– Твои мальчишки когда начали фразами говорить? – спрашивает у меня знакомая.

– Года в два.

– Мой к четырём. Молчун он у нас, весь в деда, – с гордостью заявляет знакомая.

Вот только поводов для гордости здесь немного. Если к трём годам ребёнок не способен составить примитивную фразу из трёх­четырёх слов, то родителям нужно немедленно обратиться к врачу.

-До этого возраста ребёнок мыслит образами – представляет себе ту или иную картинку, – поясняет доцент кафедры психотерапии и наркологии КГМА, врач-психотерапевт Марина Белоусова. – А затем начинает формировать мысль словами – весь мир он должен «опредметить», назвать, создать этакую картотеку с названиями и словами на каждый случай жизни. Если этого не происходит (что нынче совсем не редкость, буквально каждый третий малыш имеет отставание в развитии речи), то задержка речи постепенно превращается в задержку психоречевого развития, ведь речь – это такой «паровозик», который тянет за собой интеллект и мышление.

Мамы часто говорят о своих детях: он всё знает, но говорить не хочет. Врачи воспринимают эти слова родителей с настороженностью. Нехарактерна такая ситуация для раннего возраста, ведь это тот период, когда всё интересно и всё хочется – гулять, играть, говорить.

Ещё одной, чисто физиологической проблемой плохой речи ребёнка может быть патология лор-органов. Сегодня малышом с насморком никого не удивить – так, с соплями, простите, в садик и водят. А это аденоидиты, частые отиты, хронический двусторонний евстахеит, которые мешают малышу воспринимать звуки окружающего мира – он слышит, как сквозь туман, произношение звуков неправильное – речь с «французским прононсом», носовое дыхание затруднено… А ведь ребёнок учится правильно произносить слова, ориентируясь на то, насколько ясно и отчётливо он слышит речь взрослых.

ПОГОВОРИ СО МНОЮ, МАМА

Какое окружение у малыша на первом году жизни? В лучшем случае окружающие трясут перед ним погремушками, всевозможными яркими игрушками. Развивается пассивность созерцания. Сейчас все уходят в свою псевдоаутизацию – усталая мама утыкается носом в телефон (вам приходилось видеть, как мама, кормящая грудью младенца, в руке держит гаджет?), папа – у телевизора или весь в планшете. Но ребёнок для развития должен постоянно слышать речь, чтобы понимать – это единственное средство коммуникации, освоив которое, он получит ключ к миру взрослых, а все интересные занятия – у них. Но если ребёнку доступен гаджет, то зачем ему делать над собой усилие, чтобы говорить и слушать? Сидит себе в уголке и кнопки нажимает, там тоже интересно.

Заменить человеческое общение невозможно. Привычные мультики – это, скорее, фоновое сопровождение, пассивное созерцание. В мультфильмах не заставляют отвечать на вопросы, выстраивать диалог. Правда, у некоторых детей формируется «попугайская» речь: что слышу, то и транслирую, не задумываясь. Хотя сейчас в мультиках и речи больно-то нет, больше вскрики и междометия.

Мамы часто говорят о своих детях: он всё знает, но говорить не хочет. Врачи воспринимают эти слова родителей с настороженностью. Нехарактерна такая ситуация для раннего возраста, ведь это тот период, когда всё интересно и всё хочется – гулять, играть, говорить

ПРИЧИНЫ РАЗНЫЕ, РЕЗУЛЬТАТ – ОДИН

Речь у человека, будучи сформированной, может нарушиться и полностью прекратиться. Как так? У многих пациентов, перенёсших инсульт с левосторонней локализацией очага, затруднена речь – это один из главных симптомов возникновения заболевания, да и ранняя реабилитация после инсульта всегда включает работу по восстановлению речи. У человека два речевых центра: один отвечает за говорение (нижняя лобная извилина левого полушария) и центр, отвечающий за понимание (левая верхняя височная извилина). Если инсульт случается в «центре говорения», то человек всё понимает, а сказать не может – нарушается командный центр над артикуляцией, мысль не облекается словами. Если проблема с центром понимания, то речь человека становится похожей на бессвязную словесную «окрошку», без понимания произносимых слов и слухового контроля своих высказываний.

НЕ ПРИЗНАК ГЕНИАЛЬНОСТИ

И ещё одна проблема – всё больше появляется детей с проявлениями аутизма.

– В 2006 году такой ребёнок был один на десять тысяч младенцев, родившихся живыми, – вспоминает Марина Белоусова. – С 2009 года, по оценкам ВОЗ, началась не просто эпидемия – пандемия аутизма, и количество больных стало расти с ужасающей быстротой. В 2009 году это был уже один малыш на двести родившихся, сегодня соотношение – один на шестьдесят-восемьдесят. Это общемировые данные, открытых опубликованных по России на этот счёт нет. Но не думаю, что обстановка у нас значительно отличается от мировой. Хотя статистика может быть менее пугающей, но только потому, что родители «особенных детей» не спешат к врачам, даже когда у ребёнка явные проблемы с речью, развитием, поведением. Нужно ведь «выйти из тени» и заявить о себе, встать на учёт и пройти курс обследования и лечения в клинике психиатрического профиля. А они не готовы услышать и принять столь неприятную для себя информацию. Годами наблюдаются у невролога, педиатра, психолога, избегая встречи с психиатром.

Триада аутизма – это нарушение коммуникаций (ребёнок не стремится к общению, не говорит), нарушение социализации («я ни с кем не хочу общаться, я сам по себе, играю один»). Ну, это ж мы не лечим, правда? И третье – стереотипия, «застревание» на чём-то (бегает по кругу, машет руками, раскачивается без конца, играет с одними и теми же игрушками, собирает, например, бесконечные ряды из кубиков). Всего три составляющих, на основе которых психиатр может поставить диагноз расстройств аутистического спектра.

«Золотой стандарт» для постановки такого диагноза – два – два с половиной года, хотя обнаружить черты аутизации можно уже на первом году жизни ребёнка. И тут важно не упустить время, с ребёнком нужно заниматься, попытаться социализировать его, чтобы хоть как-то подготовить к обучению и пребыванию в группе сверстников.

Тяжёлые формы аутизма видно сразу, прогноз там серьёзный. Детям требуется наряду с медикаментозной помощью постоянное коррекционное сопровождение, и организация комплексной реабилитации такого ребёнка зачастую становится заботой родителей. Иногда на фоне постоянной усталости и депрессии от происходящего у родителей меняется картина мира, они постепенно начинают воспринимать всех как врагов, (врачей в первую очередь) и вести себя так, будто все им должны. С таких позиций конструктивный диалог выстраивать трудно. Есть и другие родители, которых, к счастью, становится все больше. Приходит умная мама: «Я знаю проблемы, которые есть у моего ребёнка. Но понимаю, что для него главный гарант реабилитации – это здоровый социум. Ради этого хочу водить его в этот садик, где он даже раскрываться начал на музыкальных занятиях и хочет идти на праздники». Такая родительская позиция вызывает уважение.

Есть более лёгкая форма аутистических расстройств – синдром Аспергера (аутистическая психопатия), когда человек немножко странноватый, этакий добрый чудак. Невредный, неагрессивный, владеет речью, способен к обучению и формированию контактов, к социализации и построению семейных отношений. Но если все люди имеют разносторонние интересы, то наш чудак копает «шахту своего интереса», пока сил хватит, не отвлекаясь на окружающие соблазны и проблемы. Возможно, все великие учёные отчасти застряли в рамках своего специфического интереса, превзойдя остальных. Так что…

Принято считать, что гениальность и помешательство всегда идут рука об руку. Бывает, открываешь учебник по психиатрии – и все великие там. Учебник по шизофрении – здравствуйте, те же самые. Главу по эпилепсии посмотришь – опять старые знакомые. И всё же болезнь не гарант гениальности или особенных способностей.

Пару десятилетий назад появился поэтический термин «дети-индиго» – клише, которое охотно используют некоторые психологи. «Эти дети пришли в мир, чтобы его исправить, и совсем не похожи на остальных. Они творцы, вольнодумцы, они нарушители спокойствия. Для них нет ничего, что они могли бы уважать». Так пишут о детях-индиго. Но когда такой ребёнок оказывается на приёме, то у него нередко обнаруживается психическое расстройство – лёгкая форма аутистических проявлений. Конечно, «индиго» для мамы звучит приятнее, усыпляет её подспудное ощущение, что с ребёнком «что-то не то», уводит от необходимости с ним заниматься. «Он гениален, зачем же я буду выравнивать его с серой массой». Но хочется спросить: «Ведь ты же хочешь, чтобы он, как все, пошел в школу, учился без труда, осваивал программу, дружил, соблюдал социальные нормы, понимал границы дозволенного? Готова ли ты меня услышать, понять и начать действовать во благо ребёнка?»

ОТКУДА ОН, АУТИЗМ?

– Скорее всего, в основе – комплекс причин. Еда, генетика, экология, электромагнитные сети, в которых мы все пребываем, гаджеты. Вам хоть раз попадалась научно-обоснованная статья о физическом (например, электромагнитном) влиянии гаджетов на мозг? Мне – нет. В нашу цивилизацию ворвалась мощная техногенная составляющая, которая теперь постоянно присутствует и востребована в каждой семье. В своё время была у меня статья о вреде гаджетов для развития детей раннего возраста, так я столько непонимания встретила со стороны родителей… «Как же вы говорите о вреде, когда везде пишут – «развивающий компьютер»?» Оно и понятно – зачем я буду играть с ребёнком в настольные игры или до мозолей на языке разговаривать, описывая словами всё вокруг, лучше вложусь однажды в покупку компьютера и обеспечу покой себе и занятие ребёнку. А потом родители просят «достать» тринадцати-четырнадцатилетних подростков из ноутбука…

Заменить человеческое общение невозможно. Привычные мультики – это, скорее, фоновое сопровождение, пассивное созерцание. В мультфильмах не заставляют отвечать на вопросы, выстраивать диалог. Правда, у некоторых детей формируется «попугайская» речь: что слышу, то и транслирую, не задумываясь

Все зависимости имеют единое начало, единое общее ядро – «центр удовольствия». И «сажается» любая зависимость, в том числе химическая, легче всего на предшествующую игровую. Опасен ли гаджет для школьника? Спросите про опасность ножа у врача и у полицейского. Для врача это инструмент спасения человеческой жизни, для милиционера – потенциальное орудие убийства. Так же и гаджет. Он должен быть вещью, а не смыслом существования.

Стоит ли врачу настойчиво уговаривать родителей ориентироваться на возможности конкретного ребёнка, а не на собственные ожидания от него?

– К сожалению, общение с некоторыми родителями напоминает «ярмарку тщеславия», говорит Марина Владимировна. – К примеру, родители плохо говорящего ребёнка включают в его дошкольное обучение второй – иностранный язык, например, китайский, на котором никто из членов семьи не разговаривает. Вопреки рекомендациям логопедов.

СЛУШАЙТЕ ВРАЧА

Задача врача – поставить диагноз и назначить лечение, разъяснив трудности, с которыми столкнётся семья, если не начнёт коррегировать имеющееся расстройство развития. Остальное – дело и ответственность родителей. Раньше всё решал авторитет врача. Сейчас врачу противостоит «коллективный разум» и авторитет Интернета.

Для определения статуса и дальнейшей маршрутизации детей с особыми образовательными потребностями в республике есть психолого-медико-педагогическая комиссия. Встреча со специалистами в рамках этой комиссии – не кара для ребёнка, не экзамен для семьи, это – ресурс, которым можно и нужно пользоваться.

Задача врача – поставить диагноз и назначить лечение, разъяснив трудности, с которыми столкнётся семья, если не начнёт коррегировать имеющееся расстройство развития. Остальное – дело и ответственность родителей

Не стоит праведными и неправедными путями устраивать ребёнка в обычную школу, если ему совершенно точно нужна иная, упрощённая программа обучения, которая есть в школе коррекционного профиля. Не надо прятать его дома – ему нужно детство: с друзьями, с посещением уроков, с похвалами и преодолением трудностей, с детскими праздниками и необходимостью выстраивать отношения с людьми.

И не стоит принимать в штыки выводы врачей комиссии, расценивая специалистов психиатрического профиля как врагов. Подумайте: зачем, из каких соображений врачу ставить «неприятный» диагноз? Но если ребёнку требуются лечение и реабилитация, подбор образовательной программы, оформление инвалидности, длительное коррекционное сопровождение, обо всём этом стоит поговорить с врачом и получить объективную информацию. Поверьте, даже тяжёлые клинические случаи в окружении правильно организованной комплексной помощи и родительского участия можно существенно улучшить.