Ровно год тому назад, в 10 часов вечера, бригада дисковщиков третьей смены сырейного цеха меховой фабрики № 1 пришла к фабричным воротам на 2 часа ранее срока.
— Какое может быть ночью собрание, —недоверчиво удивлялся человек, стоявший у ворот. Уж сколько месяцев я дежурю у этих ворот, не упомню, чтобы ночью кто на собрание ходил!…
Потребовалось поручительство находившегося тут работника фабкома, чтобы пропустить ребят внутрь фабрики, в столовую.
На этом ночном собрании, созванном по инициативе «Красной Татарии», ребята ударники жаловались:
— Все прахом идет. Мы и в себя верить перестали. Хотели работать по-ударному, но выходит, что все силы отдаем лишь для того, чтобы завоевать у чиновников право работать по-ударному.
— А наши предложения… Наверное предложения для того и существуют, чтобы их мариновали. Станки наши не укреплены, как на волнах качаются, губки от ножей неровные, с зазорами. Игл для направки дисков нет. Все это мелочи, но это рождает брак, ухудшает качество, повышает себестоимость.
— Знаешь, — сказал мне работник фабкома, когда мы в первом часу уходили с фабрики — какое блестящее собрание! По-моему ночные собрания нужно устраивать не только для того, чтобы обслуживать ночные смены, но и для того, чтобы больше пользы было. Ночью как то откровенней и активней ребята говорят. Надо будет взяться за ночные собрания…
…И вот сейчас, через год, уже совершенно другой работник фабкома, получивший в печальное наследие поучительный урок с провалами прошлых фабкомов, получивший возможность на учете прошлых ошибок повести по-деловому, по-массовому работу, стоял перед общественным судом и давал показания.
На вопрос судьи о том, как обслуживаются ночные смены, работник фабкома ответил односложно:
— Никак!
Затем допрашивались другие обвиняемые, давали свои показания свидетели и выявилось: попрежнему нет учета социалистического соревнования, попрежнему промфинплан не доведен до бригады, до рабочего места и, наконец, самое преступное заключается в таком, никем почти не замеченном на суде факте:
На суде рабочие жаловались, что на дисках трудно работать. Губок нет—они изломаны и иззубрены. Нет иголок для поправки дисков.
Что же изменилось за год?
Можно смеяться от души, если так, вне времени и пространства, рассматривать случай, когда некая администрация, которая «жила-была» на некоей фабрике, в течение одного дня торжественно заявляла, что рабочих на фабрике 975, потом — 1056 и, наконец, 876.
Можно посмеяться и такому случаю, когда на фабрике прогульщики исправно получают зарплату, но не получают дисциплинарных взысканий потому, что никто, начиная от табельщика и кончая завцехом, не знают, какое количество рабочих вышло на работу.
Можно, наконец, посмеяться, узнавши, что рабочий по возвращении из законного отпуска получает извещение от администрации, от той самой администрации, которая его в отпуск пустила, что он уволен за продолжительный прогул.
Но смех пропадает, становится даже дико при мысли о смехе, когда наряду с этим узнаешь, что на этой самой фабрике, на которой срывается выполнение промфинплана в дневных сменах, нехва- тает рабочей силы, а в ночных сменах, когда производительность труда ниже,
нехватает станков, потому что людей больше, чем нужно.
Нет больше мысли о смехе.
Меховая фабрика, работающая на экспорт, попала в отвратительные и мерзкие об’ятия бесплановости, безответственности, головотяпства и страдает хроническим невыполнением промфинплана.
Девятимесячная программа по количественным показателям выполнена на 92,04 проц., производительность труда, по сравнению с планом, ниже на 20,32 проц., себестоимость обработки условной единицы товара значительно выше плановой. По плану, в первом квартале себестоимость условной единицы товара должна была равняться 16,84 коп. Фактическая же себестоимость — 19,98 коп. В третьем квартале задание — 13,68 коп., фактическая же себестоимость — 18,29 коп.
Но, к превеликому нашему удивлению, эта позорная работа, как оказалось по путанным об’яснениям фабричного треугольника, ничто иное, как неизбежное, исторически закономерное явление.
Огрызаясь друг на друга, сваливая вину на «дальних родственников», утверждая, что руководство сверху и поддержка снизу отсутствуют, кивая в сторону текучести рабочей силы и ее острого недостатка, все три горе-угла этого расползшегося треугольника собрали оппортунистический букет «об’ективных» причин, украсив им позорные, недопустимопозорные результаты своей работы.
Об «об’ективных» причинах, об этих надуманных, об этих притянутых за хвост, с позволения сказать, причинах, нужно крепко запомнить всей пролетарской общественности. Они — классический образец техники очковтирательства, оппортунистической немощи и виляния.
Посудите сами!
Представители дирекции, фабкома партколлектива до хрипоты, до воя обвиняли друг друга в бездёльи, в «не уменьи включиться в бурные темпы реконструктивного периода».
Директор видел промахи фабкома и партколлектива в борьбе за рабочие кадры, в борьбе против текучести и в то-же время этот единоначальник, ничто- же сумняшеся, безмятежно возглавлял архичиновничью, неподвижную, косную машину фабрикоуправления, сросшись с ней, не замечая ее зловонных болячек.
До хрипоты все три угла треугольника кроют друг друга за бездеятельность в борьбе против текучести. Но никто не подумал, что ежедневно, ежечасно, требуя от рабочих повышения производительности труда, нужно заботиться об улучшении условий труда.
Мариновались, покрывались плесенью в чиновничьем болоте фабрикоуправле- ния рабочие предложения об рационализации производства. Наплевательски относились к охране труда, использовав из ассигнованных на эту цель 32.000 руб. всего лишь 9.000.
«Об’ективные причины»! Венок оппортунизма из цветочков немощи, неуменья возглавить инициативу масс, неуменья поднять на принципиальную высоту важнейшие директивы партии о соцсоревновании, о единоначалии, об установлении точного учета производства 4- вот что угробило промфинплан на мехо- вой.
Кто по тяжелой ошибке стоял у руководства рабочими массами на меховой? Секретарь партколлектива Якупов—это прототип «отсекра Гладких» из «Выстреи ла», до последней минуты не замечал ,как он сам тонул в оппортунистическом 601- лоте. Якупов в самый последний момент, на суде, еще имел смелость заявлять:
“Зажима самокритики нет. Рваческих тенденций нет. Коммунисты в соцсоревновании учавствуют исправно”..
Ну, чем то отличается от классической фразы Гладких из «Выстрела»: «В общем и целом все благополучно».
Но в этом «общем и целом» была одна «маленькая частность» — зияющий прорыв на производстве.
И Якупов, оценив сущность соцсоревнования, ударничества и единоначалия, не поняв, что именно слабость на этих участках и определила прорыв, — стал в позу невинно обвиненного и клеветнически повторил давно разоблаченное оппортунистическое старье:
— Что я могу поделать — мне сверху от райкома помощи нет, а масса неподвижна, нет актива.
Отсутствие промфинплана, учета соревнования, незнание рабочими качественных показателей своей работы, бессистемность в руководстве производст вом. Якупов, секретарь фабкома Моисеенко, считакштйг что достаточно научить неопытного председателя фабкома бюрократической премудрости накладывать резолюции — «подшить к делу», никудышное руководство фабкомом со стороны ТО кожевников — вот что, в общем и целом, хронически гробило промфинплан на меховой.
**
*
Год тому назад рабочие-дисковщики жаловались на губки и иголки. И вот опять эта жалоба.
Она должна прозвучать в последний раз. — Общественный суд и рабочие фабрики дали должную оценку деятельности своего треугольника. Причины прорыва в основномм изучены. Решения суда должны быть тщательно проработа ны на цеховых собраниях. Эти решения должны занять внимание всех рабочих нашей промышленности, чтобы, яростно борясь за выполнение промфинпланов повседневно учитывать печальный опыт меховой, опыт, повторения которого ра бочие-меховщики больше уже никогда не допустят.
Юниус.