, чем в Петрограде прозвучал исторический залп «Авроры». А сегодня признаем: раньше в Казани началась лишь стрельба по причине конфликта, вспыхнувшего внутри гарнизона, но никак не восстание.

Кстати, многие точки над i в изучении революционных событий были расставлены тогда же, в 70-е годы, казанским аспирантом Индусом Тагировым, а ныне видным нашим ученым, академиком. По его мнению, в свое время Октябрьский переворот важно было представить в истории как строго продуманное и централизованно управляемое событие. Известная резолюция ЦК РСДРП(б) от 10 сентября была превращена в главный документ, который будто бы содержал указание местным организациям провести повсеместно вооруженные восстания.

Между тем дело обстояло не совсем так. Во-первых, в резолюции речь шла о вооруженном восстании в Петрограде, и ЦК предлагал всем организациям партии руководствоваться ею, с этой точки зрения обсуждать и разрешать все практические вопросы. Во-вторых, эта резолюция во многих местах не была получена вовремя и потому никак не могла стать главным ориентиром для местных большевиков.

Так что о четком плане вооруженного выступления в Казани не могло быть и речи. Оно назревало давно, но вспыхнуло стихийно. Новая власть утверждалась в городах и уездах постепенно и довольно безболезненно. К марту 1918 года она была установлена на всей территории Казанской губернии.

Почему же и сегодня, изучив события столетней давности, казалось бы, до мельчайших деталей, многие из нас так заинтересованно реагируют на любые попытки сказать что-то новое об Октябре 1917 года? Я, например, с интересом смотрю передачи специального цикла на телеканале «Царьград». В эти дни надеюсь посмотреть фильмы «Демон революции» и «Троцкий». Главное в них – едва ли не генетическая тяга к теме, а она, если говорить о народе, а не о научных сообществах, присуща только россиянам. Просто нет в мире другой страны, которая была бы так воодушевлена, потом ушиблена, затем окрылена, а в итоге разочарована революцией.

Наверное, и в этом всемирно-историческое значение Октября 1917-го…