Шарахнувшись в испуге от обвинительного заключения по делу промышленной партии, капиталистическая печать, преимущественно французской империалистической ориентации, объявила этот документ „фантастикой” прокурора Крыленко. Сам Раймонд Пуанкаре, не имея духу взглянуть в лицо фактам, пролепетал, что-то о „вымысле” прокурора „Киренко”. Один раз назвал бывший французский президент, бывший французский премьер и всегдашний мировой провокатор имя тов. Крыленко—и переврал его. И вот уже не в писанном документе, а на эстраде, ярко освещенной юпитерами, перед глазами тысячной аудитории, стоит профессор Рамзин, главный герой исторического процесса, и он на-зывает, не перевирая ни на слово, ни на букву, “имена Пуанкаре и Бриана и генерала Жанена и полковника Жуанвиля… Он называет, не перевирая, десятки и сотни имен, его речь состоит вся из фактов, она похожа на деловой доклад в собрании специалистов— и все его показания полностью на все сто процентов повторяют то, что сказано в обвинительном заключении. Это фантастика? Да—фантастика подлинных фактов. Это фантастика безумного заговора высококвалифицированных специалистов, вступивших в союз с профессиональными авантюристами французского империализма для уничтожения Со-ветского союза. И перед преступностью этого заговора бледнеют все великие мировые преступления, какие только знала история.
Фантастика? Да. Вот как выглядел тот фантастический мир, который грезился воображению одного из выдающихся представителей современной буржуазной науки -профессора Рамзина руководителя Теплотехнического института. Заключительной сценой этой фантастики был бы тот же зал, в котором сейчас выступает профессор Рамзин. Он сидел бы на эстраде, как и теперь. Киноаппараты наводили бы на него свои объективы, как и теперь. Но он был бы уже не подсудимым Рамзиным, а министром Рамзи- ным, и рядом с ним в этом прекрасном зале с белыми колоннами, I который был некогда залом дворянского собрания и стал залом организованного в профсоюзы, взявшего прочно власть в свои руки рабочего класса — рядом с ним сидели бы и другие министры, все знакомые лица—Рябушинский и Коновалов, Третьяков и Милюков и во главе всех, как диктатор, генерал Лукомский. Они торжествовали бы свою победу над большевиками и называли число истребленных—повешенных расстрелянных, замученных рабочих— миллион, два миллиона, три миллиона! Потому что утвердить власть капитала в Советском союзе можно было, только истребив до последнего всех коммунистов. всех лучших сознательных рабочих, всех комсомольцев— вплоть до пионеров, детей рабочего класса, подрастающих большевиков. Но стоит ли говорить о миллионах истребленных рабочих, когда этой ценой обеспечивается уплата миллионов франков французскому капиталу!
И вот, торжество: гремят трубы, литавры, герой сегодняшнего торжества, профессор Рамзин, встает и говорит все тем же деловым тоном профессора-специалиста:
— Господа министры, генералы, прекрасные дамы и уважаемые Собственники! Не меня благодарите за победу. Я—лишь исполнитель превосходно задуманного плана. Вся благодарность авторам этого плана и тем, кто дал средства для его осуществления. Ура—господину Пуанкаре! Ура, господину Бриану! И сюда, на трибуну скромных безвестных героев—этих агентов французского штаба, господина К., господина Р. Назовем же полностью их имена и воздадим им должное: это они скупали оптом и в розницу русских известных профессоров и подготовляли интервенцию. Ура!
Это—фантастика? Да, фантастика! Да, бред. Но только- потому, что руки коротки у международного капитала, и рабочий класс Советского союза с помощью меж- дународного пролетариата не отдаст мировым хищникам и разбойникам ни власти своей, ни первого в мире социалистического государства. Это фантастика только потому, что пролетариат достаточно силен и глаза его зорки.
Этим летом вражеские войска должны были, по мысли профессора Рамзина—не по его собственной мысли,—залить поля Со-ветского союза: впереди — войска панской Польши, и рядом—войска румынского боярства,—линия движения этих войск была начертана одновременно ударом на Москву и Ленинград, с выступлением на левом фланге единого империалистического фронтавойск фашистской Финляндии и с вспомогательными корпусами Латвии.И предусмотрено было, где высаживаться красновским казакам и как пройти белогвардейскому корпусу бывших врангелевцев. И в тылу у всей этой армии, запрятавшись от мира, французские генералы и инструкторы, французские поставщики оружия, французские инкассаторы английских и всяких прочих денег. Роли были распределены: руководство и деньги— Франции и Англии ,кровь и жизнь— обманутых польских, румынских, фииляндских н иных крестьян.
Это фантастика? Да,—только потому, что это провалившийся план. А если бы он удался, он был бы победой и мудреца и пророка Пуанкаре, он был бы триумфом Бриана.
Лето 1930 года прошло, п на полях Советского союза тысячами прошли колонны тракторов. Осень 11930 года прошла. Урожай, какого не знала и не могла знать царская Россия,—урожай, в котором нет ни одного помещичьего зерна, но от которого в испуге дрогнула вся капиталистическая, вся ростовщическая, вся спекулянтская Европа,—этот победитель- урожай — свозится на государственные склады и в государственные порты, наполнив до краев и крестьянские, колхозные закрома. Осень 1930 года прошла, и дымятся над всем Советским сою зом трубы заводов, каких не знала и не могла знать царская Россия, потому что это новые заводы социалистической стройки и их работа—вопреки вредительству—приводит в глубокое смущение капиталистов всего мира. Осень 1930 года прошла, и начало зимы встречает профессора Рамзина и его друзей в белом замке его мечты — в Колонном зале МОСПС. И он стоит на эстраде, ярко освещенный кино-юпитерами. Он—в центре внимания. Все притаили дыхание, слушая его, и слова его разносит по всему свету телеграф. И он, всегда бывший человеком дела, не умеющий говорить иначе, как языком докладов, не находящий и теперь, в такую исключительную минуту иного тона, как тон делового доклада, рассказывает о величайшей фантастике наших дней — о не- сбывшемся, разбитом вдребезги плане французского генерального штаба, плане господина Пуанкаре, й он кается, горько кается этот деловой профессор Рамзин! Классовая, звериная ненависть к пролетариату ослепила его, позволила увлечься фантастикой вредительского заговора против рабочего класса Советского союза и толкнула на союз с империалистами, которые ничем не брезгуют в подготовке войны и интервенции, покупают профессоров, покупают правительства маленьких стран, покупают министров и печать. И шаг за шагом профессор Рамзин, фантастический министр и вполне реальный подсудимый раскрывает все нити международного заговора, насыщенного порохом и кровью. И вся речь его—это факты, только факты, ничего кроме фактов. И прокурор Крыленко внимательно слушает, как и все в этом зале, убийственную для империалистических правительств цепь фактов.
Это фантастика? Да, — фантастика подлинных фактов.
Д. Заславский.
Москва, 28 ноября. (По радио).