По данным американских исследователей, как только стали заранее выявлять женщин, у которых родятся дети с пороком сердца, смертность среди этих детей во время операций уменьшилась на 50 процентов. Потому что мать соответствующим образом готовят, она рожает в специализированном учреждении, ребенок сразу попадает в руки детского кардиолога-неонатолога.

Сердечко новорожденного младенца в диаметре не более трех сантиметров – меньше грецкого ореха. Так что работу детского кардиохирурга можно сравнить разве что с мастерством ювелира. Только ответственность, согласитесь, несоизмерима – испортив драгоценный камень, ювелир платит деньгами. Цена ошибки врача всегда одна – жизнь младенца…

Несколько лет назад коллегия российского Минздрава констатировала: ежегодно в стране погибают несколько тысяч ребятишек, родившихся с пороками сердца. И далеко не всегда потому, что медицина бессильна. Порой она просто опаздывает. Если вовремя не сделать операцию, более трети малышей погибают в течение первого месяца, еще столько же – в течение полугода, и даже выжившие становятся инвалидами.

Сегодня на Западе в первые месяцы жизни оперируют девять из десяти таких детей, в России – лишь одного из пятерых. В нашей стране ежегодно появляются на свет около семи тысяч младенцев с врожденным пороком сердца, в Татарстане – около трехсот семидесяти, и две трети таких малышей могут выжить, только если им будет проведена операция в первые полгода жизни.

Пять лет назад Минздрав России признал такую ситуацию недопустимой и наметил меры по ее исправлению. Сегодня более половины операций новорожденным делают в Научном центре сердечно-сосудистой хирургии им. Бакулева. Существенное количество таких оперативных вмешательств проводят и в Татарстане, в Детской республиканской клинической больнице.

…Мы в палате реанимации ДРКБ. Она рассчитана на шесть коек, три из них заняты. В палате – тишина, нарушаемая лишь негромким жужжанием дыхательных аппаратов. Высокие койки, обставленные со всех сторон сложнейшей аппаратурой, на экранах мониторов курсоры непрерывно вычерчивают замысловатые линии. Все, как положено в реанимации. Только койки коротенькие – едва ли в метр длиной. Они рассчитаны на совсем маленьких пациентов – тех, кому и года еще не исполнилось. Подходить близко к постелям запрещено, но и издалека видны таблички над изголовьем, где обозначены фамилия и возраст пациента – 10 дней, 14 дней, 20 дней… Смотреть на распластанное на простынке тельце младенца в памперсах, но с интубационной трубкой во рту, иглой системы в крохотной ручонке и пластырем, поддерживающим повязку на груди, невыносимо. Хочется закрыть глаза… Однако подобную “роскошь” могут себе позволить немногие. Дело в том, что вход сюда посторонним строго запрещен, даже мамам будет позволено ухаживать за своими малышами только в палате, когда пройдет срок реанимации. А медикам во время работы эмоции противопоказаны.

– Этих пациентов не только на минуту – на секунду нельзя оставить, – говорит заместитель главного врача ДРКБ по хирургии Денис Петрушенко. – Даже после успешно проведенной операции у кардиобольного, да еще такого неокрепшего, все может быть…

– В ДРКБ проводится более шестисот операций на сердце в год, – продолжает Денис Юрьевич, когда мы уже идем по коридору клиники. – Потребности Татарстана мы покрываем, очередей на операцию нет. Хотя дозировать нагрузку на медиков удается не всегда. Например, на этой неделе в ДРКБ поступило восемь новорожденных с сердечно-сосудистыми патологиями, четверо – те, кому это нужно было делать немедленно, – уже прооперированы. Вчера из родильного отделения РКБ поступила информация, что скоро поступит к нам еще один пациент. Пока диагноз не подтвержден, но, похоже, наш…

Беседу прерывает звонок мобильного телефона доктора.

– Везите, операционная готова, – говорит он.

– Как раз тот случай, о котором я вам только что говорил, – поясняет Денис Петрушенко. – Подтвердился диагноз, нужна операция.

Говорят, примета хорошая, когда о человеке говорят, а он вдруг сам проявляется. Может, и правда малышу теперь сто лет жить…

– Часть пороков выявляется еще во внутриутробном периоде жизни ребенка, – продолжает Денис Юрьевич. – Тогда будущую маму врачи ведут на особом режиме, и рожать она будет в специальном отделении. Как только малыш появится на свет – сразу к нам, и почти сразу же – на операционный стол.

Но некоторые пороки сердца можно диагностировать, лишь когда ребенок родится. Тут важно вовремя заметить заболевание. В Казани с перинатальным выявлением пороков сердца ситуация получше, а вот на периферии с этим делом сложнее. Так, допустим, из четверых пациентов, прооперированных на этой неделе, половина – казанские. Но статистика – вещь неумолимая, распространенность заболеваний везде приблизительно одинакова. Просто где-нибудь на селе порок сердца у ребенка останется не выявленным еще какое-то время.

– Такой малыш обречен?

– Увы. Какое-то время организм может и бороться с недугом, но видели бы вы таких детей лет в десять! Ребенок бледный, губы синие. Кровь у него почти не движется, потому что эритроциты в массе увеличиваются, набирая побольше кислорода. В конце концов или сердце со всем этим не справится, или инсульт подросток получит из-за медленного движения крови. Так что делать операцию все равно придется, но чем раньше – тем лучше.

Однако специальность “кардиолог-неонатолог” как таковая появилась всего несколько лет назад, а потому специалистов пока не хватает. Правда их задача – не поставить диагноз, а заподозрить неладное. Точный диагноз устанавливают в больнице – наши врачи решат, нуждается ли ребенок в срочной операции, для этого есть специальное оборудование, например, высокоточный УЗИ-аппарат.

Мы идем по широкому коридору клиники. Справа – ряд дверей операционных. Вот здесь через несколько часов будут решать судьбу родившегося вчера малыша с пороком сердца в соседней РКБ…

– Сколько часов идет операция?

– Два-два с половиной, а если сложный порок или операцию делают новорожденному, то где-то около четырех часов. В операции участвуют два хирурга, анестезиолог, перфузиолог – тот, что проводит искусственное кровообращение, операционная сестра, по медсестре у анестезиолога и перфузиолога, иногда требуется еще и третий хирург. В конечном итоге – футбольная команда, одиннадцать человек…

За год в Детской республиканской больнице лечат около двадцати пяти тысяч детей в возрасте “от нуля” до восемнадцати лет. Приблизительно восьми тысячам из них требуется операция. Не только кардиохирургическая, конечно, одноименное отделение – всего лишь одно из двадцати двух в клинике, где нам довелось побывать в тот день. А есть здесь все, начиная от банальной ортопедии до понятной далеко не каждому даже по названию нейрохирургии. Одним из самых тяжелых отделений считается онкогематологическое, где лечат малышей со злокачественными заболеваниями крови.

– Это отделение у нас на особом положении, – говорит главный врач ДРКБ Евгений Карпухин. – С него и начали модернизацию больницы. По мере сил пытаемся облегчить страдания таких ребятишек. А для этого необходимо многое – от современных лекарств и оборудования до создания больным соответствующих бытовых условий. Тут ведь не идет речь о недолгом пребывании в стационаре, детям приходится подолгу жить в больничных стенах. И важно, например, чтобы рядом мама была…

В приоритетном национальном проекте “Здоровье” модернизация детских больниц почему-то не предусмотрена. И модернизация клиники осуществляется из республиканского бюджета. Для ДРКБ закуплено 1017 единиц современного оборудования. Четыреста миллионов рублей потрачено в прошлом году на переоборудование и установку новой аппаратуры. Два реанимобиля коллектив медиков получил в рамках регионального нацпроекта, оба эксплуатируются круглые сутки.

Нынче Президент Татарстана Минтимер Шаймиев в своем ежегодном послании отдельной строкой упомянул ДРКБ, заверив, что внимания к ней меньше не станет.

Недавно мы получили госзаказ на кардио- и нейрохирургические операции для пациентов из соседних Марий Эл и Чувашии, уже подготовлены документы, по которым Детскому республиканскому кардиоцентру будет присвоен статус федерального.

– Такая операция стоит дорого?

– Для родственников пациента, поступившего в рамках госзаказа, – бесплатно. Вообще, кардиохирургическая операция стоит более 104 тысяч рублей, а с послеоперационным выхаживанием может получиться раза в два дороже. Но тут уж деньги считать не приходится. Вовремя сделанная операция на крошечном сердце позволит в дальнейшем малышу расти здоровым.

– Сколько детей из соседних республик вы планируете принять в этом году?

– Госзаказ по кардиохирургии – семьдесят пять малышей из Чувашии, по нейрохирургии – тринадцать из Марий Эл и двенадцать из Чувашии.

…Рокот вертолетного винта за окном заглушает окончание фразы главврача. Оказывается, посадочная площадка для санавиации ДРКБ расположена аккурат напротив окон его кабинета.

– Привезли пациента? – интересуюсь у Карпухина.

– Нет, бригада врачей с осмотра вернулась. Мы ведь стараемся без крайней необходимости детей сюда не возить. В спорных случаях лучше сначала врачу на месте больного посмотреть. Откуда знаю, что врачи? Так вертолет-то маленький, “Ансат”, пациентов доставляют более крупным вертолетом. Санавиация – это самостоятельная организация, обслуживающая и РКБ, и нас. Пока нареканий в ее адрес нет.

На мой взгляд, внимание, оказываемое сегодня руководством республики детской медицине, не только обоснованно и оправданно, но и совершенно необходимо. Судите сами – два-три ребенка, поступивших в ДРКБ в сутки по линии неотложки и “скорой”, – это, скорее, норма, чем неожиданность. Мы же круглосуточно дежурим по кардиохирургии, офтальмологии и оториноларингологии. ДРКБ – единственная детская больница “Скорой помощи” в Казани. Согласитесь, что-то это значит…