Тщательно возделанный, любовно ухоженный литературный сад. Его старательно обустроил писатель Айдар Халим (на снимке). Он ведь не только прозаик, но и замечательный поэт, драматург. В этом его феномен как писателя и мыслителя, создавшего сотни образцов литературы самых разных жанров. В их ряду и роман «Татар вакыты», выдвинутый в числе других его произведений последних лет на соискание Государственной премии имени Г.Тукая.
Масштабность идеи его романа, в составе которой такие категории, как история, время, народ, определила и особый способ ее воплощения. Герой произведения – человек, наделенный необычной внутренней духовной силой, многократно увеличивающей его физические возможности. И фамилия его символизирует это высокое единство. Он Чанборисов – это душа (жан) и внешняя физическая мощь, заключенная в барсовой стати. И сама жизнь его сложилась так, словно она есть демонстрация символического смысла его имени.
В результате ранения, полученного в годы войны, его настигла полная тьма. Но перед нами не просто потерявший зрение беспомощный инвалид. Твердый дух, который он проявил, будучи солдатом на фронте, бьется в нем и теперь. Потому-то он и смог преодолеть границы своего сугубо домашнего существования. В итоге напряженных размышлений он приучил себя видеть мир внутренним, духовным зрением. И порою даже зорче, чем те, кто самонадеянно привык считать себя здоровым физически.
Между тем по своему положению он вроде бы и не особенно отличается от людей своего поколения. Выходец из глубинной народной массы, усвоившей естественные для своего времени советские лозунги, он в то же время сохранил и национальные корни. Привычное для наших условий двуязычие приобретает в его устах последовательно выраженный национальный колорит. «Почем хлип, малака?» – интересуется он ценами на продукты. «Ыхту тамы, ышто табе нады?» – откликается он на звонок в свою дверь. Подобная трансформация речевой нормы, когда русские выражения получают татарскую огласовку, лучше всего подтверждают подлинность персонажа, погруженного в родную для него национальную стихию. Но в том-то и дело, что национальная стихия, убежден писатель, это стихия и общечеловеческая, отчуждение от которой означает неизбежное отчуждение и от норм общежития в целом, от требований нравственности, морали.
Айдар Халим не только прозаик, но и замечательный поэт, драматург. В этом его феномен как писателя и мыслителя, создавшего сотни образцов литературы самых разных жанров
Ближайшее окружение ветерана лучше всего демонстрирует это. Семья его сына живет как-то безлично, без исходящего от нее внутреннего тепла, без внимания не только к отцу семейства, но и просто друг к другу. Особенно горьки его переживания по поводу полного безразличия к нему со стороны внука. И свою уже гротесковую форму приобретает этот мотив отчуждения от своей народно-национальной основы в сцене, когда в дом ветерана стучится порученец из военкомата. Тогда-то ветеран и выдает эту фразу: «Ыхту тамы?»
Не один год усилий затратил он, чтобы добиться официального признания своего права на получение медали «За оборону Ленинграда». И вот к 50-летию Победы это признание в лице капитана Ярмухаметова состоялось. На небывалом языке, составленном из смешения русско-татарских слов, объясняет он, почему явился с таким опазданием, – на его попечении сотни ветеранов, инвалидов войны. «Многие из них, – уточняет он, – вроде вас, на постельном режиме». «Я не постельный», – возражает Чанборисов службисту. Тот исправляет свою оплошность: «Да, извините, вы ведь у нас только слепой».
Иссушенная казарменная логика – вот все, что только и смог впитать в себя чиновный Ярмухаметов за годы армейской службы. «Начинайся ваша фамилия на «А», – продолжает он свою тираду, – мы смогли бы прийти к вам и пораньше. А то ведь она у вас на «Ч». Считай, замыкающая. Вы же знаете – в армии на первом месте всегда субординация, алфавит, ранжир!»
Итак, не имя и не человек, который стоит за ним, а некая условность, алфавитный знак – вот какое отношение встречает ветеран, пожертвовавший своим здоровьем во имя общей Победы. И уже зловещую окраску приобретает эта бесчувственность в поведении его криминальной дочери. Прошедшая тюремную выучку, она буквально хватает своего родителя за горло, требуя от него денег. Когда уже совсем задыхающийся инвалид стал звать на помощь, то получил сваливший его с ног удар по голове.
Татарский ветеран Чанборисов и кубинский рыбак Сантьяго равны друг другу по непреклонности духа в противостоянии обрушившимся на них силам бытия. Но, в отличие от старика Сантьяго, персонаж Айдара Халима погибает
Очнувшись, он долго не мог понять, откуда эта мертвая тишина, особенно непривычная после прогремевшего скандала. И, главное, не слышно привычного боя часов с кукушкой, этой единственной фамильной реликвии, которая продолжала напоминать ему о далеких предках и по которой он так любил сверять свое время. Надо немедля восстановить эту оборвавшуюся цепь, добраться до стенки в зале, встать на стул, чтобы запустить ход часов. Когда же он достиг цели, то с ужасом обнаружил, что пальцы ощупывают лишь пустое место – часы исчезли! Конечно же, их унесла та самая скандалистка, что и устроила столь жестокую разборку. Словно что-то ударило его в самое сердце, он покачнулся на своем стуле, а потом всей своей тяжестью опрокинулся на пол, ударившись головой о простенок.
Он не мог допустить, чтобы его застали в столь жалком, неприглядном виде. И ветеран совершает свой последний жизненный подвиг. Много лет тому назад, на фронте, он тащил на себе бездыханное тело своего командира, чтобы не оставить на поругание врагу. Теперь сквозь немыслимые завалы, которые учинила его помраченная разумом дочь, он тащит свое неподъемное измученное тело. Будто на линии огня, прижавшись к полу, едва ли не по сантиметру преодолевает он расстояние, отделяющее его от своей комнаты. И вот желанная цель близка – руки его касаются краев дивана. Но ведь нужно еще взобраться на него и лечь лицом вверх, чтобы достойно встретить свою смерть.
Эта сцена в романе напоминает известные страницы рассказа Хэмингуэя «Старик и море». Татарский ветеран Чанборисов и кубинский рыбак Сантьяго равны друг другу по непреклонности духа в противостоянии обрушившимся на них силам бытия. Но, в отличие от старика Сантьяго, персонаж Айдара Халима погибает. Отсюда этот эффект трагического пафоса, до которого поднимается в своем звучании голос татарского ветерана: «Кого же это взрастил он? Почему же дети его обернулись во врагов отца? Кем станут его внук и те, кого породит он потом? Смогут они взрастить такие силы, чтобы стереть это клеймо? Если они и есть на свете, то где их голос?»
Один лишь безответный и потому особенно неотвязный, вечно тревожащий сердце вопрос, который ведь только и ставит высокая литература. В ее мировом соцветии писатель Айдар Халим достойно представляет наш национальный сад.
Октябрь КАДЫРОВ,
доктор филологических наук, профессор