Вышинский: Вы можете ли чго-нибудь добавить к вашим вчерашним показаниям?
Строилов: Я был послан на два года в Германию и занял должность старшего инженера горной секции технического бюро в Торгпредстве. Началось дело постепенно, с моего знакомства с фои-Бергом. Берг был осведомителем ряда органов. У меня был разговор с Бергом относительно вопросов нашего строительства, и Берг рекомендовал мне прочитать книгу Троцкого.
Когда я был в СССР — в 1930 г. этот Берг был тоже в Москве. Вернувшись в Германию, я виделся с Бергом, и в одной из бесед со мной он сказал, что в СССР известно о моих антисоветских разговорах, а поэтому мне необходимо остаться в Германии.
В конце марта 1931 г. я связался с Вюстером, которого мне рекомендовал фон-Берг для того, чтобы он устроил мне поездку в Чехословакию и Францию для выяснения вопросов относительно разработки мощных угольных пластов. Вюстер сказал мне, что “это можно устроить, но нужно иметь письменное доказательство о том, что вы наш человек”. И я дал документ, о котором уже говорил, т. е. согласие не возвращаться в СССР и остаться работать в Германии вместе с ними и выполнять их поручения.
2 апреля я поехал к Вюстеру на улицу Армштрассе, он сказал мне: “Никакого разговора ни об оставлении вас в Германии, ни о вашем посещении Франции и Чехословакии быть не может. Вы должны выполнять наши поручения, как вы обязались, господин Строилов”. Он заявил, что сейчас говорит не от себя, а от тех политических кругов, которые, могут сделать одно из двух: или на основании ряда данных о якобы моей агитации засадить меня в германскую тюрьму, или же на основании этой записки — в советскую тюрьму. Я согласился выполнять указания Вюстера, т. е., попросту говоря, сделаться предателем.
В том же разговоре он указал, что мои ближайшие задачи состоят в том, чтобы я помогал немецким специалистам, а в особенности тем, кто по условленному паролю — “Привет от Вюстера”—обратится ко мне, чтобы я оказывал им всяческое содействие в размещении их на определенные должности в СССР, содействовал им в работе, не обращая внимания на технические недостатки.
Он указал мне далее, что я должен принимать меры к затормаживанию развития каменноугольной промышленности СССР. Попросту говоря, это была директива о вредительстве.
11 апреля была получена телеграмма с вызовом меня в СССР. В Новосибирске я был назначен свачала заместителем начальника управления рационализаторских и исследовательских работ, а в 1932 г. — начальником этого управления. До конца 1934 г. ко мне обратились по условленно с Вюстером паролю 6 немецких специалистов: Зомерегер, Вурм, Баумгартнер, Маас, Хауэр и Флееса. Эти агенты разведки была распределены по наиболее, ведущим местам.
Вюстеру я послал три информации. В ответ я получил директивы.
Вышинский: Какие директивы вы получали?
Строилов: Контрреволюционные, разрушительные директивы.
Первая моя информация — -в январе 1932 года через Флесса, рассказывавшая об огромном плане строительства в Кузбассе, была по существу шпионской. В августе Флесса вернулся и сказал, чте Вюстер требует, чтобы я приступил к созданию организации из контрреволюционно-настроенных специалистов.
В 1934 году, примерно в июне, через Зомерегера, ехавшего в отпуск, я сообщил — сколько вовлечено специалистов из числа советских граждан в контрреволюционную организацию. На это последовало указание перейти к решительным вредительским, разрушительным действиям.
Далее подсудимый Строилов показывает, что он был связан с одним иностранным официальным лицом.
— Что касается официального лица,— показывает Строилов, — то все его указания в основном сводились к расстановке людей. В частности, инженер Штиклинг по настоянию этого официального лица был послан и рекомендован мною для связи с контрреволюционной организацией в Кемерово.
По настоянию этого официального лица проводилось натравление советских и иностранных рабочих на советское правительство.
Вышинский: Теперь перейдем к вашей вредительской диверсионной деятельности.
Строилов: Иностранным специалистом Шебесто была сделана попытка взрыва копра на шахте 5—6. Были неоднократные попытки краж из центрального управления чертежей и зарисовок механизмов, испытываемых в промышленной обстановке в являвшихся нашими советскими изобретениями. Это относится к отбойному молотку, буровой машине и др. Затем намечалось поджечь электростанцию. Как сообщил мне впоследствии Зомерегер, оказалось, что промежуточная перегородка в машинном зале действительно была подожжена. Прохождение подземных выработок на шахте 5—6 поставлено было таким путем, что это полностью лишало возможности осуществить электровозную откатку. Затем была предложена так называемая система “Шебфло” по имени ее авторов: Шебесто, Флесса и Отта, дающая потерю 80 проц. угля.
Далее, были сделаны попытки прекратить все работы на верхнем горизонте в Прокопьевске. На шахте “Коксовая” фундамент компрессоров был наглухо связан с фундаментом здания. Это привело к такому дрожанию степ здания, что они, вот-вот, должны были развалиться.
На шахте им. Рухимовича инженером Вебером искусственно задерживалась проходка уклона для вскрытия нижнего горизонта, что повлекло за собой недопоставку коксующихся углей. В течение 2-х лет инженер Хауэр, игнорируя достоинство механизмов английских и американских, занимался перепроектировками только тех механизмов, которые изготовляют немецкие формы, в надежде на то, что эти механизмы закупят у них.
Флесса всячески компрометировал оборудование завода им. Кулакова проводил линия на необходимость выписывать электротехническое оборудование из-за границы. Каждая шахта проектировалась без учета подъездных путей, электроэнергии, дорог, и получалось такое положение, что шахты сдавались в эксплоутацию, а работать они не могли.
Вышинский: До какого состояния вы довели Кемеровский рудник?
Строилов: В последний раз я там был в 1935 году. Рудник я нашел в очень плохом состоянии. Выработка была сдавлена, что не давало возможности открывать забои. Вовсе не было выдержано соотношение пластов. Вентиляция запущена. Капитальные работы для второго горизонта не проводились. Это являлось следствием вредительства, которое осуществлялось группой Пешехонова.
По ходатайству государственного обвинителя подсудимому Строилову проявляется записная книжка, где значится запись московского телефона фон-Берга прл посещении последним Союза ССР. Строилов удостоверяет, что книжка принадлежит ему, Строилову, и что эта запись сделана им самим.
Тов. Вышинский просит суд приобщить к делу справку отеля “Савой” о том, что Берг Г. В., германский подданный, коммерсант, жил в отеле “Савой” с 1 по 15 декабря 1930 года. Номер телефона комнаты, занимавшейся Бергом, совпадает с номером, записанным в книжке Строилова.
Суд приобщает к делу справку директора гостиницы “Савой”, а также телефонно-адресную книжку германского государства, VII издание, том II, в которой значится берлинский адрес Вюстера, совпадающий с записью в записной книжке Строилова, и другие документы.
Государственный обвинитель проект суд приобщить к делу четыре въездных производства иностранного отделения административного отдела Президиума Мособлисполкома о въезде в СССР и месте жительства инженеров Вюстера, Берга, Флесса и Шебесто. По просьбе тов. Вышинского Строилову предъявляется 20 фотоснимков разных иностранцев. Рассмотрев снимки, Строилов опознает фотографии каждого из инженеров — Вюстера, Берга, Флесса и Шебесто.
Суд удостоверяет, что фотоснимки эта, предъявленные Строилову и опознанные им, идентичны фотоснимкам, имеющимся во въездных производствах.
Подсудимый Шестов из предъявленных ему фотографий опознает снимки Флесса и Шебесто.
Суд удостоверяет, что фотоснимки Флесса и Шебесто, опознанные Шестовым, также идентичны снимкам, имеющимся во въездных производствах.