О знаковой, но во многом недооценённой роли одного из ведущих политиков Татарстана недавнего прошлого
110 лет исполнилось бы 24 ноября Салиху Батыеву – одному из легендарных политических деятелей нашей республики второй половины прошлого столетия. Он, как сейчас принято говорить, был для своего времени знаковой фигурой, а вот сегодня – во многом недооценённой.
ДОЛГОЖИТЕЛЬ В ПОЛИТИКЕ
«Если бы у нас существовала политическая книга рекордов Гиннесса, то Салих Батыев занял бы в ней первое место, – утверждал известный казанский историк Булат Султанбеков. – До Батыева никто не занимал пост руководителя парламента республики так долго».
Салих Гилимханович был Председателем Президиума Верховного Совета Татарии почти 23 года, пережив на своём посту пятерых первых секретарей обкома партии – Муратова, Игнатьева, Табеева, Мусина и Усманова. И с каждым умел находить общий язык, работая дружно и плодотворно. Ну а в целом стаж работы Батыева в партийно-государственной системе составил более полувека.
Здесь следует пояснить, что Президиум Верховного Совета ТАССР до 1990 года был постоянно действующим органом Верховного Совета, осуществляющим функции высшего органа госвласти в республике в период между сессиями Верховного Совета, а с 1989-го обеспечивал организацию работы законодательной ветви власти в целом и решал другие вопросы, отнесённые к ведению парламента, издавал указы, принимал постановления. Фактически Батыева можно назвать вторым лицом Татарстана, если учитывать, что первое в то время воплощал собой секретарь обкома.
По должности главы республиканского парламента Салих Батыев неоднократно избирался одновременно в Верховный Совет РСФСР, был заместителем Председателя его Президиума. Кроме того, долгое время являлся членом Президиума общесоюзного Верховного Совета. Иными словами, был одним из первых лиц государства, находясь на вершине одной одного из столпов его власти – советской.
ДЕЛИКАТНЫЙ И ЗДРАВОМЫСЛЯЩИЙ
С именем Салиха Батыева связан огромный исторический отрезок общественно-политической жизни республики. Отношение к недавнему прошлому у всех разное, но ведь и роли, которые сыграли тогда те или иные видные политические фигуры, – тоже разные. Салих Батыев остался в памяти многих знавших его людей человеком высокой культуры, мудрым, терпимым, гуманным.
«Салих Гилимханович всегда старался помочь человеку в трудную минуту, – вспоминал бывший заведующий орготделом Верховного Совета ТАССР Борис Сыромолотов. – Замечательная черта, за это его не только уважали, но и любили. Скажите: кто другой бы принял человека, который двадцать лет просидел в тюрьме? А он не только выслушал печальную историю этого обезножевшего за решёткой человека, но и помог ему: устроил в дом престарелых, а тогда, если помните, таких заведений было немного».
Борис Сыромолотов работал с Батыевым в последние годы и оказался тем сотрудником, который в буквально смысле помог своему руководителю уйти с работы, то есть разбирал с ним его личные документы и архивные материалы.
«Будучи заместителем Председателя Президиума Верховного Совета России, он работал и в комиссии по помилованиям. Я дважды был свидетелем телефонного разговора, когда звонивший из Москвы высокий чиновник выговаривал Батыеву за то, что тот отправил материалы без подписи. Батыев объяснял, мол, «надо разобраться, расстрелять человека недолго». И спрашивал: «Горит у вас, что ли?». Словом, зря в обиду никого не давал.
Помню такой случай. Не поладили в Верхнеуслонском районе председатель райисполкома и первый секретарь райкома. Не сложились отношения. Дело дошло до бюро обкома, вопрос о снятии председателя райисполкома был уже почти решён. Но благодаря Батыеву того перевели на должность замминистра сельского хозяйства по кадрам», – вспоминал в своих мемуарах Борис Ханафеевич.
Салиху Батыеву было свойственно, как и подобает настоящему государственному деятелю, проявлять мудрость, вникать в проблемы глубоко и принимать единственно правильные в той или иной ситуации решения. По любому вопросу он имел свою позицию, своё мнение, а не торопился вытянуть руки по швам. Руководствовался в работе одним принципом: не навредить. Это проявлялось и в вопросах национальной политики, где особенно требовались чуткость, деликатность, здравомыслие.
И вновь – слово Борису Сыромолотову: «Помню, послал он меня с проверкой в Алькеевский район. Местное руководство (кстати, все, начиная с председателя колхоза и кончая учётчицей, – татары) обратилось с просьбой переименовать село из-за того, что, дескать, неблагозвучно звучит по-татарски. А село, как оказалось, чувашское. Батыев решил проблему твёрдо и верно: по его рекомендации сменили местное руководство. Считал, что историю надо беречь, а не перекраивать в угоду кому-либо».
БЫЛ ВХОЖ В ВЫСОКИЕ КАБИНЕТЫ
Очень болезненно, скрупулезно Батыев относился даже к незначительным, на первый взгляд, вопросам и оказывался, таким образом, в меру своих сил и способностей стабилизирующим фактором в республике. Сильный человек: никогда не перекладывал ответственность на других, не менял своих убеждений, но, если оказывалось, что не прав, умел и признавать это.
Считалось, что должность Председателя Президиума в партийно-советской иерархии не играла решающей роли, но Салих Батыев имел большой политический вес, с ним многие советовались, в нём, его опыте и поддержке нуждались. Хотя он мог и высказать что-то нелицеприятное, особенно когда это касалось соблюдения законности или решающих поворотов в чьей-то судьбе. И в этом смысле Батыев был не слишком «удобным» для обкома партии полпредом законодательной власти.
Батыев был уроженцем Башкирии, но вся его карьера связана была с Татарстаном, и он был её патриотом. Выражалось это по-разному.
Например, он твёрдо пресекал все попытки передела территорий, переподчинения пограничных районов другим республикам. А такие попытки были, например, у бугульминской администрации, которой до Казани действительно далековато добираться.
между темКак Батыев стал татариномВ 1960 году, перед назначением на должность главы Президиума Верховного совета ТАССР, Батыев вынужден был поменять паспорт на новый, где была указана национальность «татарин». Об этом эпизоде он сам рассказывал близким друзьям так. «Вызывает меня однажды в свой кабинет одно высокопоставленное лицо и говорит, что мне оказана высокая честь, причём вопрос уже согласован в самых высших сферах. Но… (тут собеседник смотрит в лежащую перед ним анкету и тычет пальцем в пресловутый пятый пункт) здесь написано, что вы по национальности башкир. Ну да, говорю, я уже 49 лет как башкир. А он морщится. Как же так, мол, руководителем Татарской республики – и башкир? Тут нужен человек коренной национальности. Я пожимаю плечами: мол, какая разница? Никто ещё не замечал, что я по языку или характеру чем-то отличаюсь от других татар. А он прямым текстом предлагает мне сменить национальность! «Но как это сделать?» – спрашиваю. Пишите, говорит, заявление о смене национальности. Как я понял, для партии не было ничего невозможного. И вот 10 декабря 1960 года Бауманский райком КПСС Казани, рассмотрев моё заявление, выдал мне документы с указанием новой – титульной национальности». |
Или что касается деятелей науки, культуры, искусства: Салих Гилимханович не жалел сил на то, чтобы труд талантливых татарстанцев был вознаграждён по заслугам. С его помощью в Татарии, первой из автономных республик, была открыта консерватория. А присвоение Назибу Жиганову Героя Социалистического Труда стоило Батыеву двух визитов к члену Политбюро ЦК КПСС, главному партийному идеологу Михаилу Суслову. Он был вхож в Москве во многие кабинеты и использовал свой авторитет на благо республики.
Борис Сыромолотов вспоминал: его шеф «был недоволен нашими выборными делами». Вот его рассказ: «В первый день после выборов Салих Гилимханович приходил на работу в шесть утра, и первым вопросом у него был: «Сколько провалов?». Я отвечал: «К сожалению, троих прокатили!» «Мало, мало, демократии у нас нет», – иронизировал он.
Вообще, надо сказать, случалось такое только с кандидатами в депутаты сельсоветов, на моей памяти лишь однажды одного человека в райсовет провалили. Но подсчёт, сколько голосов подано против того или иного выдвиженца, вёлся пристальный. Если зашкаливало за сто голосов (на три-четыре тысячи избирателей), обком начинал разбираться в причинах. Страсти при этом кипели нешуточные: «Как же, перед ЦК же надо отчитываться! Как такое допустили!» – гремели секретари, а Батыев только посмеивался: «Это же при действительной демократии обычным явлением должно быть!»
УГОДИЛ ВО ВРАГИ НАРОДА
В 1937-м Батыев узнал, что такое стать изгоем. В автобиографии за 1947 год он записал: «В 1937 году мне было предъявлено обвинение в связи с врагом народа Еникеевым, бывшим редактором газеты «Кзыл Татарстан». Эта связь заключалась в том, что наши жёны оказались дальними родственницами по отцу. Этого было достаточно, чтобы меня снять с работы и вывести из состава обкома ВЛКСМ».
Так как арест сразу же не последовал, его трудоустроили преподавателем истории народов СССР – в Казанскую фельдшерско-акушерскую школу. Вначале Салих Гилимханович недоумевал: какое он имеет отношение к фельдшерам или акушерам?
Оказалось, всё очень просто: в спешке его забыли исключить из партии, а «органы» могли арестовать только бывшего, а не действующего коммуниста. 3 ноября того же года партийная организация ФАШ исправила эту «оплошность» и исключила Батыева из партии, а заодно сняла с работы. 17 декабря бюро Молотовского райкома ВКП(б) утвердило это решение и отобрало у Батыева партбилет. Формальности были выполнены, оставалось лишь ждать ареста…
Много лет спустя Батыев вспоминал, как каждую ночь стоял у окна своего дома, ожидая подъезжающий к подъезду «чёрный ворон». Засыпал только под утро.
Но как раз в этот момент сменилось руководство НКВД, и прежние чекистские лидеры оказались накрыты ими же поднятой волной репрессий. Началась компания «чистки» людей Ежова в самих карающих органах, а ряд вынесенных ими приговоров был отменён.
Как рассказывал Батыев Булату Султанбекову, план и контрольные цифры по арестам были перевыполнены, а на 1938 год указаний ещё не поступало… Словом, жернова партийных чисток Батыева в полной мере не затронули.
А ещё Султанбеков вспоминал, что однажды услышал от Батыева другие подробности тех событий. Салих Гилимханович был уверен: сыграла свою роль его настойчивость, ведь сразу же после бюро райкома он с протестом пошёл в обком и ходил туда почти ежедневно, носил заявление за заявлением о своей невиновности…
Батыев после XX съезда КПСС поработал в комиссии по реабилитации, созданной в республике, и видел некоторые закрытые и секретные документы, хотя далеко не все. Могли быть и другие, подчас и неожиданные причины того, что он избежал ареста.
Дальнейшее в его биографии напоминало всплытие из бездны. Партколлегия комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) по Татарской АССР 25 января 1938 года, рассмотрев дело №48 по апелляции студента Института инженеров коммунального строительства Батыева (к этому времени он был уволен из фельдшерско-акушерской школы по причине утраты политического доверия), установила, что он потерял большевистскую бдительность и не смог распознать врага народа, и постановила: «В отмену решения Молотовского РК ВКП(б) от 17 декабря 1937 года Батыева Салиха Гилимхановича членом ВКП(б) восстановить. За притупление большевистской бдительности объявить выговор с занесением в учётную карточку».
БОРЕЦ ЗА СПРАВЕДЛИВОСТЬ
Нет сомнения, что все эти «перегибы» наложили свой отпечаток на формирование особой политической позиции Салиха Батыева в дальнейшем. В частности, он был последовательным сторонником реабилитации жертв политических репрессий.
Весной 1956 года Президиум Верховного Совета СССР назначил его председателем специальной комиссии по Татарскому, Марийскому, Удмуртскому и Чувашскому республиканским управлениям исправительно-трудовых колоний для рассмотрения дел лиц, отбывающих наказание по пресловутой 58-й «политической» статье. Благодаря деятельности Салиха Батыева на этом посту многие тысячи жертв сталинских репрессий были досрочно освобождены из мест заключения и ссылки.
Актом гражданского мужества Салиха Батыева можно считать его письменное обращение в ЦК КПСС о положении дел в Казанской психиатрической больнице. Он сообщал, что в этом лечебном заведении больнице содержатся политические заключённые, не нуждающиеся в принудительном психиатрическом лечении. Это было, пожалуй, первое в СССР официальное заявление о незаконном и внесудебном преследовании инакомыслящих. Письмо не осталось безответным: присланная из Москвы специальная комиссия разобралась с делами больницы и… освободила многих невинно заключённых!
А ещё Булат Султанбеков был уверен: именно Батыев сыграл важнейшую роль в деле реабилитации Мусы Джалиля, считавшегося до этого изменником Родины. Салих Гилимханович составлял многочисленные обращения в НКВД, подписанные первым секретарём Татарского обкома партии Зиннатом Муратовым. И в конце концов добился не только гражданской реабилитации поэта, но и посмертного присуждения ему высокого звания Героя Советского Союза.
* * *
С того момента, как не стало Батыева, прошло уже более трёх с половиной десятков лет. Но найти место в Казани, где он жил с семьей с конца 1950-х годов, и сейчас не составляет особого труда: обычный трёхэтажный дом по улице Гоголя старожилы и сегодня именуют «батыевским». А ухаживающая за могилой престарелая дочь часто находит на ней то оставленные кем-то цветы, то стопочку водки…
Что ж, людей, желавших выразить Батыеву свою благодарность, и раньше было немало, есть, значит, такие и сегодня.
След на земле оставляет каждый. И память – тоже. Добрая живёт долго.