Несколько фактов к юбилею уголовно-исполнительной системы

В марте 1879 года в России было создано Главное тюремное управление, которое возглавил политик, учёный с мировым именем и наш земляк Михаил Николаевич Галкин-Враской. И это отнюдь не единственный факт, тесно связывающий наш регион со специфическими моментами отечественной истории.

ОТ ПРАВДЫ ЯРОСЛАВА ДО АРТИКУЛА ПЕТРА

Начнём с преамбулы. Пенитенциарная история куда продолжительнее существования единой уголовно-исполнительной системы, отмечающей в эти дни своё 140-летие. Ведь преступление и наказание, как это ни печально, сопровождают человеческое общество с библейских времён. Но если мотивы преступлений и их основные виды по большому счёту остаются неизменными, то представления о санкциях в разные эпохи различаются кардинально. К примеру, заключение под стражу стало уголовным наказанием лишь несколько веков назад, хотя «места лишения свободы» существуют как минимум несколько тысячелетий.

Слово «уголовник», как можно догадаться, происходит от «головы», с которой злоумышленник в прежние времена мог быстро расстаться. К примеру, во времена «Русской правды», действовавшей с XI по XVI век, вор, застигнутый в ночи на месте преступления, мог быть тут же на законных основаниях лишён жизни. Убийство свободного человека наказывалось кровной местью, которую должен был осуществить родственник убитого, либо вирой (штрафом) в сорок гривен. Такая мелочь, как прилюдное оскорбление, связанное, скажем, с отрезанием человеку части бороды или усов, могла оставить обидчика без руки. О «посадках» же речи не было.

Заключение под стражу стало уголовным наказанием лишь несколько веков назад, хотя «места лишения свободы» существуют, как минимум, несколько тысячелетий

Ещё более жестоким было уголовное право Золотой Орды, ведущее начало от Великой ясы Чингисхана. Начиналась она практически с библейских заповедей: «Любить друг друга, не прелюбодействовать, не красть, не лжесвидетельствовать, не быть предателем, почитать старших и нищих». Заканчивалась же в духе времени: «Если найдётся кто-либо нарушающий эти заповеди, таковых предавать смерти». На этом фоне Судебник Ивана Грозного, пришедший с новой властью в Казанское царство, выглядел поистине образцом гуманизма.

Соборное уложение 1649 года предусматривало смертную казнь за более чем полсотни разновидностей преступлений. Оно следовало принципу: око за око, зуб за зуб. Причём в ряде случаев казнь была особенно показательной: за поджог (а также за богохульство, низводящее в геенну огненную) преступника сжигали, фальшивомонетчикам заливали горло расплавленным металлом. Помимо системы штрафов, были установлены «болезненные» и «членовредительные» наказания. Первые подразумевали битьё кнутом или батогами, вторые – клеймение, отрезание ушей, вырывание ноздрей и прочие средневековые ужасы (которые, впрочем, имели место до начала XIX века). Важное место в числе санкций заняло, однако, и тюремное заключение (на определённый срок или «на сколько государь укажет»).

Впрочем, ни при Алексее Михайловиче, ни при Петре Алексеевиче отправкой на нары не увлекались. Петровский «Артикул воинский» (отразивший схожие европейские документы) предусматривал смертную казнь почти за сто видов преступлений. А главной альтернативой ей были каторжные работы, весьма востребованные в реформируемом государстве (в том числе в Казанском адмиралтействе), или бессрочная ссылка на галеры. Последняя, в частности, ожидала насильников и мужеложцев – чтобы было куда энергию девать.

Совершенствованием системы тюремных учреждений впервые озаботилась лишь Екатерина II. Однако время, опалённое Крестьянской войной Емельяна Пугачёва, не способствовало реализации гуманистических идей. Впрочем, губернская реформа всё-таки посодействовала будущей пенитенциарной централизации. В каждой губернии, по замыслу императрицы, появились губернский и уездные тюремные замки. Причём последние, согласно типовому проекту казанского архитектора Петра Пятницкого (построившего комплекс Казанского университета), строились как единый ансамбль с помещениями суда, казённой палаты и полицейского управления. К слову, старейший уездный замок расположен в Мензелинске и по сей день используется по прямому назначению – здесь находится СИЗО №4.

ИСТОРИЯ ПУГАЧЁВА И ЧЕСТЬ МУНДИРА

Самым известным заключённым в царствование просвещённой императрицы был Емельян Пугачёв. В декабре 1772 года для следствия это был лишь бродяга, пойманный в селе Малыковка (ныне город Вольск Саратовской области) за подстрекательство яицких казаков к переходу «в турецкую область».

Для проведения следствия Пугачёв был отправлен сначала в Симбирск, а затем в Казань, которая к тому моменту стала главным перевалочным пунктом для осуждённых на каторгу. Сюда отправляли все этапы из европейской части России, которые затем, гремя кандалами, следовали по печально знаменитому Сибирскому тракту (о котором сегодня казанцам напоминает одноимённая улица). Интересно, что ночевать каторжники в порядке петровской постойной повинности должны были в «обывательских» домах в придорожных деревнях. Несколько из них, к слову, полным составом переселились в нынешний Балтасинский район республики, спасаясь от визитов арестантов и произвола конвойных команд.

В январе 1773 года Пугачёв, сознавшийся лишь в том, что он беглый донской казак, был приведён на допрос к казанскому генерал-губернатору Якову Брандту, который не придал значения делу и в донесении Сенату назвал арестованного «вралём». Оценка, в принципе, правильная, но лишённая необходимого масштаба.

Дальнейшие события описаны в книге известного краеведа Михаила Пинегина «Казань в её прошлом и настоящем», изданной в Петербурге в 1890 году. Покуда на Яике народ уже будоражила молва о чудом спасшемся императоре Петре Фёдоровиче, в Казани Пугачёв успешно притворялся смиренным старообрядцем, страдающим «за крест и бороду». Усердный богомолец заслужил уважение других арестантов и даже послабление режима. Начальство спокойно отпускало Пугачёва под конвоем двух солдат просить милостыню на пропитание, как тогда было заведено. Неред­ко такие выходы проходили с «товарищем по несчастью» – бывшим купцом Парфёном Дружининым, которого Пугачёв привлёк к разработке побега, запланированного на конец весны. Кроме того, удалось склонить к соучастию и одного из караульных солдат – Григория Мищенкова. Второго, по фамилии Рыбаков, к нужному моменту решили напоить: милостыня от старообрядцев такую возможность давала.

…По пути следования арестанты «неожиданно» увидели кибитку. Убедив пьяного конвоира, что на своих двоих до тюрьмы ему не дойти, «сторговались» с ямщиком (коим был сын Дружинина), забрались в телегу и, укрывшись рогожей, благополучно выехали из Казани. Пьяного же солдата выбросили у села Царицына.

История эта была хорошо известна и Пушкину, написавшему «Историю Пугачёва». Однако у Александра Сергеевича она представлена иначе. «Пугачёв содержался в тюрьме не строже прочих невольников. Между тем сообщники его не дремали. Однажды он под стражею двух гарнизонных солдат ходил по городу для собирания милостыни. У Замочной Решётки (так называлась одна из главных казанских улиц) стояла готовая тройка. Пугачёв подошел к ней, вдруг оттолкнул одного из солдат, его сопровождавших, другой помог колоднику сесть в кибитку и вместе с ним ускакал из городу».

В Казань отправляли все этапы из европейской части России, которые затем в кандалах следовали по печально знаменитому Сибирскому тракту

Секрет разночтений заключался в цензуре, которую в отношении Пушкина осуществлял сам Николай I. Появление повозки и предательство первого конвоира укладывались в «теорию заговора», но вот поведение второго (описанное у Пинегина) бросало тень не только на честь мундира, но и на всё государство бабушки Екатерины. Поэтому солдата пришлось «оттолкнуть»…

1 июня Брандтом была получена секретная депеша Тайной экспедиции Сената. По её определению, датированному еще 6 мая, за попытку склонить яицких казаков оставить службу и уйти за рубеж Пугачёва требовалось наказать плетьми и сослать на каторжные работы в зауральский город Пелым под строгий надзор. Но бумага опоздала на три дня.

Разгильдяйство чиновников обернулось для империи настоящей гражданской войной. Через год она дойдёт и до Казани, почти уничтожив город. «Так бедный колодник …отпраздновал своё возвращение! – пишет Пушкин. – Тюремный двор, где ожидал он плетей и каторги, был им сожжён».

Интересно, что, когда Пугачёва сдадут свои же соратники, конвоировать его из Яицкого городка (ныне Уральск, Западный Казахстан) будет сам фельдмаршал Суворов, показывая, по словам классика, пример бдительной службы.

«Пугачёв сидел в деревянной клетке на двухколёсной телеге. Сильный отряд при двух пушках окружал его. Суворов от него не отлучался. В деревне Мостах (во сте сорока верстах от Самары) случился пожар близ избы, где ночевал Пугачёв. Его высадили из клетки, привязали к телеге вместе с его сыном, резвым и смелым мальчиком, и во всю ночь Суворов сам их караулил».

ДВА СОЛНЦА ИМПЕРАТОРА

Через три года после пушкинского визита Казань посетил император Николай I, известный как поборник законности и порядка. Именно при нём были оформлены «Cвод законов Российской империи» и «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных», в котором вполне официально появилось словосочетание «в местах не столь отдалённых» (касательно ссылки на поселение).

Развернулась нешуточная борьба с коррупцией. В начале 50-х годов XIX века под судом находились более 2500 чиновников, в столице и на местах стали регулярно проводиться ревизии.

Своего рода ревизию в августе 1836 года император провёл и в Губернском тюремном замке в Казани (ныне действующий СИЗО №1 на улице Япеева). За несколько лет до этого в России появилась «Инструкция смотрителю губернского тюремного замка», а затем утверждённый Николаем I «Свод учреждений и уставов о содержащихся под стражей ссыльных». Им устанавливались нормы питания и рабочего времени арестантов (до четырнадцати часов летом и до десяти – зимой), форма одежды. Для профилактики побегов арестантская шинель и брюки получили, соответственно, рукава и штанины двух цветов, серого и бурого. На шинель сзади нашивался жёлтый ромб, прозванный «бубновым тузом». Каторжникам стали выбривать половину головы, причём в зависимости от вида совершённого преступления – вдоль или поперёк…

Николая сопровождал губернский прокурор Солнцев, известный как прекрасный юрист, человек неподкупной честности и, кстати, бывший ректор Казанского университета. В книге «Внимание! Зона!», изданной республиканским УФСИН, описан любопытный случай, произошедший во время визита. Покуда самодержец, удовлетворившись осмотром казённого дома, изучал список из трёхсот имён, кличек и прегрешений арестантов, Солнцев стал по памяти выкликать заключённых, рассказывая  императору, кто, за что и на сколько посажен. И ни разу не ошибся, поразив высокого гостя до глубины души. «У меня в России два солнца: одно – на небе, другое – ты», – заявил император, проча Солнцева на службу в Петербург. Тот, однако, дипломатично отказался, опасаясь интриг и влиятельных завистников.

В Уложении о наказаниях вполне официально появилось словосочетание «в местах не столь отдалённых»

Помимо всего прочего, в ходе визита Николай распорядился учредить в городе Арестантскую роту гражданского ведомства. Её «клиентам», к слову, предстояло восстанавливать город после большого пожара 1842 года. А уже в другую эпоху, в 1881 году, рядом с бывшими «арестантскими ротами» будет построен земский арестный дом. Ныне это здание больницы для осуждённых, расположенной на территории казанской исправительной колонии №2 в районе площади Вахитова.

САМЫЙ ЧЕЛОВЕЧНЫЙ ТЮРЕМЩИК

12 марта 1879 года при российском Министерстве внутренних дел впервые было создано единое пенитенциарное ведомство – Главное тюремное управление. При этом начальник ГТУ официально имел право докладывать императору, минуя главу МВД. Человеком с такими привилегиями и ещё большим грузом ответственности стал уроженец Казанской губернии Михаил Николаевич Галкин-Враской.

Отцом будущего статс-секретаря Его Величества, появившегося на свет в родовом имении – селе Полянки Спасского уезда, был Николай Алексеевич Галкин, директор Первой казанской гимназии. Помимо этой чрезвычайно престижной должности, он был известен как участник экспедиции Беллинсгаузена – Лазарева, открывшей Антарктиду, и член-корреспондент Санкт-Петербургской медико-хирургической академии. Мать его Надежда Николаевна была последней из старинных дворян Враских и ходатайствовала перед императором Александром II, чтобы её родовая фамилия была присо­единена к фамилии мужа. Кстати, казанский дом Галкиных сохранился до наших дней (ул. Карла Маркса, 37).

Окончив юридический факультет Казанского университета, Галкин-Враской начал службу в управлении оренбургского генерал-губернатора. В 1858 году он, продолжая семейные «географические» традиции, отправился отсюда с дипломатической миссией полковника Игнатьева в Хиву и Бухару. Экспедиция была довольно рискованной, но позволила выиграть у англичан очередной раунд большой игры за контроль над Центральной Азией. Михаил Николаевич зарекомендовал себя не только отважным путешественником и дипломатом, но и серьёзным учёным. За публикацию «Этнографических материалов по Средней Азии и Оренбургскому краю» он заслужил признание Парижского и серебряную медаль Русского географических обществ.

К всестороннему исследованию тюремного вопроса его подтолкнуло не только криминогенное состояние пореформенной России, но и несчастливые личные обстоятельства. Для лечения жены от чахотки Галкин-Враской испросил длительный отпуск и на два года отправился в Европу, где, помимо прочего, досконально изучил все пенитенциарные достижения. По возвращении в Казань, уже вдовцом, он начнёт работу над уникальной книгой «Материалы к изучению тюремного вопроса», а в 1867 году войдёт в состав Петербургского тюремного комитета, стараниями которого в столице была возведена экспериментально-образцовая тюрьма. Во главу угла уже тогда было поставлено нравственное исправление осуждённых. Инструментом для этого служил принудительный, но оплачиваемый труд: в тюрьме были устроены столярные и слесарные мастерские, разведён огород, снабжавший тюрьму овощами. Создана была и возможность для покаяния в отрыве от уголовного «сообщества»: на ночь арестантов разводили по одиночным камерам.

…Схоронив жену, а затем и малолетнего сына, Михаил Николаевич обратился к православию. Многолетнее служение обществу, начиная с избрания его в Казани земским гласным (депутатом тогдашней «Казгордумы»), не омрачилось ни единым коррупционным скандалом. Затем на посту губернатора Эстляндии он самоотверженно боролся с онемечиванием провинции, заставив перевести на русский язык документооборот и губернскую газету, противодействовал помещикам-немцам, притеснявшим эстонских крестьян. После назначения в 1870 году саратовским губернатором приобрёл огромную популярность мероприятиями по городскому благоустройству, строительством учебных заведений и храмов (различных конфессий!), детских приютов и пенитенциарных заведений. Являя пример веротерпимости, заключённым-мусульманам в городской тюрьме он предоставил возможность отдельного питания.

Принципы, заложенные Галкиным-Враским, по сей день являются базовыми для отечественной уголовно-исполнительной системы

Возглавив Главное тюремное управление, Галкин-Враской проявил себя и как теоретик, и как талантливый администратор. Его стараниями в России строились современные тюрьмы, были созданы губернские тюремные инспекции (прообраз нынешних территориальных органов ФСИН), а для противодействия любому произволу – «попечительские о тюрьмах комитеты». Были детально проработаны нормы питания и содержания контингента. Закрепилось чёткое разделение арестантов по полу и возрасту. Для малолетних правонарушителей были учреждены исправительные приюты, в которых подростков обучали какому-либо ремеслу и выпускали на поруки работодателю. Большое внимание стало уделяться религиозному воспитанию осуждённых: в Казанском тюремном замке появилась, к примеру, собственная церковь. Свободно допускались к заключённым и мусульманские священнослужители.

Не забывали при этом и о «соцзащите» тюремного персонала. Чины тюремной инспекции за 25 лет, а простые надзиратели – за 20 лет службы получали пенсию в размере оклада по последнему месту службы. Должность губернского тюремного инспектора была уважаемой: так, в Казани первым её занял потомственный дворянин и действительный статский советник Александр Теренин.

Принципы, заложенные Галкиным-Враским, по сей день являются базовыми для отечественной уголовно-исполнительной системы. Не­удачной оказалась лишь одна его реформа – по «колонизации» Сахалина. Ряд историков утверждает, что именно это стало причиной прошения об отставке в 1896 году. Последняя, впрочем, оказалась весьма почётной: 20 лет – до  конца жизни – Михаил Николаевич являлся членом Государственного совета и был удостоен высшей награды Российской империи – ордена Андрея Первозванного.