Два года назад в правоохранительной системе страны произошли знаковые изменения. Следствие было выведено из-под прокурорского крыла и обрело статус самостоятельного органа. Татарстанское управление Следственного комитета при Прокуратуре РФ возглавил Владимир Киршин. О своем двухлетнем стаже на этом посту главный следователь Татарстана рассказал читателям “РТ”.

– Владимир Григорьевич, что изменилось в работе следствия с выделением его в отдельную структуру?

– Сразу скажу, никаких революционных изменений именно в расследовании не произошло. Ведь, по сути, изменилось не содержание следствия, а форма. Отделение следствия от прокуратуры было вопросом времени и объективной необходимостью. Поскольку в соответствии со всеми международными стандартами одно ведомство не должно возбуждать и расследовать уголовные дела, одновременно осуществляя надзор за их расследованием. Хочу отметить, что мы по-прежнему являемся органом прокуратуры, но напрямую от нее уже не зависим. Если раньше уголовные дела возбуждались прокурором, то вот уже два года следователи самостоятельно принимают решения об их возбуждении.

К положительным моментам реструктуризации я бы отнес приобретенную возможность оперативного реагирования на проявления преступности, большую самостоятельность и, как следствие, увеличение ответственности для следователей.

– В последнее время часто появляются сообщения об уголовных делах, возбужденных в отношении госслужащих местных органов самоуправления. Такое ощущение, что воруют все! В чем причина такого количества “коррупционных” процессов?

– Где сколько воруют, лучше, наверное, знают те, кто такие преступления выявляет. То есть МВД или иные правоохранительные структуры. К нам же материалы поступают после их проверок. Мы смотрим: есть там состав преступления или нет. И если он обнаруживается, возбуждаем дело. То есть я не могу говорить о количестве самих преступлений, могу сказать только о тех материалах, которые направляются в следственное управление. Да, процессов много. Значит, хорошо работают контролирующие органы.

– За долевых застройщиков “Ада” и “Защита” правоохранительные органы взялись только после того, как о проблеме обманутых ими людей заговорил Президент Татарстана. Расследование этих уголовных дел шло так же трудно, как и их возбуждение?

– Я бы не сказал, что при расследовании дел об обманутых дольщиках мы встретились с какими-то трудностями или проблемами. Некоторые вменяемые подсудимым статьи пришлось переквалифицировать, а в целом расследование провели грамотно.

И потом, трудностей хватает в расследовании каждого дела. К примеру, за этот год мы раскрыли 72 убийства прошлых лет. Это тоже, скажу вам, нелегко. Многие преступления раскрываем в ходе работы по бандам и преступным сообществам – это и “Низы”, и “Кинопленка”, и бригада Ташкента, и “Севастопольские”. Фигурантов таких дел приходится искать по всей стране. Да и многие из них, в отличие от кровавых 90-х, уже имеют или легальный бизнес, или солидные должности. Вспомнить хотя бы спортивного директора “Рубина” Сайманова. Далее: вынесены приговоры по делу об убийстве отцом пятилетнего сына, по нашумевшему убийству риелтора, направлено в суд дело “вора в законе”, расследуется уголовное дело по организации убийства сыном собственной матери в Ново-Савиновском районе Казани. Во всех этих делах следствие сталкивалось с какими-либо трудностями. Легких дел не бывает.

– Часто ли вы сталкиваетесь с предложениями “договориться” или с попытками заступиться за подследственных со стороны влиятельных в республике людей?

– По крайней мере, ко мне с такими предложениями никто не обращается. В правоохранительных органах я работаю достаточно долго, так что меня в Татарстане успели узнать – звонить и просить бесполезно. И потом, если дело серьезное, если оно прогремело на всю республику, думаю, никто не будет мне звонить и пытаться “договориться”. Этим он только скомпрометирует себя, а решение по вопросу приму все равно в соответствии с уголовно-процессуальными нормами. Хотя допускаю, что следователи сталкиваются с такими вещами. Несмотря на то, что у меня нет ни одного рапорта об этом. Я ведь смотрю по результату: поступил материал, в нем четкие признаки состава преступления. Результат – дело возбуждено.

К тому же давно прошла пора криминальных девяностых, когда бандиты пытались тем или иным образом оказать давление на сотрудников органов правопорядка. Очень много примеров сегодня, когда находящиеся в розыске подозреваемые сами являются с повинной, сознавая, что при нынешних методиках работы милиции и ее технической оснащенности долго бегать не удастся.

– Вы имеете в виду председателя совета директоров ЗАО “Санаторий “Санта” Ираклия Саввиди? Он ведь сам рассказал, что находится в Греции и виновным себя не считает.

– Да, в том числе. Кстати, в настоящее время по уголовному делу, где Саввиди проходит подозреваемым, продолжается следствие. Решение об его аресте Вахитовский суд Казани вынес 10 сентября. Но поскольку тогда местонахождение подозреваемого известно не было, арест носил заочный характер. Предварительно можно сказать, что причастность Саввиди к инкриминируемым ему деяниям имеется, а вот в каком объеме, на этот вопрос ответят следствие и суд. А то, что он пишет письма, в том числе и представителям власти, – это его право, способ защиты. (Ираклий Саввиди обвиняется в заказном убийстве двух человек, совершенном в Казани в 2002 году. – Авт.)

– Борьба с коррупцией возведена сегодня в ранг общенациональной задачи. На ваш взгляд, как можно справиться с этой проблемой? И можно ли справиться в принципе?

– Материалы о взятках и других должностных преступлениях мы направляем в суд очень часто. Только в этом году расследовали 120 дел по статьям “Получение взятки” и “Дача взятки”, по ним выявлено 283 эпизода преступной деятельности. Сегодня в производстве находятся 33 дела из этих 120, остальные ушли в суд.

Но, с другой стороны, многие считают, что раскрытие этих мелких хищений и копеечных взяток – и есть борьба с коррупцией. Бывают почти анекдотичные случаи. Приходит материал по подлогу, вроде, есть все основания для возбуждения дела. Но там сумма всего-то тысяча шестьсот рублей, да и деньги эти подозреваемый не положил себе в карман, а направил на какое-то общественное дело. Так сказать, залатал дыру в местном бюджете. Разве этим он причинил ущерб? Ну, какая тут коррупция? Конечно, это не дело, когда такую мелочь выносят на показ под соусом борьбы с коррупцией. Многие ведомства рапортуют об успешном решении этого вопроса, а на самом деле “ходят по хвостам”. С коррупцией, в том числе со взяточничеством, легко справиться, если одновременно нажмут законодатели, правоохранительные органы, силовики и сама общественность.

– А есть ли в производстве следственного управления дела о должностных преступлениях, где фигурируют высокопоставленные чиновники?

– Да, сейчас ведется следствие по нескольким подобным делам. Фамилий и должностей я пока называть не могу, но скоро вы их узнаете. Я говорю именно об уже возбужденных уголовных делах. Есть еще масса материала для проверок. Причем проверки необходимо провести максимально тщательно, даже с точки зрения формальности уголовно-процессуальных норм, учитывая должности этих людей.

– После того как Казань выбрали местом проведения Универсиады-2013, руководство республики поручило правоохранительным органам строго контролировать процесс строительства спортивных объектов. Есть ли уголовные дела по каким-либо нарушениям?

– Таких дел в нашем производстве сейчас нет. Но есть несколько материалов проверок объектов Универсиады. Станут ли они поводом для уголовных производств, говорить пока рано.

– Каковы результаты проверки по факту задержания группы фанатов ФК “Рубин” накануне матча с “Интером”? Молодые люди выдвигали достаточно серьезные обвинения в адрес сотрудников милиции.

– В данном случае вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Проведенная нами по этому факту проверка показала, что физическая сила была применена сотрудниками милиции правомерно, в рамках Федерального закона “О милиции”. Помимо прочего, проверкой достоверно установлено, что целью сбора фанатов “Рубина” была драка с болельщиками футбольного клуба “Амкар-Пермь”.

– Можете ли вы сказать, какие министерства лидируют в “рейтинге” взяточников?

– Вообще, я не сторонник составления подобных “рейтингов”. Здесь тоже есть свои тонкие моменты. Допустим, по каким критериям судить? По количеству дел, возбужденных в отношении сотрудников того или иного ведомства? Или, может быть, по суммам взяток? Например, что, так сказать, весомее – семь уголовных дел, возбужденных в отношении сельских врачей за то, что те больничные листы за две тысячи рублей продают, или одно единственное дело в отношении чиновника с суммой взятки в несколько десятков миллионов рублей? Хотя причинение вреда действием или бездействием, которое покупается за взятку, – тоже любопытный критерий. И потом, подобные преступления обладают высокой латентностью. К тому же мы говорим о выявленных преступлениях. Не исключаю, что с истинным положением дел эта статистика, пусть и не сильно, но может расходиться. Я не вижу необходимости такого “рейтинга”.

– Что в работе вашего ведомства вы бы хотели улучшить или изменить?

– Направлений много. Наша структура существует всего два года и создавалась она с нуля, так что есть над чем думать. В том числе имеется масса чисто хозяйственных вопросов: это и офисная техника, и размещение сотрудников. Причем с учетом того, что нынче наш штат пополнился. Хотя нужно отдать должное и руководству республики, при помощи которого мы сумели возвести в центре Казани такое здание.

Есть и такие направления, которые невозможно изменить волей одного лишь руководителя. Сегодня опыт примерно семидесяти пяти процентов наших следователей – максимум три года работы в следствии. Понятно, что опыт не заменишь ничем. Например, как сегодня адвокаты защищают своих клиентов? Да на тех формальных ошибках, которые допускает следователь! Мало знать УК и УПК, нужно еще иметь и профессиональную хватку.

Но, с другой стороны, радует то, что к нам приходят перспективные и по-настоящему талантливые молодые ребята. Они получают здесь такой богатый опыт, что многие из них после ухода из следствия становятся успешными адвокатами, переходят в прокуратуру, в судебные органы.

Во избежание неверной трактовки моих слов добавлю, что к подобным переходам мы относимся адекватно, на нашей работе при громадной нагрузке следователь очень быстро эмоционально выгорает, устает морально. Допустим, следователь чувствует, что себя уже выработал, и уходит в адвокатуру. Все зависит от индивидуальных способностей человека, сотрудника. Есть и чисто психологический момент. Мы ведь работаем хоть и объективно, но все равно, так сказать, с обвинительным уклоном. А здесь нужно перестроить восприятие многих вещей и вместо обвинения встать на защиту подсудимого. Лично я, наверное, не смог бы так перевоплотиться.