Как часто случается, что любопытные и важные факты мы узнаем совершенно случайно, в ходе обыденных разговоров. Один из них и стал поводом для написания этих строк.
У одного моего приятеля сынишка с малых лет страдал кожной болезнью. Испробованные родителями методы и средства приносили лишь временное облегчение. Приятель уже потерял надежду на излечение, полностью разуверился в возможностях нашей медицины. А болел ребенок псориазом, в просторечии называемом чешуйчатым лишаем. Эта незаразная кожная болезнь встречается как у мужчин, так и у женщин, причем любого возраста. Несмотря на то, что псориаз для окружающих не опасен, самому больному и его близким он доставляет немало моральных и социальных проблем.
Хотя чешуйчатый лишай имеет многовековую историю, а описание его встречается еще в трудах Гиппократа и Цельса, он по сей день остается одним из загадочных недугов, причины возникновения которого неизвестны. Нынче ученые склоняются к мнению о наследственном, эндокринном, обменном и иммунологическом его происхождении.
К сожалению, как показывает практика, современная медицина пока еще не владеет надежными специфическими методами лечения псориаза, позволяющими навсегда избавить больного от страданий, которые могут привести даже к инвалидности. Разумеется, существует целый ряд лекарственных средств, способствующих уменьшению неприятных ощущений. Но окончательно избавить человека от псориаза они не могут. Мой приятель совсем было уже отчаялся, но тут вмешался господин Случай.
От кого-то он услышал, что в Казани есть чудодейственное лекарство, которое уже многим помогло избавиться и от бронхиальной астмы, и от аллергии, и от кожных заболеваний. Можно представить радость отца, когда перед ним снова сверкнула почти угасшая надежда.
Более десяти лет прошло со дня первого лечебного сеанса. Сейчас на теле ребенка не осталось и следа от прежних болячек. Семья обрела долгожданный покой, подаренный ей средством под названием “рузам”. И это лишь один из фактов, подтверждающих чудодейственные свойства препарата, созданного профессором Борисом Львовичем Мазуром.
К сожалению, сейчас о рузаме помнят лишь исцеленные им люди, потому что ни в больницах, ни в аптеках, ни на складах фарминдустрии рузама нет. Почему? Желание разобраться в этом вопросе привело меня к врачу Елене Борисовне Галкиной, дочери ныне покойного доктора Мазура, той самой волшебнице, вернувшей здоровье ребенку моего приятеля, и не только ему. Разговор был долгим, достаточно грустным и небесполезным.
– Мой отец, доктор наук, заведующий кафедрой туберкулеза в Казанском мединституте, отдавший ей полвека, занимался созданием эффективных лекарств еще до войны, – начала свой рассказ Елена Борисовна. – В 1936 году ему удалось синтезировать препарат “антивирус”, обладающий сильными противовоспалительными свойствами. И уже почти было принято решение о его массовом производстве, но помешала война.
Казань, как известно, стала средоточием госпиталей, и отцовский препарат в определенной степени способствовал излечению раненых, хотя изготовлялся он в очень небольших количествах. И после войны Борис Львович пытался “пробить” промышленное производство антивируса, но все что-то мешало. Опыты на кафедре продолжались. Молва о необычном исцеляющем от многих болезней препарате разлетелась далеко за пределы города. К отцу широким потоком потекли пациенты и с астмой, и с дерматитами, порой до двухсот человек в день. Как должностное лицо Борис Львович не мог лечить людей не разрешенным Минздравом препаратом, но как врач не мог отказать страждущим. Среди тех, кого избавил от многих недугов антивирус, были, я знаю, и весьма высокопоставленные люди.
Что касается рузама, то он был открыт где-то в конце 60-х годов. Я не фармаколог, но, работая рядом с отцом, лично убеждалась в высокой эффективности этого препарата, которая намного превышала довоенный антивирус. Эффективность рузама подвергалась проверке постоянно, и могу уверенно сказать, что положительные результаты были стабильными. От больных, что называется, отбоя не было. Все говорило за то, что препарату нужно получать всесоюзную “прописку”.
Но, как у нас всегда было и бывает, новое зачастую принимается в штыки, особенно теми, от кого и зависит решение вопроса. Знаю, что против лекарства, причем категорически, выступила профессор Бурнашева, главный аллерголог Минздрава республики. Как мне кажется, в противостоянии высокопоставленных лиц и отца главенствовали псевдопрофессиональные амбиции. А урон в результате понесло все общество. Это не только лечение по старинке, продление страданий больных людей, но и утрата приоритета научных идей.
Отец искал возможность “пристроить” свое детище на стороне. И, кажется, году в 1977-м или 1978-м ему такая возможность подвернулась. К нему обратился собственный корреспондент газеты “Советская торговля” Владимир Демченко с просьбой помочь лекарством видному московскому журналисту и писателю Валерию Аграновскому. Отец не имел правила отказывать и дал согласие на лечение москвича. Аграновский приехал в сопровождении лечащего врача, научного сотрудника 2-го Московского мединститута Нины Алексеевны Колгановой. Первые же сеансы дали результаты, а потому для продолжения лечения в Москве Борис Львович снабдил ее необходимым количеством рузама, заручившись ее обещанием содействовать организации клинической апробации препарата в Москве.
Как потом выяснилось, астма у Аграновского была сердечная, поэтому рузам мог приносить ему лишь временное облегчение, но внимание московских клиницистов-аллергологов привлек. Мы стали ждать окончания испытаний. Знали, что клиническое апробирование – дело весьма долгое, но и предположить не могли, что наш рузам задержится там на столько лет. Только в 1989-м, когда отца уже не было в живых, я получила авторское свидетельство на изобретение “Способ получения вещества, обладающего противомикробной активностью”. В числе авторов кроме меня и отца значились фамилии Колгановой и академика Чучалина. Там же, в Москве, в НИИ пульмонологии в 1994 году рузам – продукт микробного синтеза термофильного золотистого стафилококка – проходил клиническую апробацию.
13 мая 1994 года плод многолетних трудов казанского ученого, обретя столичную “прописку”, был утвержден Фармацевтическим комитетом Минздрава России в качестве лекарства.
Наконец-то! Но вот в чем вопрос: почему для того, чтобы истина восторжествовала, нужно было муссировать ее в Москве в течение стольких лет, потерянных для многих и многих больных? Наверное, потому, что о больных людях в данном случае думали меньше всего. Важнее было утвердить свои амбиции и с упорством, достойным лучшего применения, противостоять здравому смыслу, лишив, по сути, казанскую медицинскую школу заслуженного приоритета открытия.
Елене Борисовне, казалось бы, радоваться за благополучное завершение работы ее отца. Но почему-то в конце концов реализованная его идея не делает ее счастливой. Почему? Этот вопрос я ей задать не решился.
В.РАХИМОВ.