Посёлок  Суслонгер, затерявшийся в марийских лесах, никому дотоле не известный, в годы Великой Отечественной стал местом, где был разбит огромный военный лагерь. Здесь формировались резервные соединения, предназначенные высшим командованием для отправки на фронт.

ГОЛОД НЕ ТЁТКА

Я был определён в 102­ю артбригаду тяжёлых гаубиц и назначен в отделение радистов. Мне выдали военную форму и повели на обед. Не успел съесть свой суп, как раздалась команда встать из­-за стола. В последующем искусству спешно съедать свою порцию, невзирая на горячую пищу, я научился быстро. Голод не тётка – всему научит.

А вот что такое голод, узнал совсем скоро. К весне мы, рядовые солдаты, превратились в дистрофиков. В свободные минуты бродили по лесу вокруг лагеря в поисках съедобных растений, подкреплялись картофельными очистками во время дежурства по столовой… Всё это – на фоне тяжёлой муштры, учебных стрельб, походов под командованием голодных и обозлённых младших командиров. И жизни в тесных землянках, кишащих клопами.

Суслонгер вспоминается как тяжёлый кошмар. В противоположность впечатлениям о жизни на фронте, где, конечно, тоже случалось всякое.

ДЕЗЕРТИР ПОНЕВОЛЕ

В начале июня 1943­го пришёл долгожданный приказ об отправке на фронт. Мы ликовали. Разгром немцев под Сталинградом вселял уверенность в победе. Кроме того, нам обещали прибавить паёк и действительно прибавили, как только началась погрузка в эшелон. Счастливые, мы покинули Суслонгер.

На станции Арзамас в расчёте на то, что состав, как обычно, простоит долго, товарищи попросили меня, дневального, сбегать на рынок, расположенный неподалёку, и купить на всех ведро молока.

На рынке не успел даже прицениться, как увидел, что наш эшелон тронулся. Помчался к поезду, успел подбежать к нашему вагону и передать ведро, а сам, попытавшись вскочить на тормозную площадку, сорвался. Поезд ушёл.

Автор – в прошлом профессор кафедры хорового дирижирования Казанской государственной консерватории. Заслуженный деятель искусств России и Татарстана, почётный доктор Казанского госуниверситета, инициатор создания хоровой капеллы КГУ

Обескураженный, отправился к военному коменданту станции и доложил о случившемся. Он сказал: «Не горюй, парень. Вон стоит товарняк, садись на него и на следующей станции догонишь свой эшелон».

Действительно, товарняк через несколько часов прибыл на станцию, где уже стоял наш эшелон. Радостный, я забежал в свой вагон и застал такую картину. Молодой политрук держал речь: «В наших рядах ещё встречаются изменники, готовые предать Родину. Казачков – один из них». Впрочем, увидев меня, он осёкся: «Явился дезертир. Видно, испугался расплаты».

Я попытался объяснить, как всё случилось, но полит­рук был неумолим. Разрядил обстановку командир батареи капитан Райский. «Вот что, Казачков, – сказал он, – придётся тебе на фронте смыть кровью свой проступок. Согласен?» Тем всё и закончилось. А того политрука на фронте мне не довелось встретить…

ПОД ОГНЁМ ВРАГА

Наш эшелон разгрузился на одной из прифронтовых станций. И мы вскоре начали строить укреплённый наблюдательный пункт. Рыли землю, таскали брёвна для наката. Основная работа выполнялась ночью, так как днём неприятель обстреливал нас из миномётов.

Немцы периодически пускали осветительные ракеты. В такие секунды мы (обычно по четверо) по команде сбрасывали с плеч бревно и ложились на землю. Когда ракета гасла, опять взваливали груз на себя и тащили дальше. Уставали страшно.

Однажды на рассвете я проснулся от сильного гула и вибрации. Вышел из блиндажа и поразился: по всему горизонту над немецкими укреплениями стояла стена огня и дыма.

Так началась вошедшая в историю битва на Курской дуге. Наш участок под Орлом был частью этой огромной линии. Сколько длилась канонада, не знаю, но казалось, что очень долго. А потом внезапно, как по команде, всё стихло. И хлынул ливень, быстро превративший глинистую поч­ву в сплошное месиво.

Вестовой командира батареи передал мне приказ явиться на наблюдательный пункт.

«Казачков, – сказал капитан, – сдай мне все свои документы и быстро к командиру бригады. Пойдёшь в разведку, состав команды назначит комбриг».

Я захватил рацию и отправился. Оказалось, что на участке, где вела артподготовку бригада, сохранилось укрепление, из которого немцы обстреливали нашу идущую в наступление пехоту. Нужно было засечь это укрепление и передать данные своим артиллеристам.

Подойдя к линии окопов нашей пехоты, мы убедились, что противник ведёт интенсивный огонь из миномётов. Под ним можно было передвигаться только короткими перебежками. Командир сказал: «Нет смысла рисковать нам всем. Я возьму с собой двух человек, а остальные ждите нас здесь. Если не вернёмся в течение часа, идите выполнять задание самостоятельно».

К счастью, наши товарищи остались живы и задание выполнили.

Картина, открывшаяся перед нами за линией немецких укреплений, была по­истине ужасна. Поле битвы было усеяно телами убитых – наших и немецких солдат и офицеров. В тот момент я особенно остро понял, что такое война.

* * *

Вскоре наша 20-­я артиллерийская дивизия была снята с этого фронта и отправлена в резерв под Брянск. Затем её перебрасывали на разные участки великого сражения с фашистами. Мне и моим товарищам довелось воевать в составе 1­го и 2­го Белорусского, 1­го и 2го Прибалтийского фронтов. Было множество не­обычных и опасных эпизодов, но каждый раз думалось: самое страшное уже позади…

Семён КАЗАЧКОВ