Сегодня мы представляем еще одного победителя I республиканского конкурса «Врач года — Ак чэчэклер». Это известный казанский микрохирург Андрей Богов. Он профессор, доктор медицинских наук, главный научный сотрудник Института травматологии и ортопедии, заведующий отделением микрохирургии НИЦТ «Восстановительная травматология и ортопедия». Еще — автор 38 патентов и авторских свидетельств на новые виды операций и устройства для их проведения.

А вот пациенты называют его волшебником, намекая, что такая фамилия, как у него, просто так человеку не дается — мол, сама судьба предначертала ее обладателю успешно вмешиваться в ситуации, когда человеческие возможности уже исчерпаны…

— Увы, происхождение моей фамилии куда более прозаично, нежели можно представить, — смеется доктор Богов. — Дело в том, что мои дед и бабушка — детдомовские, когда-то таких детей именовали «боговыми подарками». Отсюда, видимо, и фамилия. Так что никаких предначертаний… А вот курьезы были. К примеру, один из моих преподавателей в студенческие годы вполне серьезно заявлял, что советский врач носить такую фамилию просто не имеет права. «Это все равно что ваш сокурсник Смертин, — возмущался он. — Меняйте фамилии, пока не поздно». А если серьезно, то никакая фамилия не сделает врача врачом, если он не работает над собой постоянно, не повышает уровень образования и профессионализма, не стремится стать лучшим в профессии.

— Получается, что главное для врача — честолюбие?

— Главное — уметь работать по-настоящему, а без честолюбия добиться успеха невозможно. Оно ведь тоже разное бывает: можно мечтать стать самым богатым, а можно — самым профессиональным, чтобы и престиж тебе, и польза от тебя. Разницу ощущаете?

… Последствия аварии, в которую попал двадцатилетний Х., оказались очень серьезными, и в их числе — травма плечевого сплетения. Кости срослись достаточно быстро — молодой ведь совсем парень, а вот с функциями руки куда хуже. Когда сняли гипс, выяснилось, что рука практически потеряла чувствительность и висела как плеть. Инвалидность?

К счастью, сегодня в Татарстане есть возможность помочь людям с такими травмами.

— Сейчас я не вспомню подробностей той операции, ведь пациенты с травмами плечевого сплетения поступают к нам не только со всей республики, но и из соседних регионов, — говорит Андрей Алексеевич. — Лет двадцать назад подобные травмы чаще были последствием мотоциклетных аварий, нынче — автомобильных. Это могут быть и последствия прямого удара, вывиха плечевого сустава, глубокого пореза, когда повреждаются нервы, ответственные за двигательные функции конечности. Нерв ведь зачем нужен? По нему проходит импульс от спинного мозга, который возбуждает — иннервирует мышцу, она сокращается, за счет чего и происходит движение конечности. Если нерв поврежден, значит, сигнал не дойдет. Без него мышца «не сообразит», что ей нужно делать. В плечевом сплетении находится такое множество тонких пучков, что найти пострадавший нерв можно лишь при помощи специальной аппаратуры.

Если нерв разрезан или разорван, его можно соединить — сшить, проще говоря. Правда, пока хирурги не научились восстанавливать нервы на все сто процентов, и рассчитывать, что после операции рука станет «лучше новой», не приходится. Понятно, что прооперированный человек уже не станет чемпионом по гиревому спорту или пианистом-виртуозом, но сможет удержать в прооперированной руке вес около восьми килограммов. При любом повреждении нервов происходит потеря, как минимум на четверть, функциональных возможностей мышцы, которыми они управляют.

Мы говорим о том, что можем приспособить конечность к определенным функциям, которые обеспечивают необходимый жизненный объем. То есть — сгибание, разгибание, отведение в сторону, поднятие небольших тяжестей. В руке ведь около тридцати мышц, участвующих в ее движениях, и столько же функций.

Еще сложнее, если у травмы тракционный механизм, когда нервные стволы вытягиваются и рвутся от этого. Причем порой с виду нерв выглядит неповрежденным, хотя на самом деле поврежден фасцикул — содержимое ствола, который при тракции страдает больше всего. Ну, приближенно это можно представить как обычный изолированный провод. Снаружи он нормальный, а металлический проводник внутри разорвался. Понятно, ток до лампочки не дойдет, и она не загорится.

Часто при тракции происходит преканглеонарный отрыв корешков нервов плечевого сплетения от спинного мозга. В этом случае сшивать уже нечего, нужны другие методы. Тогда на место поврежденных пересаживаются нервы, взятые с других участков тела.

— Выходит, «запчастями» — хотя бы в плане нервов — природа человека обеспечила?

 — Не поскупилась матушка, причем взять «запасные» можно, не повредив функции других органов. Допустим, можно использовать нервы-невротизаторы из межреберных промежутков, добавочный нерв, который расположен в трапециевидной мышце. Перемещение нерва с одного места на другое называется невротизацией, а замещение его дефекта — аутонервной пластикой. Во время операции приходится делать не один разрез, ведь нерв нельзя законсервировать, а нужно использовать сразу. Потому разрезы при микрохирургии достигают иногда двух метров по общей длине — сначала для того, чтобы взять здоровый нерв — из области плеча, лопатки, ребер и т.д., потом — чтобы пересадить его в нужное место.

Для прорастания нерва в ткань мышцы нужны время (он растет не более двух миллиметров в сутки) и особые условия. Помешать нормальному прорастанию могут и нарушение кровообращения, и травматические рубцы, и много еще чего. Говорить об успехе или неуспехе операции можно по истечении семи-восьми месяцев, причем первоначально импульс можно определить только при помощи специального оборудования. Пять-шесть этапов лечения потребуется, прежде чем появится визуальный результат. Обычно года три уходит, так что рассчитывать, что наутро после операции пациент сможет запросто поднять руку, не стоит.

Мы достигли сегодня немалых успехов в реиннервации мышц при травме плечевого сплетения. Результат наших операций не хуже, чем у австрийских и американских хирургов, — 83 процента восстановления положительной функции в случае, допустим, сгибания руки в локтевом суставе. Кстати, функцию бицепса пациенту, за лечение которого я был удостоен звания хирурга года, восстанавливали именно так. Но ему в какой-то степени повезло, во всяком случае, с лечением. Во-первых, он обратился вовремя — с момента травмы прошло менее года. Это очень важно, потому что нерв-то можно пересадить на любой стадии после травмы, тогда как мышца, которую он иннервирует, атрофируется обычно в течение года и затем передаваемый импульс попросту «не слышит». Правда, есть еще один выход — заменить погибшую мышцу участком другой. Например, грудной. Вот только не нужно быть специалистом, чтобы понять, насколько это усложняет операцию и делает результат менее прогнозируемым. А во-вторых, мой пациент был молод и в хорошей физической форме, что-то же очень важно при любом лечении, тем более при операциях, которые длятся шесть-восемь часов. Да и травма у больного была не самой страшной. Так что на восстановление ему потребовалось около полутора лет…

Делать подобные операции татарстанские микрохирурги начали более десяти лет назад, одними из первых в России. Сегодня такие вмешательства проводятся в Татарстане и в Ярославле. Где учатся микрохирурги? В основном на Западе. Богов, например, прошел школу в Германии и в Америке. Он утверждает, что сегодня в республике очень сильные специалисты, им бы еще достойное техническое обеспечение.

— От зарубежных коллег по части оборудования мы отличаемся на порядок, — констатирует Богов. — Благодаря вниманию Президента и Правительства Татарстана, ну и, конечно, финансовым вливаниям по линии национального проекта «Здоровье», для операций с применением высоких технологий у нас в институте есть все. Таких операций, согласно квоте, мы делаем сто в год. А могли бы делать больше… По остальным же направлениям необходимо обновлять оборудование. Например, мы работаем на микроскопе 1990 года выпуска. Свой ресурс он давно выработал. Клинике сегодня совершенно необходим рентгеновский томограф. В какой-то мере спасает близкое соседство с РКБ, туда и направляем своих пациентов. Но ведь это не выход, согласитесь.

Для меня необходимо современное операционное и электрофизиологическое оборудование, а работать приходится на старом. Конечно, местные Кулибины чинят его по мере необходимости, но и надежность не та, и возможности — тоже. Я понимаю, что мог бы сделать в несколько раз больше, отсюда чувство неудовлетворенности. Конечно, российские врачи в некотором смысле имеют преимущество перед западными — как голодные поэты перед сытыми. Они продолжают беспрерывно учиться, в том числе и за границей, и часто на свои средства, — в запас на десять лет вперед, у них больше смекалки и сообразительности. Однако полученные знания используются не с той эффективностью, как хотелось бы.

Или вот такой вопрос. У нас единственный в мире положительный результат клинической апробации выращивания периферических нервов методом вытягивания — тракции. По сравнению с обычными методами замещения дефектов, то есть пересадки и сшивания, это большой шаг вперед. Саму тему вытягивания нам оставил академик Гавриил Абрамович Илизаров, замечательный врач, изобретатель известного аппарата, с помощью которого удлиняют кости. Но кость-то вытянется, а ведь вместе с ней должны расти и мышцы, и нервы. Давно мы этим занимаемся, появились первые результаты. Для их подтверждения потребуется еще как минимум десяток лет. Были бы деньги — это дело пошло бы быстрее.

Еще проблема. Здание у нас новое, хорошее. Палаты для пациентов — по высшему разряду. А операционных стало меньше. Соответственно, операционного времени хирургам не хватает. Я делаю сейчас операции два-три дня в неделю, а мог бы, и делал раньше, — каждый день. Вполне возможно делать пять-шесть операций в день, причем одновременно на двух столах.

— Прямо как ткачиха-многостаночница… А на результатах операции это не скажется в худшую сторону?

— Ни в коем случае. Американский микрохирург, например, делает операции одновременно четырем пациентам. Ассистенты проводят подготовку и не самые сложные манипуляции с тремя больными, а в это время микрохирург делает свою работу на одном столе, затем переходит к другому. Из хирурга нужно выжать все, ведь на его подготовку затрачены очень большие деньги. Чтобы воспитать микрохирурга, нужно лет пятнадцать — и это при наличии данных и трудолюбия, постоянной практики. Столь дорогостоящее оборудование не должно простаивать, это не по-хозяйски. Я как хирург простаиваю, и это грустно. По американским меркам мы, вообще, бездельники…

— Вы первым начали заниматься микрохирургией в Татарстане. Откуда такая заинтересованность в экзотическом тогда направлении хирургии?

— Лет двадцать назад микрохирургия была самой романтической медицинской профессией. Здесь операции по нагрузке и длительности превышают любые другие, а зарплата небольшая. Значит, романтика. Но заниматься микрохирургией я никогда не мечтал, достаточно было сосудистой хирургии. А тут мне, человеку довольно нетерпеливому, простаивать по десять часов за хирургическим столом…

Но вот надо же тому случиться — именно мне в свое время предложили поработать во Всесоюзном научном центре хирургии. Здесь состоялись первая пересадка почки, первая пересадка печени — представляете, какой уровень? Отказаться от возможности пройти курс микрохирургии у медиков, чьи имена я знал только по учебникам и книгам, у меня не хватило духу. А заниматься у таких учителей, как академик Борис Петрович Петровский, профессора Виктор Соломонович Крылов, Николай Олегович Миланов, Алексей Михайлович Боровиков, и не влюбиться в профессию было невозможно. В 1983 году я провел первую в Татарстане операцию по реплантации не полностью отрезанной кисти. Ну и пошло…

— Сегодня вы входите в пятерку лучших российских пластических эстетических хирургов. Возвращать женщинам красоту — дело благородное, но неужели вам не хватает микрохирургии?

— В эстетическую хирургию я пришел именно из микрохирургии. Вообще, пластическая хирургия, как общее название, включает в себя реконструктивную, эстетическую и микрохирургию. Во всем мире путь в эстетическую хирургию лежит через реконструктивную. Эстетика — это очень интересно.

На самом деле история эстетической хирургии очень давняя. Первые операции начали делать в Индии шестьсот лет назад до нашей эры. Тогда врагам, обращенным в рабов, отрезали носы, чтобы их можно было сразу отличить в любой толпе. Так вот, индийцы научились формировать новый нос из лоскута кожи со лба. Кстати, этот метод применяется и сегодня.

XVIII веком датирована первая публикация на эту тему, а современная эстетическая хирургия — это и подтяжка кожи лица, и улучшение внешнего облика — ведет отсчет с 1945 года. Официальное введение специальности состоялось в шестидесятые годы прошлого столетия в Соединенных Штатах и Европе, а у нас — десять-пятнадцать лет назад. Хотя специальности такой в российских вузах нет по сей день.

Но интерес интересом, однако и деньги никто не отменял. Эстетическая пластика — направление платное. На свои научные изыскания в микрохирургии я во многом зарабатываю пластикой, и жизнь свою менять не собираюсь. Во всяком случае, после победы в республиканском конкурсе я впервые съездил в Штаты на конференцию на призовые, то есть государственные, а не на свои деньги. До этого сам справлялся.

— Подвижничество какое-то получается…

— Бросить уже нельзя, раз взялся — останавливаться негоже. Только вперед и вверх. Хирургия, вообще, наркомания своего рода — без адреналина, который дает эта работа, жить невозможно. Я и отдых выбираю активный, вроде горных лыж или подводной охоты. И то недели на две, а остальное время все равно буду работать, даже если в отпуске. А насчет подвижничества вы зря иронизируете — врач, который может помочь пациенту и не использует для этого все свои возможности, уже не врач. Это нормальное понимание профессионализма.