В первый же день нам прокрутили кинохронику. Два эпизода по нескольку минут. Журналисты сняли свою смерть. “Он убил меня. Он попал в меня!” – последнее, что успел сказать телекорреспондент из Пскова Юрий Яцина, выронив из рук камеру. Его убил снайпер в январе 1995 года в Грозном. Вместе с журналистом погиб и российский офицер, попытавшийся вытащить его из-под огня.
Этот пример высокой платы за кадр всей своей жизни нам показали не зря. Далее следовала однозначная оценка: так работать нельзя. Как работать журналистам в “горячих точках”, во время чрезвычайных ситуаций, антитеррористических операций, как уцелеть, снимая массовые уличные беспорядки, вообще, как вести себя в экстремальных ситуациях – этому неделю учили группу журналистов из Поволжья и с Урала организаторы курсов “Бастион-2009”. В числе представителей СМИ оказался и автор этого материала.
Саперы из журналистов никудышные
С 9 по 15 августа журналистов собрали на базе Чебаркульского полигона Приволжско-Уральского военного округа, что в Челябинской области. Жили в солдатском общежитии, питались в офицерской столовой, выход из гарнизона свободный (всем вместе с беджиками раздали временные пропуска). С солдатами мягко посоветовали не контактировать, особенно курящим – “расстреляют” все сигареты за пять минут. Но срочникам, видимо, дали указание не вступать в контакт с журналистами ни под каким предлогом в более жесткой форме. Как только они видели журналистов, опускали голову вниз и старались быстрее проскочить мимо. Хотя, может, также просто опасались за свои сигареты. В общем, условия проживания показались нам очень даже сносными. Правда, немного испортило впечатление о гарнизоне известие о том, что именно в этих краях служил известный своей трагической историей солдат Андрей Сычев.
С первого дня занятий нас нагрузили и теоретической, и практической подготовкой. Методику преподавания выбрали самую в случае с журналистами подходящую – учились на собственных ошибках. Те, кто помудрее, – на ошибках коллег. К примеру, еще до начала занятий по минно-взрывному делу “подорвался” сотрудник пресс-службы из Перми, возжелавший первым познакомиться с пособием “Установка взрывных устройств”. Небольшой имитационный заряд был заложен внутри книги, представленной на стенде. После этого журналисты ходили чуть ли не строем, а каждое свое действие предваряли вопросом: “Товарищ военный, а можно я…” Товарищи военные, как правило, разрешали или пройти по учебному минному полю, или потрогать какую-то непонятную штуковину, невесть откуда взявшуюся на полигоне. Только осторожно. Но об осторожности в первый день еще никто не думал. Так что мощные разрывы имитационных зарядов, раздававшиеся неподалеку в лесу и означавшие очередной “подрыв” журналиста, не смолкали долго.
Медицинской подготовке организаторы курсов уделили максимум внимания. Журналист может не уметь стрелять, он не обязан знать тактико-технические характеристики “Града”, может быть даже не в курсе политической обстановки в воюющем регионе, а вот оказать первую помощь просто обязан суметь. Возразить здесь нечего. Знания эти жизненно необходимы и в мирной жизни. Правда, базируется такой подход в том числе и на многочисленных международных хартиях, согласно которым журналисту строго-настрого запрещается брать в руки оружие. Другими словами, если в тебя стреляют, ты должен орать “Я журналист!”, уповая на милость неприятеля. А потом перевязывать всех тех, кого милость обошла стороной. Хотя даже Уголовный кодекс РФ разрешает использовать оружие и в качестве оружия любой предмет, если жизни твоей или здоровью угрожает опасность.
Как рассказал руководитель “Бастиона”, президент Ассоциации военной прессы Геннадий Дзюба, корреспондент “Комсомолки” Александр Коц в прошлом году в Цхинвале был ранен как раз таким образом. Увидев поднявшегося из укрытия грузинского солдата с гранатометом, он закричал: “Я журналист!” На что оппонент ответил: “А я киллер!” – и выстрелил. Заряд попал в солдата-контрактника, он принял на себя все осколки. Кстати, в числе оказавшихся в засаде журналистов был и корреспондент “России” Александр Сладков, также принявший участие в “Бастионе”. По его словам, тогда многие выжили из-за умения оказать первую помощь.
“Вас будут бить. Лучше знать об этом заранее”
Идея создания учебно-практических курсов для журналистов-экстремалов, как сказал Геннадий Дзюба, кстати, в прошлом боевой офицер, полковник, пришла не случайно. Во время одной из чеченских кампаний он с сослуживцами достаточно насмотрелся, как журналисты погибали по своей глупости. Совались под пули сами и подставляли прикрывающих их офицеров. За обе чеченские кампании погибли 35 журналистов. Некоторые до сих пор считаются пропавшими без вести. Увы, но журналисты чуть ли не больше военных (в зависимости от звания, конечно) подвержены риску оказаться захваченными в плен.
“Если вас не расстреляли в первые полчаса, значит, вы для чего-то им нужны”, – успокоил курсантов Геннадий Дзюба на лекции о захвате заложников. Тогда мы еще не знали, что корреспондентам печатных СМИ беспокоиться по этому поводу особо не стоит. По словам наших чебаркульских наставников, многие из которых участвовали в операциях по освобождению заложников на Северном Кавказе, террористов интересуют, в первую очередь, корреспонденты центральных телеканалов. С остальными “разбираются” на месте.
Подтвердил эти слова и Николай Иванов, член Союза писателей России, лауреат литературных премий “Сталинград”, имени Михаила Булгакова, Николая Островского. Кадровый офицер ВДВ, ветеран афганской войны, автор книг “Черные береты”, “Спецназ, который не вернется”, “Вход в плен бесплатный. Или расстрелять в ноябре” сам провел в плену у чеченских боевиков больше трех месяцев. В последней из перечисленных книг он подробно описал свои ощущения. Это стало своеобразным учебным пособием, в том числе и для журналистов, по поведению в неволе. Признаться, стало немного жутко от осознания того, что такие знания кому-то могут пригодиться.
А на следующий день нам предоставили возможность самим примерить “арестантские лохмотья” заложников. Полковнику Дзюбе надо отдать должное – хоть занятия по “Действиям представителей СМИ при захвате заложников” согласно плану должны были состояться на четвертый день, “повязали” нас уже на третий. Никто и не заметил по дороге на полигон, как офицерская “Газель”, всегда идущая во главе колонны, чуть отстала, а автобусы с журналистами сбавили ход.
Взрывы с двух сторон. Беспорядочный огонь из автоматов и пулеметов. И вот уже пассажиры всех трех автобусов лежат на земле, с мешками на голове и связанными за спиной руками. Без телефонов, часов, драгоценностей, аппаратуры. Стандартная засада, как мы узнали потом на “разборе полетов”. “Когда вас захватят, будут бить, – сразу же вспомнились слова Иванова, когда я лежал, вынужденно уткнувшись лицом в траву. – Так что лучше будьте готовы к этому заранее”. От осознания бесполезности этого совета на учениях расслабился и даже попробовал приподнять с глаз мешок. И тут же очевидность сказанного бывшим острожником ощутимо отозвалась сверху прикладом по шее. Вечером, общаясь в гарнизоне с солдатами-дагестанцами, игравшими боевиков, узнали, что был прямой приказ “прессовать” журналистов как можно жестче. Лишь у единиц из нас на следующий день отсутствовали синяки.
Но главной задачей было подготовить нас психологически. “В плену” мы пробыли около сорока минут. Шли с мешками на голове на ощупь, бежали с завязанными руками, ползли, наплевав на чистенькие ветровки, по грунтовой дороге. И все это под несмолкаемые автоматные и пулеметные очереди, болезненные тычки прикладами, грохот взрывпакетов, гиканье “террористов” и неизменные крики “Аллах акбар!”. “Бараны” и “коровы” – единственные применяемые к нам слова, которые позволяют напечатать морально-этические нормы. Короче, натерпелись. Кому-то из девушек даже понадобилась медицинская помощь – серьезная травма или истерика считались единственным поводом сойти с дистанции. Самым пугающим в этой ситуации оказалась неопределенность. Никто не знал, куда нас ведут, сколько это будет продолжаться и – признаюсь, такие мысли посещали – насколько все серьезно. Путь с полигона в тот день впервые обошелся без привычных анекдотов.
Вскоре после захвата убедились, что без накладок не обходятся даже тщательно спланированные операции. На пути следования колонны пленных вдруг появились грибники. Местные жители облюбовали полигон давно. И, наверное, сотни раз в этом покаялись, лежа “мордой вниз” под дулом ручного пулемета. Наши “террористы”, увидев выходящих из леса людей, не придумали ничего лучше, как “повязать” и их. Правда, в заложниках они пробыли недолго, подоспевшие отцы-командиры приказали отпустить мирное население.
Один труп – трагедия. Два – хороший репортаж?
Вечером того же дня, когда уже все отошли от шока, состоялся “разбор полетов”. Курирующие занятие бойцы спецназа и разведчики согласились, что действовали мы вполне адекватно ситуации. За неправильное поведение “расстреляли” совсем немногих. В общем, процентов на пять журналистов подготовили к нестандартной ситуации. Наши кураторы рассказали, что в реальности заложников ломают в первую очередь психологически. Заставляют смотреть на казнь коллег. Кого-то заставляют это еще и снимать. Некоторые отказываются и сами становятся героями этого дикого видео, другие сходят с ума. Так что до каких пор продержится человек в подобных условиях, зависит лишь от его индивидуального психического здоровья.
Однако возник и другой вопрос – насколько этично публиковать смерть и ее последствия. Понятно, что для многих региональных журналистов такой дилеммы даже не стоит. Иные СМИ и в мирное время делают рейтинг на откровенной “расчлененке”. И Татарстан здесь не исключение. Многие из сотрудников таких каналов козыряют участием в обучающих семинарах крупных западных телекомпаний. Между тем даже Би-би-си отказывается от банальной трансляции трупов. Выступивший перед журналистами корреспондент “Вестей” Александр Минаков, побывавший во многих “горячих точках”, попросил припомнить хоть один репортаж об 11 сентября в США, когда бы там был показан труп человека. Не припомнили, как ни старались. Не было ничего подобного и во время трансляции последствий терактов в лондонском метро или теракта в Мадриде в 2004 году. По словам Александра Минакова, когда в 2003 году американско-британская авиация разбомбила телецентр в Ираке, он находился в пяти минутах ходьбы от него. Тогда погибло 13 журналистов, многие техники и операторы. Одному телевизионщику упавшей бетонной плитой зажало ногу, бомбежка не прекращалась. Тогда местный журналист сбегал за ручной пилой, отпилил пострадавшему ногу и вытащил его из-под обстрела. Как говорит Минаков, это снимали многие. Но кадры так и не появились ни на одном телеканале. Действительно, не все подряд следует тащить в эфир.
То же самое касается и освещения крупных чрезвычайных ситуаций. После взрыва на Малой Печерской в Казани 9 января прошлого года в первый же день после трагедии представители некоторых СМИ пытались оттеснить медицинских работников, оказывающих психологическую помощь родственникам погибших, и взять у них комментарий. Получилась малоприятная картина. Тем более представители МЧС или администрации города периодически выходили к журналистам с сообщениями.
Без “броника” нельзя даже по нужде
По словам секретаря Союза журналистов Москвы Людмилы Щербиной, также посетившей “Бастион-2009”, подобные учебные семинары для американских журналистов проводят еще со времен иракской “Бури в пустыне”. Необходимость чего-то подобного у нас осознали лишь недавно. Кроме серьезной учебно-практической подготовки, западные журналисты имеют и солидную страховку. По контракту они имеют право снять бронежилет и каску лишь на время сна. В принципе, те же условия, что и у американских военных. Не раз, наверное, приходилось видеть в репортажах об Ираке солдат США, даже в сорокаградусную жару щеголяющих в бронежилетах. Ничего не поделаешь – условия страховой компании. Впрочем, как признался Александр Сладков, у них во время командировки в Южную Осетию бронежилеты тоже имелись. Вот только мыслей о засаде не допускали даже в шутку. Еще бы, ведь по сообщению тех же центральных СМИ, тогда в Цхинвале было все спокойно. Лишь год спустя было официально признано, что информационная война с Грузией была проиграна еще до начала войны реальной. Увы, но и это стало учебным пособием “Бастиона-2009”.
К слову, в России до обеспечения экипировкой журналистов-экстремалов пока далеко. А потому нас учили, как банально себя не подставить. И не только в “горячих точках”. В предпоследний день занятий опять-таки на себе прочувствовали работу ОМОН во время усмирения массовых беспорядков. Этот опыт, учитывая непростую социально-экономическую обстановку в ряде регионов, многим, вероятно, пойдет на пользу. Оказалось, и здесь есть масса мелочей, способных повлиять на сбор информации. К примеру, как установить командира операции и где его найти, как выбрать точку съемки, каких спецсредств стоит опасаться, каких нет. От вспышки некоторых свето-шумовых гранат может запросто “полететь” и особо чувствительная аппаратура. И, наконец, как разговаривать с вершащими правосудие бойцами ОМОН, чтобы в пылу азарта те не прошлись по тебе резиновой палкой.
В Чебаркуле было еще множество запоминающихся – и приятных, и не очень – моментов. Чего только стоит наша поездка в Златоустовский музей русского булата, организованная местной казачьей общиной. Ее представители клятвенно заверяли нас, что журналистам будет оказан самый теплый прием. Однако в Златоусте нас, измученных семичасовым топтанием полигона, ждал лишь замок на музейной двери. Казаки же, звякнув на прощание медалями, поспешили удалиться.
В целом же хочется поблагодарить организаторов курсов “Бастион” прежде всего за то, что сумели развеять иллюзии и никому не нужный романтизм вокруг экстремальной журналистики. И отбили желание по своей воле соваться в центр каких бы то ни было конфликтов. Как признались многие участники “Бастиона”, полученный сертификат – своеобразный допуск к военной тематике – они поставят в рамочку и уберут подальше в угол.