Ноу-хау татарстанских оперов спасло десятки жизней

Немногие знают, что статью 209 Уголовного кодекса РФ “Бандитизм” впервые начали применять в Татарстане (не считаю военных действий на Кавказе). До этого преступников называли участниками организованных группировок, членами сообществ – но только не бандитами. И уж тем более единицы осведомлены о том, что напрямую связанная с этим программа защиты свидетелей, о которой россияне знают больше из зарубежного кино, нежели из нашей жизни, также заработала впервые в нашей республике.

Выработать средства и порядок защиты людей, невольно ставших очевидцами чудовищных преступлений или, того хуже, потерпевшими, заставила сама система борьбы с организованной преступностью. Позже этот опыт оперативных подразделений МВД по РТ станут применять по всей стране.

В бандитские девяностые те, кто именовал себя “братвой”, чувствовали полную безнаказанность и вседозволенность. Яркий казанский пример: во время своих внутренних важных событий (день рождения, похороны) бандиты передвигались по городу на машинах, выстроенных в длинные колонны. Пропустить такую процессию считалось действием само собой разумеющимся. Непонятливым могли это объяснить с помощью обрезков арматуры. Писать потом заявление в милицию было бесполезно. Даже если его регистрировали и начинали разбираться, потерпевший вскоре сам отказывался от претензий к обидчикам – настолько те могли убедительно объяснить, “кто в доме хозяин”. Это что касается потерпевших, то есть людей, напрямую пострадавших от действий преступников. Со свидетелями было еще проще.

Следствию помог Валдис Пельш

Сотрудник, занимавшийся расследованием деятельности “Жилки”, рассказал, как обычно решались подобные вопросы. В конце девяностых годов в Казань из одной кавказской республики приехал весьма состоятельный человек в надежде наладить свой бизнес. Однако ни деньги, ни связи среди авторитетных кавказцев его не спасли – большую часть сбережений человек потерял. Одним из свидетелей переговоров с бандитами стала его секретарша. На следствии женщина поначалу описала всех участников преступной делегации, а потом вдруг резко отказалась от показаний. Выяснилось, что через день после возбуждения уголовного дела в квартиру к свидетельнице, пока та была на работе, проникли неизвестные и оставили подарок – старую инвалидную коляску. По словам собеседника “РТ”, женщину тогда не убили не потому, что у нее был малолетний ребенок, а потому, что она приходилась дальней родственницей действующему сотруднику МВД немалого чина. Здесь можно сказать – легко отделалась. Сплошь и рядом бандиты просто избавлялись от свидетелей. В середине девяностых “жилковские” уже после суда расправились со своим же подельником за то, что тот дал признательные показания. Преступление удалось раскрыть только спустя пять лет. Или, например, во время процветания ОПС “Тагирьяновские” члены сообщества как-то “перепутали людей” и похитили не нужного коммерсанта, а совершенно случайного человека. Когда это выяснилось, решили посоветоваться с боссом. “Убрать!” – не раздумывая приказал тот. “Случайного человека” застрелили, закопали. Потерпевшие есть? Свидетели? На нет и суда нет.

Впрочем, очень скоро суд все же состоялся. Да какой суд! Приговор тринадцати участникам ОПС “Хади Такташ” во главе с лидером судья читал два дня. В итоге два пожизненных заключения и 180 лет колонии на остальных. По делу прошло около полутысячи свидетелей. Два десятка из них были зашифрованы – это и стало началом программы защиты свидетелей. Оберегать свидетелей, на чьих показаниях иногда держались уголовные дела, было жизненно необходимо. Обвиненные в 60 убийствах бандиты делали все возможное и невозможное, чтобы уйти от наказания.

Как рассказал старший прокурор отдела по надзору за расследованием особо важных дел Прокуратуры РТ Вадим Гусев, силовые методы убеждения у бандитов были в ходу как раз в конце 90-х – начале 2000-х годов, когда у правоохранителей еще не было опыта в подобных делах. Часто звонили с угрозами, жгли машины, дачи, выбивали стекла в квартире. Были случаи, когда свидетелям присылали домой крышку гроба. Часто записки с предложениями “разойтись по-хорошему” обвиняемые отсылали из СИЗО. Сегодня, по словам сотрудника Прокуратуры РТ, подобные методы воздействия ушли в сторону. Если участникам процесса и поступают угрозы, то исключительно вербального характера.

Создать свою “программу защиты свидетелей” в Татарстане, как это часто бывает, помог случай. Кто-то обратил внимание на интервью, записанное с популярным в то время телеведущим Валдисом Пельшем. “Вживую” шоумен говорил с сильным прибалтийским акцентом, а во время трансляции передачи никакого акцента не было. Действительно, есть аппаратура, способная экспериментировать с голосом.

Как рассказал Вадим Гусев, на процессе была исключена малейшая возможность идентификации индивида. Человек сидел напротив видеокамеры в соседней комнате, а в зале суда на экране видели лишь его силуэт и слышали искаженный электронный голос. Настоящее имя этого человека часто знали не более двух людей – судья и оперативник, обеспечивший защиту. Перед тем как выслушать очередного свидетеля, судья проходил к нему в комнату, убеждался в достоверности данных и продолжал процесс. К своему делу опера подходили не без юмора. К примеру, некий свидетель “Джамдарбаев Махмут Хаджимуратович” на поверку мог оказаться лицом чисто славянским, да еще и женского пола. На заседания свидетелей привозили под охраной автоматчиков, в длинных балахонах, мешавших определить даже рост человека.

Защита Лузина

Идею татарстанских оперов признали гениальной, но подразделений, профессионально занимавшихся защитой свидетелей, в системе МВД не было до 2008 года. Каждый регион выкручивался по-своему. К примеру, в татарстанском МВД в УБОП числились два человека, в чьи обязанности в числе прочего входила и работа со свидетелями. Как говорит начальник Центра по обеспечению безопасности лиц, подлежащих государственной защите МВД по РТ Олег Лузин, под защиту может попасть лишь участник уголовного судопроизводства. Если человек придет и заявит, что ему угрожают, его отправят напрямую к следователю разбираться с реальностью угроз и достоверностью сведений. Если данные подтверждаются, следователь обязан возбудить уголовное дело, и вот только тогда потенциальная жертва имеет право на защиту государства. “Об угрозах человек должен оповестить нас максимум в течение трех суток с момента их поступления, – говорит Олег Лузин. – Потом мы выносим постановление о принятии мер защиты”.

На сегодняшний день таких мер одиннадцать, в том числе личная охрана, охрана жилища и имущества; выдача средств экстренной связи, специальных средств индивидуальной защиты и даже оружия; временное помещение в безопасное место; обеспечение конфиденциальности сведений; переселение и замена документов; изменение внешности и даже… фиктивные похороны. Правда, по словам начальника республиканского центра по защите свидетелей, к последней мере прибегать до сих пор не приходилось. В Татарстане применяли лишь четыре основных: выдача средства связи, личная охрана, изменение внешности, смена места жительства. Защищать человека сотрудники вправе лишь с его собственного позволения, которое он подтверждает подписанием со-ответствующего договора. Одним из его важных пунктов значится полное и беспрекословное подчинение кураторам. “Я передумал, я как-нибудь сам”, – так сказать уже нельзя.

“Нужно понимать, что такая мера, как, например, смена места жительства или замена документов, требует мужества. Фактически жизнь приходится начинать с чистого листа, а на это не каждый способен”, – объясняет Олег Лузин. Несколько лет назад под программой защиты свидетелей оказался казанец, которому сотрудники милиции предложили

уехать в другой город. Когда тот согласился, пришлось уговаривать чиновников отдела народного образования не афишировать документы о переводе в другую школу его ребенка, ведь это ниточка к “клиенту”. То же самое происходит при смене документов: сотрудникам иногда приходится буквально уговаривать мелких чиновников идти на уступки. Другой подзащитный и вовсе отказался переезжать, поскольку на новом месте (в одном из райцентров Татарстана) не было требуемых условий для образования его детей.

А бывают и прямо противоположные ситуации. Как рассказал Вадим Гусев, три года назад на процессе в отношении одной из банд Московского района Казани бывший участник ОПС дал показания против своих подельников. К уголовной ответственности его не привлекли, а, напротив, взяли под защиту. Через некоторое время до оперативников дошла информация о том, что их подзащитный активно подминает остатки банды под себя, ссылаясь на то, что он теперь “неприкасаемый”. Понятное дело, его быстро отправили за решетку.

“Охранять зачастую приходится уголовников”

За все время существования центра ни один из находившихся под его защитой людей не подвергся насилию. Поскольку это подразделение является одним из самых засекреченных в системе МВД, ни количество офицеров, ни их должностные обязанности мы назвать не можем. Известно лишь, что большинство из них прошло службу в “горячих точках”, многие обеспечивали физическую безопасность татарстанских чиновников во время их визитов на Северный Кавказ. То есть с понятием “физическая охрана” они знакомы не понаслышке. В этом, как считает Олег Лузин, главное отличие подготовки его сотрудников от бойцов СОБРа или ОМОНа. “Эти подразделения натасканы на захват, –  объясняет он. – При угрозе их учат “сдуваться” – расположиться так, чтобы максимально обезопасить себя от поражения огнем противника. У нас все с точностью до наоборот. В первую очередь мои люди должны обезопасить “объект”.

Работа, с точки зрения обывателя, не сахар, если учесть, что прикрывать своим собственным телом иногда приходится подельников тех же самых бандитов. Предположим, участник ОПГ решил сотрудничать со следствием, желая остаться на свободе. Ему начинают вполне серьезно угрожать его же друзья, в результате вчерашний бандит оказывается под защитой государства. Бывали случаи, когда оберегать приходилось запуганного потерпевшего по одному уголовному делу, а он одновременно проходил обвиняемым по другому делу.

Самое сложное для находящихся под программой защиты, по мнению сотрудников центра, это практически полная изоляция. Засекреченному свидетелю нельзя общаться ни с коллегами, ни с друзьями, ни даже с родственниками. Порой человека даже не выпускают за продуктами в магазин – за ним полностью “ухаживают” сотрудники спецподразделения. Чтобы у подзащитных не случилось нервного срыва, с ними работают милицейские психологи. По их словам, когда человек оказывается в подобной ситуации, его поведение может стать непредсказуемым. По-этому на каждого подзащитного составляется психологический портрет, благодаря которому многие действия человека можно прогнозировать, а значит предотвратить. Эти данные передаются людям, непосредственно занятым его охраной.

И еще один важный момент – за судьбой своих подзащитных сотрудники центра продолжают наблюдать даже после приговора суда. На всякий случай, как они говорят. Мало ли что…