ЕСТЬ в Кукморском районе деревня с единственным в республике названием Танькино. От райцентра ее отделяют больше двадцати верст, до ближайшей пристани от нее – тридцать. Сельская глубинка, в общем-то, хотя есть и более затерянные в полях и лесах селения. Так что не это привлекло мое внимание, а удивило название – редкое и женское, мягкое и какое-то свойское.

И испытала даже разочарование, когда узнала, что вовсе не в честь родоначальницы названа эта деревня, как предполагала раньше. Поведали старожилы, что, по преданьям, основал поселение богатый человек, и Танькино – это прежде всего от слова “таньга” (“деньги”). Жили здесь изначально татары-кряшены. Правда, потом в деревне был полный интернационал. Даже входила она раньше в колхоз с таким названием – “Интернационал”.

Сегодня это деревушка в восемнадцать дворов. Теперь трудно поверить, что было здесь их под две сотни. Наверное, прежнее население Танькина жило по-разному, как сейчас все мы живем, – кто пироги ел, а кто корочку сухую сосал. Но базары здесь бывали, как вспоминают старики, знатные. До революции.

Даже в советское время деревня держалась с достоинством. А все потому, что была здесь контора колхоза “Красный крестьянин” и весь соцкультбыт при ней. И люди тогда еще не разбегались по городам и другим весям, а обихоживали свою родную землю, хлеб растили, скотину в полную силу разводили.

Считается, что Танькино начало умирать в шестидесятые годы, когда стали укрупнять колхозы, а подобные деревни назвали неперспективными. И так получилось, что в Нижней Руси, где основалось новое правление и которая стала главной колхозной усадьбой, выстроили Дом культуры, магазины, больничку, детсад, среднюю школу, активно стали возводить жилье. А Танькино осталось лишь с маленьким магазинчиком, в котором порой и сахарного песка не купишь. Осенью дороги так развезет, что трудно проехать на машине. А зимой техника в сугробах вязнет.

Наверное, это так, что именно в шестидесятые, когда повелась игра в хозяйства-гиганты, для Танькина солнце покатилось к закату. Но есть большая правда и в том, что истинный распад начался с той поры, когда разрушили здесь церковь. Опять же по воспоминаниям старожилов, было это году в 38-м.

Вот что вспомнила Анастасия Сергеевна Карпова:

– Я в четвертом классе училась, когда шум по улицам пошел: церковь, мол, рушат. И стали колокола снимать именно тогда, когда служба шла. Люди говорили, что на сбитом большом кресте увидали выступившую кровь. Всем было страшно. Вечером батюшка Николай Соколов пришел к моему отцу. Сказал ему, что завтра их семью отсюда отправят, сами, мол, могилы выкопаем, и живыми нас закопают. Пельмени, помню, мы сделали, взрослые сидели, о чем-то долго говорили. На прощанье он икону Серафима Саровского папе подарил. Батюшка Николай тогда старался все иконы раздать верующим на сохранение. Вот, глядите, это и есть прощальный его подарок. Я эту икону собираюсь скоро в церковь передать. Сейчас они помаленьку открываются. Вот и в недалеких Чарлах у нас восстановили храм.

Так что увидела я тогда в стареньком, бедном доме у памятливой старушки лик Серафима Саровского со скорбными и, пожалуй, всепрощающими глазами.

– И действительно семью отца Николая выслали?

– Его самого мы больше не видели. А семья его осталась – жена, два сына, две дочери. В церковном доме они долгое время так и жили. Один сын потом на войне погиб. В Отечественную многих наших деревенских мужиков поубивало – и тех, кто храм рушил, и тех, кто его оплакивал. Пуля не разбирала…

Рассказывала, рассказывала бабушка Настя, вытирая краешком головного платка уголки глаз. А потом пошли мы по деревенской улице к тому месту, куда раньше под малиновый колокольный звон стекался праздничный народ со всей округи. И увидели то, что осталось от храма.

Да простит меня Господь, но останки разрушенной церкви показались мне похожими на остовы печей в сожженных гитлеровцами домах, на те, что показывают в кинохрониках. Церковь без крестов и колоколов, конечно. Но издалека вроде бы на месте весь храмовый комплекс – и колокольня, и трапезная, и основная часть – четверик с высоким барабаном, увенчанный сферическим куполом, даже портики с колоннами сохранились. А подойдешь поближе, и дрожь пробегает по телу. Безжизненные каменные стены, оскверненные человеком. В самом храме без окон и дверей по сию пору не выветрился едкий запах удобрений, что годами хранились здесь…

Позже в “Своде памятников истории и архитектуры” я уточнила, что эта Петропавловская церковь была построена в 1811-1822 годах на месте прежней, сгоревшей в начале девятнадцатого века. Даже по остан-кам видно, насколько она была красивой. В 1882-1891 годах здесь служил священником татарский поэт Яков Емельянов. Большинство прихожан были татары-кряшены. В храме в 1885 -1909 годах правил службы и известный кряшено-татарский просветитель А.В.Васильев.

…Куда мы пали? От какой великой культуры, определявшей и освещавшей весь уклад жизни людей, отказались? Так что бездумное ли руководство сельским хозяйством на протяжении долгих десятилетий виной тому, что крестьянство наше сегодня влачит полунищенское существование? Ведь это следствие, но не причина. А наша сегодняшняя жизнь, полная катаклизмов и непредсказуемости? Не плата ли это за поругание своих корней, своих истоков?..

Но, наверное, не вина местных жителей, а их беда, что не уберегли свою святыню. А ведь сколько поколений в этом храме крестило своих детей, венчалось, отсюда в последний путь отправляли миряне своих близких! Сколько их именно в этих намоленных стенах укрепляло свою нравственную силу, которая помогала выстоять в сложнейших жизненных ситуациях.

Можно ли сегодня счастливо и благополучно существовать около порушенной святыни? Люди пытаются. Кровью за Отечество искупали свою вину танькинские мужики. Со Второй мировой вернулись немногие, и среди них – Петр Егорович Воробьев. Сержант, командир отделения стрелкового полка, он за воинскую доблесть при форсировании Днепра получил звание Героя Советского Союза. Потом в родной деревне возглавил колхоз, и в труднейшие послевоенные годы односельчане под его руководством пытались не просто выжить, но и – сколько это было под силу – дать стране хлеб.

О том остались разве что воспоминания старых людей. Немало рассказывала мне о прежней жизни и Евдокия Ивановна Петухова, которой в пору нашей последней встречи было 88 лет. Ее муж Иван Иванович пропал на войне без вести. Натерпелась вдова, ведь осталась она, когда мужа забрали на фронт, с дочкой, которой не было еще и года, под сердцем носила второго ребенка. Родился сын, назвали его Николаем. Вот с ним-то и дожила до глубокой старости. Замуж больше не выходила. Ухаживала за колхозными коровами, лошадьми, поросятами, детей поднимала.

Потом Николай привел в родной дом добрую, работящую невестку, и подарили они Евдокии Ивановне трех внуков и трех внучек. На труде, терпении – извечных крестьянских добродетелях – вырастили детей. Только улетели пятеро из родного гнезда, едва оперились. Остался сын Аркадий. Отец всю жизнь землю пахал да хлеб выращивал, бригадирствовал. И сын стал механизатором.

Жизнь проходит в работе. То на коллективных полях, то в своем хозяйстве. А оно немаленькое – две коровы при телятах, несколько свинок, гуси, утки, куры. Да еще сад-огород с картофельным участком. Может, самим-то бы и меньшего хватило, да ведь в городе у дочери и внуков бабы Дуси житье тоже несладкое, и там полно ртов. Так что нет-нет да и помогают продуктами из своего хозяйства.

Это редкая в округе семья, где под одной крышей большого нового дома живут сразу четыре поколения. У Аркадия и его жены Ольги два года назад родилась дочка Диана. Такому счастью – жить полной семьей – наверное, многие завидуют, потому что одиноких стариков здесь хватает. Одна из них – Пелагея Ивановна Никифорова, у которой тоже шестеро детей, только долгие зимы проводит она одна.

А места кругом изумительные. Вот сойдет снег, и после талых вод луга покроются желтым многоцветьем. Брызнут терпкой зеленью березы и тополя, пойдут в рост под ласковым солнцем озими. Как тут не жить, не поднимать детей и внуков на парном молоке! Радовал бы еще людей малиновый колокольный звон…

Таких деревень, как Танькино, у нас много. Где-то пытаются возродить храмы, надеясь тем самым вернуть и духовность. Пробовали и здесь достучаться до властей, даже ходоков посылали в райцентр и Казань, да пока без толку. А пенсий бабушек, которые готовы ради святого дела пожертвовать последним рублем, не хватит и на восстановление ограды. Пока только пытается встать на ноги и местное коллективное хозяйство…

Но ведь есть нынче у нас богатые люди, которые как перчатки, меняют иномарки, строят для себя дворцы, где нормальному человеку жить просто неуютно, спускают деньги в игорных домах и клубах. А корни у многих христианские. Так что нелишне бы им и о душе озаботиться, пожертвовав на восстановление порушенных святынь. Ведь мы все голые перед Богом – как пришли, так и уйдем.

…И тут мне вспоминаются встречи с директором ООО “Надежда”, что в Тетюшском районе, Николаем Николаевичем Сергеевым. Начав с малого, сегодня эта организация ежегодно выполняет большой объем строительных работ, весьма плодотворно сотрудничает с Министерством связи, активно занимается благотворительностью.

Но не имеющим цены подарком для прихожан возвращенного к жизни Троицкого собора в Тетюшах стало то, что коллектив под руководством Николая Николаевича взялся за строительство разрушенной под фундамент колокольни и успешно с этим справляется.

Используют свои материалы, технику, затратили на это великое дело уже миллион рублей собственных средств. Строительство колокольни, которая будет высотой с четырех-

этажный дом, скоро будет завершено. И разольется над матушкой-Волгой колокольный перезвон, как это было исстари.

Древняя тетюшская земля вообще богата на исторические памятники. Мне не забыть впечатления от Троицкой церкви в Ямбухтине, которую видно, кажется, отовсюду. Четырехпрестольная, построена в 1741 году. На ее возведение деньги были выделены казанским вице-наместником М.Кудрявцевым. Много было пожертвований и со стороны местных жителей.

В конце восемнадцатого века храм капитально отремонтировали и расширили. Со всей округи стекался сюда верующий люд – храм был центром всей духовной жизни. А в роковые тридцатые и его разрушили. Нет, не стены, но саму суть. Даже иконы, ободрав с них драгоценные камни и серебро с позолотой, сожгли.

Увы, на все порушенные церкви, которые пустыми глазницами окон с терпимостью и надеждой смотрят на нас сегодняшних, одного Николая Николаевича Сергеева не хватит. Знала я еще одного человека, который все мечтал о том, что когда-нибудь их Троицкая церковь, в которой с седьмого колена венчался, крестился его род, оживет.

То был председатель объединения сельхозкооперативов “50 лет Победы” Виктор Васильевич Тихонов. Внешне мягкий, немногословный человек, он многие годы руководил этим хозяйством. В тяжелейшие перестроечные годы не дал растащить земли, технику, хотя с кадрами всегда была напряженка и немало находилось таких людей, которые мечтали “облегчить” его председательскую ношу.

У Виктора Васильевича, конечно же, не было средств, чтобы силами хозяйства начать восстановление церкви. И сам председатель имел тот же материальный достаток, как и любой работящий мужик из их Ямбухтина, – обычный дом с традиционным набором домашней скотины.

Но отличался он тем, что все очень близко принимал к сердцу и буквально горел на работе – уборка, зимовка на фермах, посевная, сенокос, опять уборка…

В конце прошлого года Виктора Васильевича не стало. А, кажется, еще совсем недавно справляли его пятидесятилетие. Чье сердце теперь будет плакать о Троицкой церкви в Ямбухтине?..

***

Не хотелось бы заканчивать на такой печальной ноте свои заметки, ведь грядет Светлая Пасха, праздник праздников для православных. Это удивительный день, когда для всех желающих открываются врата в новую жизнь. Она будет для каждого такой, как мы к ней подготовимся и какими поступками будут отмечены новые этапы нашего земного существования.

“Жаждущий пусть приходит, и желающий пусть берет воду жизни даром”, – это Он нам сказал еще два тысячелетия тому назад.