«Засели в Интернете и застряли в девяностых» – такой вердикт вынес автор одноимённого материала в «РТ» (2 апреля с. г.) своим, по сути, сверстникам, увлечённым «романтикой» уголовной жизни. Так сложилось, что определение «девяностые» уже давно не нуждается в уточнении вроде «прошлого столетия» или хотя бы «годы». Сакральное «девяностые» стало именем целой эпохи – «чёрной полосы» времени, наступившей сразу за временами перестройки.

Любим мы ярлыки приклеивать – «застой», «перестройка», «девяностые»… В понимании нынешнего юного поколения символом времён застоя был рабочий-алкоголик, перестройки – боевитый колхозник (вероятно, по аналогии с комбайнёром Горбачёвым), девяностые же – это злобный бандит-рэкетир. И в наших сегодняшних проблемах мы как-то привыкли обвинять те самые девяностые, разгул бандитских страстей и практически полной безнаказанности. Определённая доля правды в этом есть – любая революция, как лакмусовая бумажка, проявляет все скрытые до поры до времени достоинства и пороки общества. Вот только тёмные полоски всегда заметнее на любом фоне, нежели светлые.

Я далека от утверждения, что в конце прошлого столетия всё было радужно и славно, однако мазать чёрной краской целое поколение считаю опрометчивым.

Между прочим, законодательницей моды возвышения в общественном статусе бандитских авторитетов можно считать даже не Америку, куда в течение столетий съезжались уголовные «сливки» Европы, а… почтенную Британию – именно здесь пиратам и бандитам в свои времена оказывался особый почёт. Примеры? Пожалуйста. Самый отъявленный пират Генри Морган стал вице-губернатором Ямайки. А вспомните любимца Елизаветы I Френсиса Дрейка, вице-адмирала и грозу испанской короны. А кем был объективно Робин Гуд, популярный герой средневековых английских баллад, предводитель лесных разбойников, действовавший со своей шайкой в Шервудском лесу? Это ж и сегодня практически национальные герои, про них и фильмы снимают, и книжки пишут. На их фоне наш Иванушка-дурачок со своими хитростями просто детсадовец…

Увы, человеческие пороки, если они присущи людям харизматичным, весьма притягательны. И противовес им должен быть ещё более симпатичным – хоть вожатый в пионерском отряде, хоть учитель начальных классов, не говоря уж о наставниках, тренерах, просто старших товарищах, с которых юные «узоры бы срисовывали», как говорила в своё время героиня известного фильма «Женщины».

Окончить школу со справкой вместо аттестата даже из-за «неуда» по поведению означало отнять у себя возможность поступить в вуз или техникум, встать в один ряд с «умственно недоразвитыми». Выглядеть идиотом не соглашался никто

К чему это я? Да к тому, что заложенное в человеке хорошее зерно обязательно прорастает. Особенно если оно заложено умелым и любящим человеком. И как бы ни ругали у нас сегодня пресловутые девяностые, именно этому поколению – тем, кому тогда было по двадцать – тридцать лет, удалось всё-таки вытащить страну из жуткой экономической и политической ямы. Значит, и тогда хорошего в людях было намного больше, чем плохого. И к учителям в девяностых и предшествующим им восьмидесятых годах относились куда более уважительно, чем сегодня. Не поверите, но факт нецензурной брани при учителе (сегодня это и за грех-то не почитается – по телевизору не успевают запикивать «народную речь» из уст тех же доморощенных звёзд) тянул за собой как минимум вызов к директору, а то и педсовет. И, поверьте, самые отчаянные вовсе не мечтали быть вызванными «на ковёр». Окончить школу со справкой вместо аттестата даже из-за «неуда» по поведению означало отнять у себя возможность поступить в вуз или техникум, встать в один ряд с «умственно недоразвитыми». Выглядеть идиотом не соглашался никто.

…Наша школа располагалась в исторически любопытном месте Казани. С одной стороны – Школьный (ныне Катановский) переулок и улицы Маяковского, Комлева (ныне Муштари), где испокон веков жили семьи высокопоставленных чиновников и научных работников. К примеру, до Октябрьской революции и после неё в самом начале Школьного переулка жили отец и сын, академики Ерминингельд и Александр Арбузовы. В шестидесятые годы прошлого столетия в Школьном переулке проживал будущий директор Института космонавтики СССР академик Роальд Сагдеев со своей многочисленной семьёй – родителями и тремя братьями. Здесь располагались квартиры нескольких министров и их замов.

Другая сторона – это улицы Щепкина, Овражная, Низенькая, Ульяновых (ныне Ульянова-Ленина), Бутлерова – сплошной частный сектор, где в небольших деревянных домишках обретался в основном простой рабочий люд вперемешку с полууголовным элементом. Так что наш школьный класс в части сочетания сословий представлял собой, по сути, неудобоваримый для преподавателей винегрет. А наша школа №4, объединённая сначала со школой №20 (кстати, именно она располагалась в тупике Школьного переулка, а в годы Великой Отечественной служила военным госпиталем), затем – со школой №37, носила, между прочим, имя Ленина. Уникальность её в том, что это была единственная во всём Союзе школа, названная именем вождя мирового пролетариата с его согласия и при его жизни.

Впрочем, как говорят в Одессе, нам с той радости были одни убытки. Каждую неделю школа встречала высоких гостей – и наших, и иностранцев, а мы, ученики, добросовестно драили её перед их приёмом. Самое противное было – полы. Какой-то безумный проектировщик придумал покрыть полы в школьных классах и коридорах резиново-полиэтиленовой плиткой сливочного и нежно-салатового цветов. Обувь тех времён, преимущественно на чёрной прорезиненной подошве, оставляла на ней трудно оттираемые полоски. И вот каждому классу отводили определённое число квадратов, с которых нужно было удалить эти следы. Адский труд! Ничего, приносили из дома тряпки, стиральный порошок или какую-то пасту, которая здорово щипала пальцы, и оттирали плитки до седьмого пота. «Откосить» от неприятного занятия не удавалось никому, гордость школы – победители всевозможных олимпиад и отличники, равно как и отпетые хулиганы, работали в одном ряду.

В старшие классы брали не всех, тогда отсев не слишком способных вёлся очень строго – из нашего класса в девятый попали человек восемь, а из пяти восьмых классов сформировали всего два девятых, причём в каждом – меньше тридцати учеников. Остальных восьмиклассников безжалостно разогнали по ПТУ и техникумам. Из «А» и «Б» собрали 9-й «А» класс, ученики здесь были лучшие по успеваемости.

Вот только с поведением у большинства, увы, были проблемы. Некоторые из мальчишек даже состояли на учёте в детской комнате милиции. Что ж, драки в те годы в Казани потихоньку обретали весьма солидные масштабы. Дрались школа на школу, а чаще – улица на улицу.

Любопытно, но у нас совершенно не существовало деления по национальному признаку – татар и русских в классе всегда было приблизительно поровну, и разница между ними была только в одном. С четвёртого по восьмой класс учеников с татарскими фамилиями пытались загнать на уроки татарского языка, а они отлынивали от этого всеми способами. Уж слишком формально проходили эти уроки, скучно. В остальном – полное национальное равенство. Точнее, совершенное безразличие к «национальному вопросу». Впрочем, не только между русскими и татарами. У нас учились украинцы, евреи, прибалты и молдаване. В общем, полный интернационал, о котором никто из нас даже не задумывался.

Будущие группировки формировались по географическому признаку. Принадлежность к особой компании подчёркивалась формой одежды: телогрейка – стёганая ватная куртка, спортивный костюм – олимпийка, всегда застёгнутая под горло, и тренировочные брюки – обязательно с лампасами и широченными штанинами, плюс войлочные ботинки «прощай, молодость» и лыжная шапочка. Видок ещё тот…

Некоторое время спустя исторический факт казанских группировок – самоорганизующихся криминальных групп подростков и более старшей молодёжи – прогремит по всему Союзу как «казанский феномен». К тому времени красноречивый прикид группировщика дополнит индийский мохеровый шарф обязательно в зелёно-красную клетку, вытащенный из-под телогрейки едва ли не выше ушей.

Так вот, однажды компания моих знакомых до икоты перепугала подружку нашей классной руководительницы Инны Валентиновны. Дело было так. Девушки вдвоём возвращались с творческого вечера в Доме актёра. Чтобы добраться до трамвайной остановки, нужно было спуститься по улице Щапова мимо городского сада «Эрмитаж» и через Профессорский переулок до клуба Госторговли (ныне – Торговая палата РТ). Сейчас это вполне респектабельный район, а в восьмидесятых – скопище деревянных домишек, гулять между которыми поздним вечером решались разве что бродячие собаки, да и то стаей. Мало того что ноги переломаешь и по колено в грязи вывозишься, так никакая встреча не сулила добра – тёмные личности здесь встречались куда чаще, чем уличные фонари. Но наша любимая Иннушка и её подруга, жительницы Заречья, нравов центра города не знали, по вечерам здесь не бывали, а потому беспечно отправились в путь.

На спуске к клубу Госторговли им встретилась компания молодых людей в телогрейках. И когда один из них, с совершенно разбойничьей физиономией и сигаретой, будто прилипшей к толстой нижней губе, нахально осклабившись, поздоровался и басом спросил: «Вас проводить?» – девушка чудом не брякнулась в обморок. Тем временем «бандит» – рослый и накачанный юноша, как говорится, «сарай с пристройкой», деликатно затоптав окурок жуткой «прощайкой» сорок пятого размера, осторожно взял под руку Инну Валентиновну и со словами: «У нас здесь скользко», – повёл девушек к трамвайной остановке. Остальная компания почтительно двигалась поодаль. Это был мой одноклассник Ильсур Замалеев, парень, одарённый в математике и очень добрый. И, как нам казалось, симпатичный. Похоже, наше мнение не совпадало со вкусами выпускниц пединститута.

– Что ж вы так поздно одни здесь ходите? – поинтересовался «бандит», подсаживая подруг на подножку подъехавшего трамвая. – Вот хорошо, что вам я встретился. А если кто другой?

Инна Валентиновна беспечно пожала плечами и помахала варежкой галантному телогреечнику.

– Ужас какой… – выдохнула её подруга, без сил падая на сиденье, когда трамвай тронулся.

– Никакого ужаса. Это же мой ученик, – пояснила Инна Валентиновна.

Сегодня Ильсур – заслуженный дорожник, отдавший этой работе более тридцати лет.

Будущие группировки формировались по географическому признаку. Принадлежность к особой компании подчёркивалась формой одежды: телогрейка – стёганая ватная куртка, спортивный костюм – олимпийка, всегда застёгнутая под горло, и тренировочные брюки – обязательно с лампасами и широченными штанинами, плюс войлочные ботинки «прощай, молодость» и лыжная шапочка

Как-то миновали наших мальчишек, многие из которых в те годы от переизбытка энергии и желания самоутвердиться бегали по городу с монтировками, выясняя, на какой улице пацаны круче, и тюрьма, и сума. Подавляющее большинство ребят нашего выпуска отслужили свои два года в армии – активно косить от призыва начали чуть позже. Так что из хулиганистых пацанов выросли вполне благополучные отцы семейств, достойные граждане России. Заложенное «застойной» советской школой воспитание – и октябрятское детство, и пионерия с комсомолом – всё-таки давало положительный эффект. И никто даже из самых «проблемных» учеников не пошёл по кривой дорожке. Конечно, всех стукнули девяностые, когда почва уходила из-под ног… Но ничего, выдюжили. Но это уже другая история.

А наша любимая Инна Валентиновна, настоящий педагог, авторитет для отличников и самых отъявленных хулиганов, сейчас на пенсии, нянчит внуков и тепло вспоминает свой первый выпуск, в котором учились все мы.