Когда же началось нападение фашистской Германии?
Родившаяся в самом начале Великой Отечественной войны песенка на мотив модного довоенного шлягера начиналась словами: «Двадцать второго июня ровно в четыре утра Киев бомбили, нам объявили, что началася война».
Действительно, так и объявили. Только с названного ли часа начался первый из 1418 дней Великой войны?
Навсегда вошел в историю тот воскресный полдень, когда миллионы советских людей, приникнув к радиоприемникам или остановившись под уличными громкоговорителями, с тревожным предчувствием ожидали уже объявленное и непрерывно повторяемое диктором сообщение о предстоящем выступлении по радио заместителя главы Советского правительства, наркома иностранных дел Вячеслава Молотова.
Ровно в 12.15 он начал свое короткое, в восемьдесят газетных строк, страшное сообщение: «Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление. Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города…»
Отсюда и пошли эти «ровно в четыре часа». И в исторических трудах, и в учебниках, и в мемуарах, и даже в песнях.
ТРИ ЧАСА ПО БЕРЛИНУ
Времени нанесения удара по Советскому Союзу, вычисленному с точностью до минуты, германское руководство придавало особое значение. От него, считало оно, во многом зависел успех решающего удара уже в первый день войны, обеспечение максимальной внезапности вторжения на всем протяжении советско-германской границы.
Дата начала реализации плана «Барбаросса» была окончательно утверждена Гитлером 30 мая 1941 года – это должно было случиться в воскресенье, 22 июня. Час атаки обсуждался верховным командованием вермахта неоднократно, пока 14 июня не был определен фюрером на последнем перед нападением на Советский Союз совещании высшего командного состава вооруженных сил рейха.
В своем заявлении по радио Молотов указывает время официального заявления посла рейха о начале войны с Советским Союзом – 5 часов 30 минут утра. Так оно и было. Только не через полтора часа с начала немецкого вторжения, а через тридцать минут
В тот же день начальник генерального штаба сухопутных войск генерал-лейтенант Фридрих Гальдер записал в своем служебном дневнике: «Было решено, что начало наступления переносится с 3.30 на 3.00». При этом никакие боевые мероприятия, даже разведывательные, до этого часа не допускались. Не планировались на этот раз и обычно предшествующие нападению провокации на границе, которые организовывались с пропагандистской целью. Обеспечение внезапности в планах гитлеровского «блицкрига» занимало приоритетное место.
Как следует из немецких военных документов и воспоминаний участников событий, фактически немецкие войска по всему фронту начали боевые действия в период времени от трех часов до трех часов сорока пяти минут утра. И ни в одном случае раньше.
Но временная разница между Берлином и Москвой составляла (впрочем, как и ныне в зимний сезон) два часа.
Чтобы у читателя не оставалось сомнений, приведем свидетельство ответственного советского дипломата Валентина Бережкова, работавшего в нашем посольстве в Берлине, о событиях в начале того рокового дня («Страницы дипломатической истории»): «Внезапно в 3 часа ночи, или в 5 часов утра по московскому времени (а это уже было воскресенье 22 июня), раздался телефонный звонок. Какой-то незнакомый голос сообщил, что рейхсминистр Иоахим фон Риббентроп ждет советских представителей в своем кабинете в министерстве иностранных дел на Вильгельмштрассе».
Видимо, примерно в то же время немецкий посол в Москве граф Шуленбург также попросил Молотова срочно принять его.
В своем заявлении по радио Молотов указывает время официального заявления посла рейха о начале войны с Советским Союзом – 5 часов 30 минут утра. Так оно и было. Только не через полтора часа с начала немецкого вторжения (с его предыдущих слов), а через тридцать минут.
ПОЧЕМУ В МОСКВЕ ВРЕМЯ СДВИНУЛИ НА ЧАС?
Все это ровным счетом ничего не меняет в оценке преступной войны Гитлера. Да и что значит этот один час из свыше тридцати тысяч часов войны?
Однако в тот драматический день необычайно велик был вес не то что часов, но и минут. Перенос точки отсчета на шкале продолжительности войны в то место, где ей и надлежит быть, позволит лучше ощутить динамику и напряженность событий тех часов: принятие решений, остроту переживаний, ошибки и заблуждения, которые во многом определяли исход первых сражений. И, может быть, ответить на остающиеся до сих пор вопросы.
Между тем писатель Илья Эренбург вспоминал позднее: «Меня удивили слова о вероломном нападении. Понятно, когда наивная девушка жалуется, что ее обманул любовник. Но что можно было ожидать от фашистов?»
Известно, например, что первое совещание у Сталина началось в 5 часов 45 минут (на него были вызваны Молотов, Берия, Тимошенко, Мехлис, Жуков). Трудно разумными причинами объяснить почти двухчасовую потерю времени, если боевые действия, как принято считать, начались в 4 часа (по Москве, естественно). Неужто все полтора часа в советской столице ждали официального заявления Шуленбурга? Или действительно вождь испытал шок, который лишил его способности принимать решения? Последняя версия одно время настойчиво выдвигалась, но в итоге была отвергнута.
На самом же деле с начала боевых действий прошло всего 45 минут. В них вместился и прием Молотовым Шуленбурга, после которого уже не оставалось сомнения в том, что речь идет не о провокации или крупном пограничном инциденте, а о большой войне.
Значит, реальная шкала времени, на которой разыгрывались судьбоносные события того дня, на самом деле была плотнее, чем можно было представить себе.
СПОСОБ УЙТИ ОТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ
Хотя к моменту выступления Молотова по радио война длилась уже много часов, картина событий на западной границе не только не становилась яснее, но, казалось, еще более запутывалась. Донесения командующих в генеральный штаб поступали с большим запозданием или вовсе не поступали. А те, что все же приходили, не давали истинной картины происходящего.
Именно это и послужило главной причиной поразительной задержки правительственного сообщения. В этой ситуации точное время, когда раздались первые выстрелы войны, установить было просто невозможно. Да и вряд ли очень необходимо. В конце концов, это стало уже историей. До нее ли было тогда?
Кроме того, этот «дополнительный» час войны вписывался в направленность нашей пропаганды первых дней войны, в которой главный упор делался на «вероломство», «предательство» недавнего партнера.
Между тем писатель Илья Эренбург вспоминал позднее: «Меня удивили слова о вероломном нападении. Понятно, когда наивная девушка жалуется, что ее обманул любовник. Но что можно было ожидать от фашистов?»
Но в те мрачные годы невозможно было допустить, чтобы кто-то осмелился изменить даже букву в обращении, сделанном по поручению вождя.
Времена изменились, а, войдя в историю, допущенная некогда ошибка так в ней и осталась.
Впрочем, новые документы, еще не извлеченные из архивов, могут внести поправку в изложенную версию. Что ж, «история – спор, который никогда не кончается», как сказал известный историк.
