Прошел очередной Международный день родного языка. Жаль, что только день, и что прошел. Вспоминай мы про него не раз в году, а ежедневно, глядишь, больше бы следили за речью – публичной и обиходной (чего стоят предвыборные дебаты кандидатов в президенты!) Что толку воспевать «могучий, великий, правдивый и свободный», когда мы сами постоянно и варварски испытываем его на «живучесть». Примеры?
«В театре показали такую шнягу, что я из зала сбежала!» – вещает популярная ведущая московской радиостанции. Типун ей на язык! Прежде, чем употребить этот жаргонизм, ей стоило бы заглянуть в «Толковый словарь молодежного сленга». У «шняги» (кроме как подделка, дешевка), еще шесть значений, и первое – «мужской половой орган». Как иронизирует блогер: «Когда такие ведущие в эфире, Розенталь и Ожегов вращаются в гробу, как динамо-машина!»
За последнюю пару десятков лет в русский разговорный язык вползли и повсеместно распространились сонмы слов-паразитов. Взять двусмысленную частицу «как бы», которая как бы все ставит под сомнение. Вспомним стихотворение Евтушенко «Я живу в государстве по имени Как бы»: «Наше «как бы» везде, словно будничное полоумье». Теперь к этому «сорняку» присовокупилось клише «на самом деле», к месту и не к месту вставляемое в речь. Этот вербальный вирус (лингвистический термин) обрел масштабы пандемии! А высокое слово «история» (рассказ о прошедшем, узнанном) медийный люд превратил в универсальную текстовую затычку. Хотя в ряде случаев можно обойтись более точными по смыслу синонимами: явление, случай, событие, ситуация… Правда, тут надо включать мозги, а это, как сейчас принято говорить, совсем другая история!
Еще напасть – секвестрирование языка, проще говоря, обрезание. Нефтянка, встречка, наличка, вторичка… Краткость, конечно, сестра таланта, но не до такой же степени! Слова-мутанты проникли даже в официоз. Вот заголовок к сообщению о кадровом назначении в правительстве: «Новый вице-премьер будет отвечать за социалку». Надо полагать – за проблемы в социальной сфере. Но словосочетание слишком длинно, а так – короче. «Короче, Склифосовский!» Людоедка Эллочка Щукина это еще в 20-х ущучила.
Лев Толстой в начале ХХ века сетовал: «Скоро мы все перестанем понимать язык народа». И приводил пример языкового вымирания: «Какому-то ученому, изучавшему племя атцуров, аборигены сказали: «Все атцуры перемерли, но тут есть попугай, который знает несколько слов их языка». В нашем случае до попугая, надеюсь, дело не дойдет, хотя в Интернете уже не говорят, а «лайкают».
В пору собкорства мой телетайп регулярно проверяли связисты Центрального телеграфа. Закончив работу, оператор отбивал на ленте контрольную код-строчку: «В чащах юга жил-был цитрус? Да. Но, фальшивый экземпляр!» Этой абракадаброй тестировалась клавиатура аппарата – в ней использованы все буквы алфавита и знаки препинания. Если мы и впредь станем с таким же небрежением относиться к родному языку, «обогащая» его лишь иностранными заимствованиями, «новоязом», сленгом и матом, он по лаконичности сможет дать фору телеграфной шифровке.