Вот и долгожданная хата с потускневшими глазницами окон, потемневшим фронтоном, верандой, разлюбезной когда-то банькой и с каким-то незнакомым, заросшим высокой травой, просторным только в памяти двором.

Все радости и горести послевоенного, далеко не сытого, единственного и неповторимого детства связаны с этим близким сердцу уголком, надёжно защищённым яблонево-вишнёвым садом, кормильцем-огородом и красотой лесного заповедника.

До последнего времени, после смерти матери, жизнь и порядок поддерживались здесь родственниками. После выхода на пенсию сменить городскую квартиру на свой старенький, но ещё крепкий дом, перебраться в родную деревню решил и сам.

Трудно передать волнение «блудного» сына, перешагнувшего порог отчей обители. Как же стосковалась душа по незатейливой мебели, уцелевшим комоду, дивану, венским стульям, массивной печи, по железной кровати с пуховой периной, на которой когда-то безмятежно отсыпался по возвращении домой, и по семейным фотографиям в рамках на стене.

Каждая из них возродила в душе, памяти яркие эпизоды детства, юности. Перед глазами – фото молодой, красивой матери. Одно загляденье, как она жала рожь, одним движением делала скрутки из жнивья, связывала снопы, ловко укладывая их в бабки. Как настойчиво учила меня, малыша, раскладывать и закреплять их в телеге, на которой с помощью лошадки я отвозил снопы на колхозный ток, где по тем временам чудо-машина обмолачивала их.

Не лучшим образом на жизнь и настроение сельчан повлияло затопление тысяч гектаров плодородных пойменных площадей при строительстве каскадов гидростанций. Многолетние травы шагнули тогда на поля, потеснив зерновые культуры. Резко поднялись затраты на заготовку кормов, что негативно отразилось на животноводстве, крестьянских хозяйствах

Лучшим в округе был у нас малинник, раскинувшийся на живописной окраине поселения. Как я любил собирать и, конечно же, лакомиться сладкой сочной ягодой, которой мы наполняли лотки и отправляли их безвозмездно в детский сад, что также запечатлено на фото.

Вспомнилось и то, как малышом оказался на пойменных камских лугах. В памяти поездка колхозного обоза на заготовку сена в богатой травостоем пойме реки, куда вслед за ним несколько километров босиком бежал Татьянин (так звали маму) сынишка, которого вначале не взяли с собой.

Старшие из травы сплели мне обувь и до конца продлили праздник на сенокосе, где на любимой лошадке Лыске подвозил сено. Навсегда запомнились наваристый суп  с кониной, быстротечная, ещё до разлива, Кама со сверкающими двухпалубными пассажирскими теплоходами и захватывающее купание в её тёплых водах. На глазах под руками заготовщиков сена росли стога, омёты, которые по зиме перевозились на фермы.

Не лучшим образом на жизнь и настроение сельчан повлияло затопление тысяч гектаров плодородных пойменных площадей при строительстве каскадов гидростанций. Многолетние травы шагнули тогда на поля, потеснив зерновые культуры. Резко поднялись затраты на заготовку кормов, что негативно отразилось на животноводстве, крестьянских хозяйствах.

Не оставили доброго следа в жизни сельчан и хрущёвские реформы по объединению районов, деревень, ограничению содержания частного скота, обложению налогами даже плодовых деревьев. Как говорится, чтобы сломать жизненный уклад, традиции, обезглавить село, большой мудрости и ума не надо.

Но и эти напасти не сломили, не привели мою деревеньку к исчезновению. Раньше воду жители брали из болота, потом пробурили скважину, подняли водонапорную башню, и появилась у нас чистая, мягкая, целебная вода, за которой стали приезжать даже горожане. В хозяйстве заработала животноводческая ферма, было сформировано продуктивное молочное стадо, построены клуб, магазин.

Всё это создавалось на моих глазах.

Никто не спросил у тружеников села, где и как им лучше жить и работать. Более ста доярок, механизаторов, дипломированных специалистов трудились на полях и фермах нашего небольшого хозяйства. А сейчас полностью ликвидировано общественное производство, закрыты ремонтные мастерские, на металлолом сданы комбайны, тракторы, другая техника

Как и чем живёт деревенька в настоящее время, с горечью и тревогой узнал у земляков вскоре после приезда.

С трудом нашёл знакомых, что вполне объяснимо. Одни на погосте, другие подались в иные края. Почти четверть домов уже заколочено, в некоторые изредка возвращаемся мы, пенсионеры. Закрыта школа, и детей возят учиться на центральную усадьбу. Лишь по редким праздникам открывается клуб. В исчезнувших садах, осиротевших домах смолкли песни птиц и людей.

Главный же урон нанесён в производственной сфере насильственным банкротством и разорением не только рядовых, но и рентабельных хозяйств. Никто не спросил у тружеников села, где и как им лучше жить и работать. Более ста доярок, механизаторов, дипломированных специалистов трудились на полях и фермах нашего небольшого хозяйства. А сейчас полностью ликвидировано общественное производство, закрыты ремонтные мастерские, на металлолом сданы комбайны, тракторы, другая техника. Для сельчан нет ни одного рабочего места, и заработок, средства к существованию они вынуждены добывать в городах и весях.

Землю же крестьян купировали мощные механизированные отряды так называемых инвесторов, взявших в аренду, а по сути, скупивших на корню земельные наделы. Пашут, возделывают в основном технические культуры – рапс, подсолнечник, быстро съедающие гумус, плодородие почвы.

Таковы итоги рыночных реформ…

– На научной основе у нас был внедрён раньше севооборот, – взволнованно говорит бывший агроном хозяйства. – Он включал многолетку, чистые пары, бобовые и другие культуры, работающие на восстановление плодородия. Теперь нарушаются все условия землепользования.

Не меньше обид, нареканий услышал от фермеров, закрепившихся на земле. Здесь и трудности с хранением и реализацией продукции, и растущая дороговизна удобрений, горючего, запчастей, которая съедает львиную долю доходов. Не в лучшем положении земляки, сохранившие на подворьях скот и птицу. Даже солому у арендаторов им приходится покупать за немалые деньги, не говоря уже о зерне, фураже.

Горькую досаду высказал бывший пчеловод, ответственный, трудолюбивый человек, создавший лучшую в районе пасеку в 150 ульев. Не стало хозяйства, постарел её хранитель, навсегда исчезло с поляны пчелиное царство.

– Раньше специально для пасеки выращивали медоносные культуры, – отмечает он.– Теперь же в самую горячую пору медосбора новые хозяева опрыскивают технические культуры ядохимикатами от вредителей и болезней, подвергая гибели пчёл частного сектора. О нас они не думают…

Такими вот невесёлыми фактами, событиями, мыслями поделились со мной земляки, ставшие по существу чужими на родной земле.

Наверное, не везде подобная картина, где-то она более благостная. На своей малой родине я увидел её такой…