В вагоне пассажирского поезда про­изошел настоящий трагический случай, или, как сказал сосед мой по лавочке, —типичный факт.

Мы ехали по ровному рельсовому пу­ти, без задержек и без уклонов и ру­чаюсь вам, что паровоз данного поезда мог конкурировать даже с лошадью, бе­жавшей вровень с нашим составом.

Лошадь легко поспевала за бегом по­езда, но ведь то лошадь — скотина, мно­го ли забот у нее, ее никакие липовые ударники не ремонтируют, ее машини­сты в пьяном состоянии не терзают и ежели какой-нибудь прохвост осме­литься по своей несознательности дер­нуть животную за хвост, таковая со­ответствующий отпор даст, в виде ля­гания.

Паровоз — не то. Паровозы — публика терпеливая. Бей их — они молчат. Пей на них, пой на них — они в лепешку расшибутся, тысячи человеческих жертв будут, а слова паровозы не ска­жут. Тихая публика, всякая поганая мануфактура в руках самого неударно­го стрелочника в состоянии распоря­жаться ими.

И вот, значит, ехали мы и вели раз­говоры на злобу данного дня.

С верхней полки, курчавый такой, средних лет человек свесился, с нами не говорил, а все на бумажку — чирк-чирк — записывал. Что бы это такое, ду­маем, наверно какой-нибудь сочини­тель, хочет стишки смастрячить, пото­му разговоры наши были для этого подходящи и, как шепнул сосед мой по лавочке, “конкретно целесообразны”. 

Разговор вертелся вокруг бежавшей рядом с машиной лошади, касался тру­довой дисциплины и роста крушений, перебрасывался на противоположную сторону, на сторону фиксирования достижений и, одним словом, разверты­вался.

— На железной дороге беспорядки — людей не жалеют, — жаловалась ста­руха.

— Мучат, — говорил рыжий мужчина. — Могу заверить на факте, как тетушка моя, царство ей небесное, на поезде не доехавши до Рязани скончалась от сильного сотрясения по причине обры­ва поезда.

Тут разговор, как говорят докладчи­ки, становился на высоту положения.

— А вот мы ехали — нас машинист подвел. Слез на одной станции и даль­ше ехать не хочет.

— Да, много на железных дорогах ужасных фактов случается. У нас вот, тоже был один брандахлыст…

— Как, как вы сказали, — заревел до сих пор молчавший писатель с верхней полки. — Да как вы смеете! Я весь ваш разговор подслушал и записал, я вас под суд отдам за клевету на квалифи­цированных агентов. Да разве вы не знаете, что на транспорте всегда во всем бывают виноваты стрелочники?!

Рука писателя уже поднялась над го­ловой несчастного, потерявшего из-за железной дороги тетку, но..

Резкий свисток кондуктора, а затем паровоза, приостановил назревавший скандал. Поезд встал ни к селу, ни к городу — где-то в лесу. Причина оста­новки была построена на новой желез­нодорожной технике. На линии стоял путевой сторож и, размахивая знаменем, кричал:

— Что же вы не едете, давайте, про­езжайте!

Знамя было покрыт зеленым бархатом. На знамени была надпись:

“Оппортунист, стой, прогульщик, опо­мнись, пьяница, ликвидируй на все сто процентов зелёную гидру. Все в ряды МОПРА.”

Машинист, разругавшийся в дым на всех парах наступал на стрелочника и взяв из его рук знамя с золотыми буквами, спросил:

— Еще будешь с такой мануфакту­рой на линию выходить? Будешь наво­дить тень на пролетарские семафоры?

— Никак нет, не буду. Мне ведь са­мому неприятно, второй флаг гибнет, у нас в красном уголке больше не оста­лось.

Поехали.

Писатель с верхней полочки снова было принялся за скандалы, как вдруг…

Хрясть…

На ближайшей станции у стрелки стоял стрелочник с большим красным знаменем и тревожно размахивал им.

На знамени было написано:

“Вперед к социализму”.

Вперед, так вперед. И машинист на­шего поезда рванул рычаги. Мы вре­зались в стоявший на станции товар­ный поезд. Мы плакали от счастья, что отделались так красиво.

Человек, потерявший тетку, расстал­ся с ногой, у меня вышибло зубы, а писатель, лишившийся пальцев на пра­вой руке, зубами рвал бумажонку, на которой записывал против нас обвине­ния.

Администрация Юдинского железно­дорожного участка в течение несколь­ких месяцев не может добиться крас­ной и синей мануфактуры для сигналь­ных флажков. На линии и даже в Юди­не дело доходит до того, что люди вы­нуждены встречать поезда со знаме­нами.

Печальный факт…

Впрочем…

Лошадь, она что… вези да вези, не отстанет, потому лошадь без забот, а мы, вот, заняты. У нас на выдумыва­ние одних только объективных причин сколько времени уходит.

Виктор Малышев.