Зачастую судебный процесс для жертв преступлений оборачивается еще одним испытанием. Они становятся потерпевшими дважды: от преступления и от бездеятельности государства по защите их прав.

В России ежегодно совершаются миллионы преступлений, из них регистрируется около четверти. При таком уровне преступности жертвой может стать каждый. Предположим, волею случая ею стали вы. Самое страшное позади – преступление совершено, будь то кража, изнасилование или хулиганское нападение. Вам нужно принимать решение о придании делу официального хода.

Готовы ли вы полностью пройти длинный и тернистый путь потерпевшего? Знаете ли, как защищают вас статья 52 Конституции РФ («Права потерпевших от преступлений и злоупотреблений властью охраняются законом. Государство обеспечивает потерпевшим доступ к правосудию и компенсацию причиненного ущерба») и 119-й Федеральный закон «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства»?.. Долгое время эта сверхсущественная и злободневная проблема замалчивалась. Но лед тронулся.

В Госдуме была создана рабочая группа, которая пыталась понять, как совершенствовать правоохранительную систему, чтобы гарантировать процессуально психологическую защиту жертвам преступлений. А Совет безопасности РФ обсуждал меры по защите прав потерпевших: как развернуть правоохранителей лицом к ним? Президент Дмитрий Медведев просил внести изменения в закон. Известные правозащитники говорят, что он написан так плохо, что, в принципе, имеет формальное значение. Становится непонятной цель правоохранительной системы, суда и исполнения наказаний. Ведь практически до судьбы потерпевшего им дела нет.

Председатель коллегии адвокатов «Этери и партнеры» Этери Ильина подтверждает, что боль всех адвокатов – проблема, заключающаяся в том, что преступника защищать гораздо легче, чем его жертву.

О виктимности бриллиантов

Есть такой термин в юриспруденции – «виктимность» (подверженность риску стать жертвой преступления). Его применяют в смысле, что жертва сама виновата в преступлении. Она-де провоцирует преступника совершить злодеяние. Думается, это понятие передергивает акценты. Выходит, что украденные бриллианты сами виноваты в том, что их похитили, – зачем так хороши и соблазнительны?

Не важно, что большинство людей не потянутся за чужим кошельком, а предупредят владельца: у вас сумка расстегнута! Важно, что незакрытая сумка отчасти оправдывает позарившегося на чужие деньги, перекладывая вину на жертву.

Но есть другое мнение: индивид не может быть невиктимным – так как он член общества, в котором не ликвидирована преступность, а следовательно, у него всегда есть объективная возможность оказаться жертвой. И, самое печальное, сложилась парадоксальная ситуация, когда защита прав обвиняемых и подозреваемых превалирует над защитой прав и обеспечением безопасности потерпевших и свидетелей. Думается, в основе такого положения в числе других причин – и миф о виктимности.

Искусство вождения требует жертв

Первого октября прошлого года два автомобиля в обычном казанском дворе, заставленном личным транспортом, не разъехались. Ни одна из водительниц не захотела дать задний ход и уступить дорогу. После легкой перебранки из одной машины вышел мужчина и сломал нос женщине, сидевшей за рулем другой…

В итоге у женщины – закрытый перелом носа, багрово-зеленые кровоподтеки в пол-лица, две операции по соединению обломков костей, а также посттравматические последствия.

Перспективы ныне подсудимого мужчины определит суд.

А ведь машине, в которой он находился (жена за рулем), можно было легко подать назад, в так называемый «карман», чтобы разъехаться. Ну, предположим, водительница объявила на суде, что «задом ездить не умеет». Так ведь мог бы ее супруг, проявив элементарные мужские качества, вместо жены занять место за рулем – и инцидент был бы исчерпан. Но не таков оказался экземпляр…

По свидетельству потерпевшей, приближаясь к ее машине под нецензурную брань, он закончил ее словами, которые в переводе с матерного звучали так: «Думаешь, раз рядом с тобой мужик, я тебе не вдарю?»

«Мужиком» он назвал седого, как лунь, старика. Далее последовали два удара кулаком в лицо…

Подоспевший свидетель увидел, что женщина кое-как выбралась из машины, закрыв лицо руками, из-под которых обильно текла кровь. Он кинулся в свою машину за салфетками, чтобы оказать незнакомке помощь, а семейство обидчиков преспокойно удалилось с «поля боя»: жена с ребенком вошла в свой подъезд, муж исчез в неизвестном направлении…

• В России недавно прошла Неделя поддержки жертв преступлений. В рамках ее предполагалось усиление их защиты, в том числе путем принятия закона, в проекте которого говорится, что государство обязано возмещать ущерб потерпевшим, в случае если осужденные, которые его причинили, возместить не могут

Надо сказать, светлое в этой удручающей истории одно: отложив дела, свидетель на своей машине отвез потерпевшую и ее супруга, подоспевшего к месту происшествия, в травмпункт и в милицию. На слова благодарности за благородный поступок ответил, что сам спортсмен и понимает, что такое перелом носа. И вообще – на его месте так поступил бы каждый.

Это, как говорится, присказка. А затянувшийся в одном из районных судов Казани процесс заставляет думать, что никакими состраданием и сочувствием, о которых говорит наш эксперт в конце статьи, в ходе четырех судебных заседаний даже, как говорится, и не пахло.

Как стать «терпилой»

Потерпевшая (назовем ее Лилей) в суде впервые. Каковы ее впечатления от встречи с правоохранительными органами?

– Такое ощущение, что я должна себя защищать и от них. Приходишь в милицию, там говорят: «Вон, терпила пришла». У них все потерпевшие – терпилы. В милиции говорили: «Всего два удара получили, а тянете, не даете дело в суд отправить». Им нужно быстрей избавиться от дела. Я быстрей не могла – здоровье не позволяло, а они звонили, торопили.

Очная ставка произвела такое впечатление, что три дня потом встать не могла. Хорошо, на тот момент нашла адвоката. Там тоже все быстрей, быстрей, не успеваешь ничего сообразить. Я просила отложить очную ставку ввиду состояния здоровья: боль, носовое дыхание нарушено, поэтому трудно говорить. Но мне сказали: «Лежащим при смерти – и тем очную ставку устраиваем. А вы ходить можете. Вот и придете. Вы же не обвиняемая, чего боитесь-то?» Да, на тот момент я и психологически не готова была встретиться с человеком, который ударил меня в лицо.

Дознаватель индифферентна, пассивна. Никакого сочувствия. Понятно, через нее много таких случаев проходит. Но сижу и уже думаю: может, сама виновата, что попалась под руку таким людям? Я поняла, почему многие жертвы преступлений не подают заявлений…

Обвиняемый после очной ставки сказал моему адвокату, что его все равно не посадят: «Но могу дать ей двадцать тысяч, я же джентльмен»…

Прошу Лилю рассказать, каковы ее впечатления от правосудия.

– Судья, на мой взгляд, не видит разницы между подсудимым и мной. Понятно, она обязана непредвзято относиться ко всем, но ведь как-то должно учитываться, что я потерпевшая? Сижу, слушаю, как подсудимый меня помоями обливает, внаглую врет. А судья потом давит: почему не хотите с ним помириться? Высказывает жестким тоном, что из такого пустякового дела я делаю «процесс века» – не иду на мировую. А почему я должна с ним мириться?

Было три судмедэкспертизы по определению тяжести нанесенного вреда моему здоровью, причем третья, комиссионная, по ходатайству подсудимого. Но на последнем заседании судьей принято ходатайство его адвоката о четвертой экспертизе, уже не в Татарстане, а в Самаре. Судья сама себе противоречит: упрекает, что я затягиваю процесс, в то же время удовлетворяет ходатайство, которое затянет суд надолго. Три экспертизы – недостаточно? Чем самарские врачи лучше наших? И почему экспертизу делают по адресу, указанному адвокатом подсудимого?

Я, потерпевшая сторона, должна всем, в том числе подсудимому, доказывать, что он ударил меня кулаком и при этом оскорблял. Он же утверждает, что просто дал мне пощечину, и не понимает, как «задел» нос. Получается, на скамье подсудимых сижу я. Оправдываюсь, доказываю, что он меня ударил дважды кулаком. Как могла сломать нос пощечина, да еще из неудобного для ее нанесения положения – он стоял у дверцы машины, а я сидела за рулем?

Я должна это доказывать, а он спокойно сидит, его адвокат пишет ходатайства: мол, не верю, хочу еще комиссионную экспертизу в Самаре. Потом можно написать: хочу в Москве и так далее.

Для меня шок, что у обвиняемого много прав, а институт потерпевшего абсолютно не разработан. Почему такая несправедливость?

Чего хочет жертва преступления?

– Несколько раз на суде повторяла, что никто передо мной не извинялся – судья словно не слышит, – продолжает Лиля. – Правда, когда дошло дело до суда, подсудимый с женой пришли к нам. Но не он – жена извинялась. И то – как? «Мы же понимаем, что вам наши извинения не нужны. Сколько хотите, чтоб замять дело?»

А сколько же действительно хочет Лиля?

– Дело не в деньгах. Я бы хотела, чтоб человек понес адекватное наказание по статье 112 УК: причинение вреда средней степени тяжести из хулиганских побуждений.

Конечно, неплохо, если бы он оплатил мои расходы на адвоката, лечение, пластическую операцию. Но, видя, как идет судебный процесс, на это уже не надеюсь. Уклониться от возмещения ущерба у него есть все возможности. В характеристике с места работы первым делом указано, что предприятие находится в стадии банкротства. У него ребенок на иждивении. Свое имущество перепишет на родственников, времени у него предостаточно…

Крючкотворство подсудимому на руку

Словарь Ушакова толкует слово «крючкотворство» как намеренное нагромождение формальностей, мелочей и использование их в корыстных целях. Ходатайство адвоката подсудимого о проведении четвертой экспертизы имеет цель доказать, что вторая, которая переквалифицировала легкий вред здоровья на средний, – была неверной. Но первая состоялась, когда еще трудно было предположить, какие осложнения вызовет травма.

Однако на почве этого выросло ходатайство о проведении еще одной экспертизы – якобы однозначно связать травму с обнаруженными впоследствиями заболеваниями специалист не смог. Любые сомнения и неразрешимые вопросы у нас толкуются в пользу преступника?

– Это все равно, что человека избили, привезли в больницу, а он умер, хотя врачи пытались его спасти, – говорит Лиля. – И аргумент у преступников: когда его били, он же был живой! Умер в результате вмешательства врачей, а не потому, что его избили до смерти. Значит, врачи виноваты, а не они.

В интересах подсудимого, чтобы результат экспертизы признал: была легкая степень нанесения вреда здоровью Лили. Это ясно. Это тактика и стратегия его адвоката (подсудимый не удовлетворился бесплатно предоставленным государством защитником и нанял адвоката). От этого зависят величина компенсации вреда и срок наказания. Впрочем, значат ли что-то эти соображения при отсутствии традиций защиты жертв преступлений в нашей стране?

мнение эксперта

Заведующая адвокатской консультацией № 11 в Казани Василя Максудова:

– Потерпевший, которому, кроме телесных повреждений, имущественного и морального ущерба, причинены и эмоциональные страдания, конечно же, заслуживает сочувствия и сострадания. Но в первую очередь – эффективной правовой помощи и скорейшей компенсации ущерба. А с этим у нас, к сожалению, большая проблема.

Если обвиняемый имеет право на бесплатного защитника, у потерпевшего такого права нет. Государство, видимо, полагает, что все структуры правоохранительной системы работают на защиту его прав. Однако это не так. Основная задача правоохранительных органов – раскрытие преступления и осуждение преступника.

В большинстве случаев у потерпевшего в рамках уголовного судопроизводства отсутствует эффективная защита его законных прав. Он должен являться на экспертизы и судебные заседания, но компенсация ущерба практически невозможна, даже если судом удовлетворены исковые требования. Во многих странах, если преступник не в состоянии его выплатить, это делает государство.