Допрос подсудимого Пятакова
УТРЕННЕЕ ЗАСЕДАНИЕ 23 ЯНВАРЯ
Вышинский: Скажите, когда начался последннй период вашей подпольной троцкистской деятельности?
Пятаков: С 1931 г. — это последний период, не считая 1926— 1927 гг.
Вышинский: В чен выразилась эта деятельность?
Пятаков: в 1931 г. я был в служебной командировке в Берлине. Одновременно со мной было несколько троцкистов, в том числе Смирнов и Логинов. Меня также сопровождал Москалев. Был Шестов.
В середине лета 1931 г. в Берлине Смирнов Иван Никитич сообщил мне о том, что сейчас возобновляется с новой силой троцкистская борьба против советского правительства и партийного руководства, что он — Смирнов — имел свидание в Берлине с сыном Троцкого — Седовым, которым дал ему по поручению Троцкого новые установки, выражавшиеся в том, что от массовых методов борьбы надо отказаться, что основной метод борьбы, который надо применять, это метод террора и, как он тогда выразился, метод противодействия мероприятиям советской власти.
Вышинский: Когда это было?
Пятаков: Я месяца сейчас точно не могу припомнить, но это было в середине лета.
Вышинский: Где вы тогда работали?
Пятак: Я работал тогда в ВСНХ в качестве председателя Всехипрома.
Вышинский: А Смирнов где работал?
Пятаков: Смирнов работал в Главтрансмаше.
Вышинский: О каком Смирнове вы говорите?
Пятаков: Известный троцкистт Иван Никитич Смирнов.
Вышинский: Тот самый, который судился?
Пятаков: Да, тот самый, который впоследствии входил в объединенный зиновьев-троцкистский центр.
Вышинский: Вы с ним как встретились — на служебной почве или специально на почве ваших подпольных дел?
Пятаков: Мне ззтруднительно ответить на этот вопрос, потому что у меня были неоднократные встречи с ним и на служебной почве. В одну из таких встреч, когда у меня никого не было в кабинете, он стал мне рассказывать о возобновлении троцкистской борьбы и о новых установках Троцкого. Тогда же Смирнов сказал, что одной из причин поражения троцкистской оппозиции 1926—27 гг. было то, что мы замкнулись в одной стране, что мы не искали поддержки извне. Тут же он передал мне, что со мной очень хочет увидеться Седов, и сам от своего имени рекомендовал мне встретиться с Седовым, так как Седов имеет специальное поручение ко мне от Троцкого.
Я согласился на эту встречу. Смирнов передал Седову мой телефон, и по телефону мы условились относительно встречи. Есть такое кафе “Амцоо” недалеко от зоологического сада, на площади. Я пошел туда и увидел за столиком Льва Седова. Мы оба очень хорошо знали друг друга по прошлому. Он мне сказал, что говорит со мной не от своего имени, а от имени своего отца — Л. Д. Троцкого, что Троцкий, узнав о том, что я в Берлине, категорически предложил ему меня разыскать, со мной лично встретиться и со мной переговорить. Седов сказал, что Троцкий нни на минуту не оставляет мысли о возобновлении борьбы против Сталинского руководства, что было временное затишье, которое объяснялось отчасти и географическими передвижениями самого Троцкого, но что эта борьба сейчас возобновляется, о чем он, Троцкий, ставит меня в известность. При чем образуется или образовался, — это мне сейчас трудно вспомнить, — троцкистский центр; речь идет об объединении всех сил, которые способны вести борьбу против Сталинского руководства; нащупывается возможность восстановления объединенной организации с зиновьевцами.
Седов скааал также, что ему известно, что и правые в лице Томского, Бухарина и Рыкова оружия не сложили, только временно притихли что и с нини надо установливать необходимую связь.
Это было как бы введение, прощупывание. После этого Седов мне задал прямо вопрос: “Троцкий спрашивает, намерены ли вы, Пятаков, включиться в эту борьбу?” Я дал согласие. Седов не скрыл своей большой радости по этому поводу. Он сказал, что Троцкий не сомневался в том, что, несмотря на нашу размолвку, которая имела места в начале 1928 годя, он все же найдет во мне надежного соратника.
После этого Седов перешел к изложению сущности новых методов борьбы: о развертывании в какой бы, то ни было форме массовой борьбы, об организации массового движения не может быть и речи; если мы пойдем на какую-нибудь массовую работу, то это значит немедленно провалиться; Троцкий твердо стал на позицию насильственного свержения Сталинского руководства методами террора и вредительства. Дальше Седов сказал, что Троцкий обращает внимание на то, что борьба в рамках одного государства — бессмыслица что отмахиваться от международного вопроса нам никак нельзя. Нам придется в этой борьбе иметь необходимое решение также и международного вопроса или, вернее, междугосударственных вопросов.
Вышинский: Об этой встрече вы рассказывали кому-нибудь из своих сообщников?
Пятак: Да, я говорил. Я рассказывал Владимиру Логинову, который был управляющим треста “Кокс”; рассказал Биткеру, который работал в Берлине; рассказал Шестову, который был в той же комиссии по размещению заказов для угольной промышленности; рассказал моему секретарю, который являлся не только серетарем, но и доверенным мне человеком, – Москалеву.
Вышинский: Обвиняемый Шестов, вы слышали показания Пятаком?
Шестов: Да.
Вьшинский: Передавая вам о своей беседе с Седовым, Пятаков солидаризировался с Седовым или же он излагал эту беседу фотографически?
Шестов: Безусловно солидаризировался.
Вышинский: И он на вас воздействовал, чтобы вы приняли эту установку?
Шестов: Да.
Вышинский (снова обращается к Пятакову): Когда вы рассказывали Шестову о своей беседе с Седовым, вы придавали ей характер простой передачи или при этом высказывали и свое отношение?
Пятак: И с Шестовын, и с Владимиром Логиновым речь шла об осуществлении этой директивы.
Вышинский: Чем объяснить, что вы так
быстро дали согласие возобновить борьбу против партии и советского правительства?
Пятаков: Беседа с Седовым не явилась причиной этого, она явилась лишь толчком.
Вышинский: Следовательно, и до этого вы стояли на твоей старой троцкисткой позиции?
Пятаков: Несомненно, у меня оставались старые троцкистские пережитки, которые в дальнейшем все больше и больше разрастались.
Пятаков на вопрос тов. Вышинского показывает далее, что вскоре после первой встречи он имел второе свидание с Седовым. Как и первое свидание, это свидание было устроено И. Н. Смирновым. Встреча произошла опять в том же кафе.
Пятаков: Этот второй разговор был очень короткий, ои длился не больше 10—15 минут, а может быть, и меньше, и сводился к следующему.
Седов без всяких околичностей сказал: “Вы понимаете, Юрий Леонидович, что, поскольку возобновляется борьба, нужны деньги. Вы можете предостаить необходимые средства для ведення борьбы”.
Он намекал на то, что по своему служебному положению я могу выкроить кое-какие казенные деньги, попросту говоря, украсть.
Седов сказал, что от меня требуется только одно: чтобы я как можно больше заказов выдал двум немецким фирмам — “Берзиг” и “Демаг”, а он – Седов — сговорится, как от них получить необходимые суммы, принимая во внимание, что я не буду осбенно нажимать на цены. Если это дело расшифровать, то ясно было, что накидки на цены на советские заказы, которые будут делаться, перейдут полностью или частично в руки Троцкого для его контрреволюционных целей. Второй разговор на этом и закончился.
Вышинский: Кто назвал эти фирмы?
Пятаков: Седов.
Вышинский: Вы не поинтересовались, почему он именно эти фирмы называет?
Пятаков: Нет. Он сказал, что у него есть связи с этими фирмами.
Вышинский: У вас были свялзи и с другими фирмами?
Пятаков: Да, у меня связей было очень много. Но Седов назвал эти фирмы, очевидно, потому, что именно с ними у него были связи.
Вышинский: Вы и сделали, как советовал Седов?
Пятаков: Совершенно верно.
Вышинский: Расскажите, в чем же это выразилось?
Пятаков: Это делалось очень просто, тем более, что я располагал очень большими возможностями, и достаточно большое количество заказов перешло к этим фирмам.
Вышинский: Может быть, этим фмрмам передавались заказы потому, что это нам было выгодно?
Пятаков: Нет, не потому. Что касается фирмы “Демаг”, то это легко можно было сделать. Здесь шла речь относительно цен, ей платили больше, чем, вообще говоря, следовало.
Вышинский: Значит, фирме “Демаг” в силу договоренности с Седовым вы, Пятаков, переплачивали за счет советского государства некоторые суммы?
Пятаков: Безусловно.
Вышинский: А другой фирме?
Пятаков: “Демаг”” — это сама по себе фирма очень качественная, совсем не надо было применять никаких усилий в смысле рекомендации ей заказов. А вот насчет “Борзиг” приходилось уговаривать, нажимать, чтобы этой фирме передавать заказы.
Вышинский: Следовательно, “Борзигу” вы также переплачивали в ущерб советскому государству?
Пятаков: Да.
Вышинский: А вам не говорил Седов, что у Троцкого есть с этими фирмами договоренность?
Пятаков: Конечно, он с этого я начал Он говорил, что если я этим фирмам сделаю заказы, то он от этих фирм подучит тепы в.
Вышинский: Об этой встрече с Седовым вы кому-нибудь говорил?
Пятаков: Эта встреча была сугубо конспиративного характера и особенно о ней распространяться не приходилось.
Как выясняется из дальнейшего допроса, Пятаков использовал эту вторую встречу с Седовым для уточнения некоторых вопросов. В частности Пятаков запросил уточнения того, как понимать “противодействие мероприятиям советской власти”, как выражался Седов.
Пятаков: Я просил по этому поводу дать мне дополнительные разъяснения от Троцкого и ожидает от него ответа. Я ему сказал, что в Берлине есть некоторые троцкисты и что если он не сумеет непосредственно мне передать ответ, то, в случае моего отъезда, он может передать мне ответ через доверенных людей. Я тогда назвал Шестова. Кроме того, я назвал Биткера и Логинова.
Вышинский: Через Шестова вы получаете что-нибудь от Седова?
Пятаков: Да, в декабре 1931 Г. я был в Москве. Шестов, возвратившись из Берлина, зашел ко мне в ВСНХ, в служебный кабинет, и передал письмо.
Вышинский: Шестов явился к вам по служебному делу?
Пятаков: Он явился, чтобы передать письмо Троцкого и поговорить еще раз о развертывании троцкистской работы в Кузбассе.
Вышинский (обращаясь к подсудимому Шестову): Вы были у Пятакова?
Шестов: Да был. Это было в ноябре 1931 г.
Вышинский: Вы передали письмо? От кого вы его получили?
Шестов: Я получил письмо от Седова в Берлине.
Вышинский: Через кого-нибудь?
Шестов: Нет, лично от Седова.
Вышинский: Где вы получили это письмо?
Шестов: Я получил его в ресторане “Балтимор”, в заранее обусловленном месте. Это место явки мне было известно от Шварцмана, с которым связал меня Седов.
Вышмнсний: Что же вам Седов сказал?
Шестов: Он просто передал мне тогда не письмо, а, как мы тогда условились, пару ботинок.
Вышинский: Значит, вы получили не письма, а ботинки?
Шестов: Да. Но я знал, что там были письма. В каждом ботинке было заделано по письму. И он сказал, что на конвертах писем есть пометки. На одном стояла буква “П” – это значило для Пятакова, а на другом стояла буква “М” – это значило, для Муралова.
Вышинский: Вы передали Пятакову письмо?
Шестов: Я передал ему письмо с пометкой “П”.
Вышинский: А другое письмо?
Шестов: Другое письмо с пометкой “М” я передал Муралову.
Вышинский: Подсудимый Муралов, вы получили письмо?
Муралов: Получил.
Вышинский: С ботинком или без ботинка? (в зале смех).
Муралов: Нет, он привез мне только письмо.
Вышинский: Что было на конверта?
Муралов: Буква “М”.
Вышинский: Больше вопросов к Муралову и Шестову у меня нет. (Обращаясь к Пятакову). Что вы можете дальше рассказать о своей преступной троцкистской антисоветской деятельности?
Пятаков: Я получил письмо, которое выглядело так, как сейчас передавал Шестов, и, вскрыв его, крайне удивился: я ожидал записки от Седова, но оказалось, что в конверте записка не от Седова, а от Троцкого, и письмо было написано по-немецки и подписано “Л. Т.”.
Вышинский: Значит, письмо вы получили от Троцкого через Седова и через Шестова?
Пятаков: Да.
Вышинский: Что же было в этом письме?
Пятаков: Письмо это, как сейчас помню, начиналось так: “Дорогой друг, а очень рад, что вы последовали моим требованиям…” Дальше говорилось, что стоят коренные задачи, которые он коротко сформулировал. Первая задача — это всеми средствами” устранить Сталина с его ближайшими помощниками. Понятно, что “всеми средствами” надо было понимать, в первую очередь. насильственными средствами. Во-вторых, в этой же записке Троцкий писал о необходимости объединения всех антисталинских сил для этой борьбы. В-третьих, — о необходимости противодействовать всем мероприятиям советского правительства и партии, в особенности в области хозяйства.
Вышкинский: Эта письмо вы получили в конце ноября 1931 года?
Пятаков: Да, в конце ноября 1931 года.
Вышинский: После этого письма вы вскоре были еще раэ за границей. В каком году?
Пятаков: В 1932 году. Это было во второй половине 1932 года и тогда же я встретился в третий раз в Седовым.
Вышинский: Что вы делали в промежуток времени между получением вами письма от Троцкого в 1931 году и вашим вторичным появлением в Берлине в 1932 году?
Пятаков: В это время я был занят восстановлением старых троцкистских связей. Я сосредоточился, главным образом, на Украине. Когда я разговаривал с Логиновым в Берлине, мы с ним уговорились относительно организации украинского троцкисткого центра. Связь с этим центром была ммоей основной связью, если не считать впоследствии очень существенной моей связи, которая началась через Шестова с Западной Сибирью и с И. И. Мураловым.
Прежде всего мы восстановили украинские связи. Это—Логинов, Голубенко, Коцюбинский и Лившиц, обвиняемый по данному делу. Мы уговорились сначала с Логиновым, а впоследствии с остальным, относительно того, что они образуют украинскую четверку.
Вышинский: С кем из них вы говорили об этом?
Пятаков: Со всеми четырьмя.
Вышинский: И в том числе с Ливщицем?
Пятаков: Да.
Вышинский: Где Лившиц тогда работал?
Пятаков: На Украине, начальником дороги. Мы с ним давно были связаны по контрреволюционной троцкистской работе.
Вышинский: По какому поводу в 1931 г. начальник дороги появляется у вас, у заместителя председателя ВСНХ? Был к этому какой-нибудь деловой, служебный повод?
Пятаков: Нет, он пришел, желая непосредственно от меня получить подтверждение того, что ему передал Логинов. Я изложил ему свою встречу с Седовым и передал о директивах Троцкого, в террористических методах борьбы, о вредительстве.
Вышинский: Обвиняемый Лившиц, вы подтверждаете эту часть показаний Пятакова о вашей встрече с ним?
Лившиц: Да, подтверждаю. Я пришел в ВСНХ проверить правильность переданных Логиновым от Пятакова директив. Пятаков мне рассказал то же, что и Логинов: что методы борьбы, вторые проводились нами раньше, не дали никакого эффекта, что нужно идти на новые методы борьбы, т.е. на террор и на рвзрушительную работу.
Вышинский: У вас после этого бывали еще троцкистские разговоры?
Лившиц: Безусловно.
Вышинский (к Пятакову): Итак, перейдем к вопросу о вашем втором приезде в Берлин.
Пятаков: Второй приезд в Берлин состоялся в середине 1932 года. Седов узнал о моем приезде в Берлин и решил со мной встретится для того, чтобы получить, как
он сказал, необходимую информацию для Троцкого.
Когда я ему стал рассказывать то, что мне тогда было известно относительно начавшегося разворота работы троцкистско-зиновьевской организации, он меня прервал и сказал, что он это знает, так как имеет непосредственные связи в Москве, и что он просит меня рассказать о том, что делается на периферии.
Я рассказал о работе троцкистов на Украине и в Западной Сибири, о связах с Шестовым, И. И. Мураловым и Богуславским, который находился в то время в Западной Сибири.
Седов выразил крайнюю степень неудовольствия, не своего, как он сказал, а неудовольствия Троцкого тем, что дела идут крайне медленно и, в особенности, в отношении террористической деятельности. Он сказал: “вы мол, занимаетесь все организационной подготовкой и разговорами, но ничего конкретного у вас нет”. Он мне сказал далее: “Вы знаете характер Льва Давидовича, он рвет и мечет, он горит нетерпением, чтобы его директивы поскорее были прекращены в действительность, а из вашего сообщения ничего конкретного не видно”.
Вышинский: Долго вы пребыли во второй раз в Берлине?
Пятаков: Месяца полтора—два. Осенью этого же года я вернулся в Москву и здесь произошла очень существенная, с точки зрения образования запасного, в дальнейшем параллельного, троцкистского центра, моя встреча с Каменевым.
Каменев пришел ко мне в наркомат под каким-то предлогом. Он очень четко и ясно сообщил мне об образовавшемся троцкистско-зиновьевском центре. Он сказал, что блок восстановлен, перечислил мне тогда ряд фамилий людей, которые входили в состав центра, и сообщил мне, что они обсуждали между собой вопрос относительно введения в центр таких вообще заметных в прошлом троцкистов, каким являюсь я – Пятаков. Радек, Сокольников и Серебряков, однако признали это нецелесообразным. Как сказал Каменев, они считают, что возможность провала этого главного центра очень велика, так как туда входят все “очень замаранные”. Поэтому желательно иметь на случай провала основного центра запасный троцкистско-зиновьевский центр. Он был уполномочен официально запросить меня, согласен ли я на вхождение в этот центр.
Вышинский: Запасный, как он выразился?
Пятаков: Запасный. Я дал свое согласие Каменеву на вступление запасный центр. Это было осенью 1932 г. Каменев проинформировал меняя по основным направлениям
работы троцкистско-зиновьевского центра. Прежде всего, сказал он, в основу положен вопрос о свержении власти при помощи террористических методов. И тут же передал директиву о вредительстве. Дальше, в порядке информации, он сказал, у них установлена теснейшая связь, не просто контакт, а связь с правыми: с Бухариным, Томским, Рыковым, и тут же сказал: “Так как вы, Юрий Леонидович, в очень хороших отношениях с Бухариным, не мешает, чтобы и вы с ним поддерживали соответствующий контакт”. Это мною в дальнейшем и делалось.
Вышинский: Значит, вы этот контакт с Бухариным установили?
Пятаков: Да. На мой вопрос: “Собственно говоря, как же это мы устанавливаем связь с правыми?”, – Каменев прямо сказал, что это, вообще говоря, с моей стороны проявление известного ребячества в политике, что вчерашние разногласия нас не могут разъединить, так как имеется единтсво цели: свержение Сталинского руководства и отказ от построения социализма с соответствующим изменением экономической политики. В этом же разговоре Каменев сказал и по поводу “межгосударственных отношений”, что без необходимого контакта с правительствами капиталистических государств нам к власти не придти, и этот контакт надо поэтому поддерживать. Что касается деталей, то он сказал, что я, Пятаков, не “международник”, и тут Радек и Сокольников больше поставлены об этом в известность.
Вышинский: Что значит: вы не международник?
Пятаков: В троцкистских кругах я больше считался специалистом – хозяйственником, а не по международным вопросам.
Вышинский: Кто же считался международником?
Пятаков: Я уже сказал: Радек и Сокольников.
Вышинский: О чем вы с ними договаривались в 1932 г.?
Пятаков: В 1932 г. мы имели разговор с Радеком. Он тогда сказал, что надо проводить методы борьбы, которые приняты Троцким и основным объединенным троцкистско-зиновьевским центром.
В этом же разговоре с Радеком мы подняли вопрос о том, что в основном центре существует очень большое преобладание зиновьевцев и не следует ли поставить вопрос о некотором персональном изменении основного центра.
Вышинский: В каком направлении?
Пятаков: В направлении ввода кого-нибудь еще из троцкистской фракции в троцкистско-зиновьевский объединенный блок. Мы пришли к выводу, что сейчас ставить вопрос об изменении персонального состава центра нельзя, потому что это значит вызвать совершенно ненужные споры в троцкистском подполье.
У нас явилась мысль, чтобы, на ряду с основным центром в составе Каменева, Зиновьева, Мрачковского, Бакаева, Смирнова, Евдокимова и др., иметь наш троцкистский параллельный центр, который будет играть роль запасного центра на случай провала основного, и в то же время будет самостоятельно вести практическую работу, согласно директив и установок Троцкого. Правда, особенного различия в установках между нами и зиновьевцами к тому времени уже не было. Но тогда Радек и я беспокоились о том, что при экономическом отступлении после захвата нами власти зиновьевская часть блока пойдет слишком далеко, а этому надо организовать известное противодействие.
Во всяком случае, мы тогда условились запросить об этом Троцкого. Через некоторое время (это было уже в 1933 году) в одну из встреч со мною Радек сообшил мне, что ответ от Троцкого им получен, что Троцкий ультимативно ставит вопрос о сохранении полного единства и блока с зиновьевцами, так как никаких расхождений у нас с ним нет, поскольку террористическо-вредительская платформа принята. Что касается отступления, то Троцкий писал, что Радек и я ошибаемся, думая, что отступление будет незначительным, — отступать придется очень далеко, и в этом отношении обоснован блок не только с зиновьевцами, но и с правыми. Что же касается, превращения нашего центра в параллельный, то он сказал, что это будет усиливать собирание сил и подготовку необходимых террористических и вредительских актов.
В конце 1933 года в Гаграх я имел встречу с Серебряковым. Тогда мы с ним уговорились, что я, в основном, веду работу по Украине в Западной Сибирии и в промышленности, он берет Закавказье и транспорт.
Сокольниковым я имел встречу значительно позже — в середине 1935 года, когда мы уже конкретно говорили относительно превращения запасного или параллельного центра в центр действующий, поскольку к этому времени уже произошел разгром основного центра, члены которого все были арестованы и осуждены. Сокольников зашел ко мне в Наркомтяжпром и сказал, что пора начать действовать, так как после арестов было некоторое затишье.
Вышинский: Следовательно, можно считать, что с 1933 года уже действует “параллельный центр”?
Пятаков: Да.
Вышинский: Потому-то он и параллельный, что он действует одновременно с основным?
Пятаков: Да.
Вышинский: Обвиняемый Радек, что вы можете сказать по этой часта показаний Пятакова?
Радек: Я подтверждаю их полностью.
Вышинский: Вы обсуждали вопрос о том, чтобы запросить Троцкого о “параллельном центре”?
Радек: Да. Мы этот вопрос рассматривали и с точки зрения личного состава основного центра, и с точки зрения нашего политического недоверия к зиновьевской части, несмотря на то, что между нами был блок.
Вышинский: Как же это понимать?
Радек: Мы пришли к убеждению, что блок этот
вряд ли сможет выдержать какое-нибудь серьезное испытание. Одной из первых забот Зиновьева будет оттереть троцкистов: личные моменты будут играть большую роль. Каменев и Сокольников пойдут значительно дальше в экономическом отступлении, которое мы считали необходимым, а Зиновьев будет в полной панике. Надо, сохраняя внешность блока, иметь, как противовес, собственную организацию.
Вышинский: Вести собственную политику?
Радек: Собственную политику или собственный корректив этой политики. Иметь собственную организацию.
Вышинский: Чтобы держать в руках троцкистско-зиновьевский центр?
Радек: Если возьмете состав старого центра, то со стороны троцкистов там не было ни одного из старых политических руководителей. Были – Смирнов, который являлся больше организатором, чем политическим руководителем, Мрачковский – солдат и боевик, и Тер-Ваганьян – пропагандист. Мы имели к ним полное личное доверие, но не считали их способными, в случае чего, действительно руководить. Мы считали, что раз этот центр уже создан, то всякие изменения в центре вызовут разногласия с зиновьевцами, и поэтому идею запасного центра мы пытались применить в виде параллельного центра. Мы решили послать запрос Троцкому.
Вышинский: Кто писал Троцкому?
Радек: Писал письмо я.
Вышинский: Как вы передали зто письмо?
Радек: Связь была установлена мною через Владимира Ромма, моего старого приятеля, бывшего тогда корреспондентом ТАСС за границей.
Ответ я тоже получил через Ромма. Письма я немедленно сжигал, но Пятакову известны все подробности о ходе информации Троцкого.
Вышинский: Значит, вы подтверждаете показания Пятакова в этой части?
Радек: Да.
Вышинский (к Серебрякову): Что вы можете сказать о той части показаний Пятакова, где содержится ссылка на ваше участие?
Серебряков: Действительно, в конце ноября 1933 года в Гаграх состоялась моя встреча с Пятаковым.
Вышинский: О чем вы беседовали?
Серебряков: Пятаков кратко информировал меня о встрече с Седовым и о своей работе, которую он проводил на Украине и Западной Сибири. Он просил меня взять на себя работу по руководству связами с Грузией и на транспорте.
Вышинский: Почему он обратился к вам для связи с грузинскими троцкистами?
Серебряков: С грузинским троцкистами меня были хорошие отношения, в частности с Мдивани; я часто бывал а Грузии, в Закавказье. А по транспорту потому, что и старый транспортник.
Вышинский: И вы дали согласие?
Серебряков: Да.
Вышинский: Он вам говорил, что вы привлекаетесь к участию в запасном центре?
Серебряков: Да.
Вышинский: И вы тоже дали на это согласие?
Серебряков: Да.
Вышинский: Значит, вы подтверждаете эту чать показаний Пятакова?
Серебряков: Да.
Пятаков: Прошу разрешения сделать одно замечание.
Председатель: Пожалуйста.
Пятаков (обращаясь к тов. Вышинскому); Серебряков не совсем точно ответил на ваш вопрос. У меня не было с ним таких отношений, как у руководителя и подчинеенного. Не то, что я ему предложил, а он дал согласие, мы просто утоворились об этом.
Вышинский: Кто в вашей четверке был более влиятельным, вы или Серебряков?
Пятаков: (молчит).
Вышинский: Как Серебряков считает?
Серебряков: Я говорю не с точки зрения разделения ответственности. С этой точки зрения я несу полную ответственность за деятельность центра, но должен сказать, что для меня Пятаков являлся авторитетом. И я для негоо был в какой-то степени авторитетом.
Вышинский: Вы сносились непосредственно с Троцким?
Серебряков: Нет.
Вышинский: А он?
Серебряков: Он сносилсяф.
Вышинский (к Пятакову): У вас в “параллельнон центре” никому не принадлежала руководящая роль по отношению к остальным?
Пятаков: Да, никому.
Вышинский: Все были равноправными членами и каждый полностью отвечал за весь центр?
Пятаков: Да, каждый в своей области. В области международных отношений Сокольников и Радек были авторитетами. В области промышленности и хозяйства, видимо, я был авторитетом.
Вышинский: Меня интересует: под чьим руководством действовал “параллельный центр”?
Пятаков: Троцкого.
Вышинский: Кто от имени центра осуществлял непосредственную связь с Троцким?
Пятаков: Радек, а потом я имел личную встречу с Троцким.
Вышинский: Сдедовательно, центр через вас и Радека непосредственно был связан с основным руководителем вашей преступной деятельности?
Пятаков: Правильно.
Вышинский: Какие практические мероприятия центр проводил в жизнь в течение 1933—34 гг.?
Пятаков: В 1333—34 тт. как раз развернулась организационно-подготовительная работа на Украине, в Западной Сибири, позже сформировалась московская группа. Развернулась работа на Урале, при чем вся эта работа уже стала переходить в область осуществления той директивы Троцкого, о которой я показывал раньше, относительно применения вредительских и диверсионных методов.
Вышинский: Значит, в 1933-34 гг. под руководством “параллельного центра” возникают и оформляются на местах троцкистские ячейки, в частности, в Западной Сибири, на Урале, на Украине?
Пятаков: К этому времени появились троцкистские группы в Харькове, Днепропетровске, Одессе и Киеве.
Вышинский: Т.е. центр уже имел свои ячейки?
Окончание на 3 стр.
