Огонь русской артиллерии небывалой силы заставил германское верховное командование, находящееся в Берлине, отказаться от ставки на затяжку переговоров о капитуляции. Командующий обороной Берлина генерал артиллерии Вейдлинг отдал своим войскам приказ о капитуляции.

В центре Берлина уже шла массовая сдача немецких частей и подразделений. Но кое-где немцы еще продолжали сопротивляться.

В места, где немцы продолжали сопротивляться, поехали на мощных радиомашинах офицеры германского генерального штаба и штаба оборот Берлина с письменным приказом Вейдлинга.

Стрельба в Берлине начала стихать.

Из подвалов, из развалин домов, из тоннелей метрополитена, из окопов и траншей Тиргартена и зоологического сада выходили немецкие офицеры с белыми флагами и спрашивали у наших офицеров, где сдавать оружие.

Около приемных пунктов образовались длинные очереди. Штабеля винтовок, автоматов, пулеметов, кучи патронов, лент росли с каждой минутой.

•— Двадцатая тысяча, — устало говорил старшина Ведерников соседу, но внимательно и придирчиво осматривал титысячный автомат, который подал ему рыжеватый, с очками немецхий ефрейтор.

— Глазу за вами не было. — продолжал Ведернииов, — сколько грязи… А |ну-ка почисти его здесь, вон тряпки , возьми…

Немецкий ефрейтор без переводчика понял старшину и опустился на землю, чтобы почистить автомат.

Артиллеристы сдавали пушки, танкисты – танки, минометчики — минометы, связисты – средства связи, шоферы – машины. Сдавали продовольственные, артиллерийские, санитарные и другие склады, госпитали, оружейные мастерские, гауптнанты.

Приемщики артиллеристы дивизии полковника Смолина обратили внимание на одну немецкую гаубицу. На ее стальном зеленом щите была нарисована карта с датами и надписями.

— Музейная? – спросил лейтенант Перегудов у командира немецкой батареи.

— Историческая, – ответил немец.

Наши артиллеристы рассмотрели карту.

Она отмечала путь этой немецкой гаубицы: вышла она из Берлина и побывала в Париже, в Афинах, под Москвой, на Кавказе.

— Обер-лейтенант. — обратился к немцу Перегудов, — мы вам далим краску и кисточку. Напишите последний пункт, где стреляла ваша гаубица – Берлин. Мы ее в Москву на выставку отправим…

Немец с неохотой, но все-таки написал : “Берлин, 20 апреля — 2 мая 1946 г.».

По улицам немецкой столицы потянулись длинные колонны капитулировавших фашистских войск. Пленные шли по Унтер – ден-Линден. по Фридрихштрассе, по улице Вильгельма, по улице Геринга. Впереди каждой дивизионной колонны шагали генералы и офицеры.

Толпы женщин, стариков и детей выстроились у домов, на площадях, у мостов. Тысячи глаз были устремлены на капитулировавшее войско Гитлера. Часто, раздавались крики:

— Пауль!

— Генрих!

Это женщины узнавали своих мужей, сыновей, отцов.

Берлин никогда не забудет своеобразного и последнего «”парада» германских войск.

Дымились дома. На мостовых валялись камни, стекла, арматура. Маленькие, большие и совсем огромные воронки чернели на асфальте. В дырявых стенах саистел ветер. С пеба падал не по-весеннему холодный и мелкий дождь.

По улицам шли кривые, шатающиеся ряды черных, грязных, закопченных и ободранных немецких солдат. Лица худые, изможденные, ноги еле двигаются, руки или заложены за согнутую спину, или устало болтаются у карманов. Ни один солдат, не смотрел в глаза берлинцам.

Заслуженный позор немецкой фашистской армия, позор поверженной германской столицы! С гордостью победителей смотрели советские воины на врагов, сокрушенных в бою, на черную силу фашизма, сломленную и раздавленную нашей Красной Армией. И не было жалости к этим вереницам ссогбешных скелетов в мутно-зеленые мундирах, к дымящимся развалинам вражеской столицы. Слишком много зла принесли они в мир. Но вот теперь довоевались “завоеватели” вселенной, “покорители” Европы. Азии, Африки!

А ведь годом—двумя раньше Берлин гордился этими убийцами русских, украинских, югославских и польских детей, женщин, этими мучителями и палачами Греции. Чехословакии, Франции, Бельгии, Голландии. Данин, этими “бравыми солдатами”” Гитлера.

Обер-лейтенант Герман Мозель ровно год тому назад ходил по берлинским улицам, надутый тщеславием, задаренный подарками, усталый от торжественных обедов, вечеров. Он тогда не хромал, как сейчас, лицо его лоснилось от жира, на него засматривались столичные крпсотки. Мозель – летчик истребитель, асс. У него есть грамота, удостоверяющая, что он сбил 41 английский и 26 американских самолетов.

— В прошлом году, — показывает Моэель. – я в одну ночь сбил 3 английских самолета, а утром Берлин устроил мне и моим товарищам манифестацию…

В апреле этого года Мозель был сбит под Берлином советским истребителем и при неудачном приземлении с парашютом позредмл правую ногу. Из госпиталя его послали в пехотную роту. Здесь кончилас – его карьера.

Шел по развалинам Унтер-ден_Линден с срохогтыми остатками сводного отряда берлинской полиции генерал-майор полиции Хайнбург. Шел во главе дивизии в плен генерал-майор Раух.

Много было среди пленных генералов, полковников, советников, докторов фашистских “наук”, еще больше чиновников гитлеровских министров.

В одном месте наш офицер задержал у станции метро цивильного немца с подозрительным чемоданчиком в руке.

— Ваши документы? — потребовал офицер.

— Я парикмахер, — ответил немец. — Документов при себе нет…

Случиашаяся рядом женщина-немка спросила:

— Давно вы, доктор Фриче, стали парикмахером. Вы. кажется, еще 20 апреля выступали по радио, как заместитель Геббельса?

В развалинах дома на улице Геринга наши бойцы обнаружили раненого немецкого генерала. Они его увидели в момент, когда раненый с помощью немецкого солдата снимал с себя генеральский китель.

В советском госпитале раненый охотно отвечал на вопросы переводчика.

— Пишите, – заявил он. — Фамилия моя Бауэр. Звание — генерал-лейтенант. Должность — шеф-пилот Гитлера и командир правительственного авиаотряда. У фюрера работал с 1932 года. Возил Гериига, Геббельса, Риббентропа, Муссолини Антонеску, царя Бориса… Несколько дней тому назад простился с Гитлером. Он благодарил меня за службу и рекомендовал перелететь на какой-нибудь аэродром, занятый англичанами. Первого мая я пошел в Тиргартен, чтобы подняться на легком самолете, но дорогой был ранен в обе ноги и лежал там, где меня застали наши солдаты…

Подполковник П. ТРОЯНОВСКИЙ.