Только реальное обеспечение права граждан на справедливый суд в разумные сроки может сохранить и повысить доверие общества к власти, призванной воплощать восстановленную судом справедливость. Помогает ей в этом Федеральная служба судебных приставов, которая была воссоздана в России десять лет назад.
О том, чем и как занимаются судебные приставы, – беседа с руководителем Управления Федеральной службы судебных приставов по РТ – главным судебным приставом республики Хамитом Шариповым.
– Хамит Габдулхакович, почему вы выбрали профессию юриста?
– Наверное, благодаря моему дяде, который более сорока лет жизни отдал юриспруденции. Он был прокурором Мензелинска, работал в адвокатуре. О нем среди нашей родни ходили легенды – его профессионализм и неподкупность были вне всяких сомнений.
– Вы не жалеете о своем выборе?
– Конечно, нет! Вообще, я уверен, что тот, кто целенаправленно выбирает в юности профессию, имеет все шансы стать счастливым человеком. Это очень важно – заниматься любимым делом, быть профессионалом в нем. Я сегодня и своим сотрудникам говорю: да, хлеб у нас нелегкий, но имейте в виду, что вы трудитесь в сообществе юристов, в одной сплоченной команде. Это надо ценить, особенно молодым людям, а старшее поколение это и так прекрасно понимает.
– Есть для вас идеал юриста среди тех, с кем вы работали?
– У меня в кабинете – фотография Анаса Габдулловича Тазетдинова, первого министра юстиции нашей республики после воссоздания в 1972 году Минюста. Был такой период, когда это министерство совершенно необоснованно ликвидировали, но потом, конечно же, восстановили. После окончания университета я пять лет проработал консультантом Минюста, с Анасом Габдулловичем. Вот мой идеал юриста. Кремень, а не человек! Прошел, как говорится, огонь, воду и медные трубы. Был настоящим профессионалом. И при этом – предельно внимательным к людям, настолько выдержанным в любых ситуациях, что я думал, он и ругаться-то не умеет. Анас Габдуллович очень много сделал и для развития юриспруденции в республике, и в моей судьбе сыграл большую роль.
– Любопытно, какой период в истории развития юриспруденции в России вам наиболее интересен?
– Наверное, "золотой век" российской юстиции. Он длился с 1864 года, когда в стране прошла судебная реформа, примерно по 1917-й. Мы только-только набираем сегодня в юстиции обороты, приближаясь к уровню 1864 года. И еще, к сожалению, далеко не все используем из того, что было наработано в девятнадцатом веке… Но будьте уверены – это подтверждают и европейская, и американская практики, – у Минюста большое будущее, это ведомство станет одним из самых авторитетных в стране. Как в Соединенных Штатах Америки, как в Западной Европе.
Кстати, в стенах Министерства юстиции России трудилось много знаменитостей. Гениальный композитор Петр Ильич Чайковский, например, окончил училище правоведения. Братья Жемчужниковы, создатели известного литературного псевдонима "Козьма Прутков", тоже юристы. Я уж не говорю про нашего земляка Гавриила Романовича Державина, который был не только знаменитым поэтом, но и первым министром юстиции, генеральным прокурором Российской империи. У него есть замечательное стихотворение "Властителям и судьям". В нем четко сказано, что из себя должна представлять юриспруденция: "Ваш долг есть – охранять законы, на лица сильных не взирать, без помощи, без обороны сирот и вдов не оставлять…"
– Какую работу судебные приставы выполняют сегодня?
– Можно сказать, что в нашей службе есть две группы судебных приставов. В первой – те, кто исполняет судебные решения, во второй – те, кто обеспечивает порядок деятельности судов. Эту категорию мы еще называем иногда физзащитой. Среди сотрудников этого подразделения есть чемпион мира по каратэ и победитель международного турнира по комплексному единоборству "Спецназ мира против террора и наркотиков" среди сотрудников специальных подразделений силовых структур государств-членов Организации Договора о коллективной безопасности.
В отдел, обеспечивающий установленный порядок деятельности судов, принимаются только молодые люди, прошедшие армию. Правда, у нас есть исключение – 13 женщин. Но все они спортсменки, некоторые – мастера спорта. Кстати, в следующем году мы собираемся выставить женскую команду на всероссийских соревнованиях по комплексному единоборству.
– Где труднее работать приставам – в Казани, в больших городах, в маленьких или на селе?
– Как это ни странно, конечно же, в районах. Хотя там нагрузка гораздо ниже, чем в Казани. Здесь она огромная. На текущий день, например, приходится в среднем 147 исполнительных производств в месяц на одного человека. Это при норме 22! При такой нагрузке работать очень трудно. Но в районах свои сложности. К сожалению, правовой уровень некоторых руководителей, в том числе районного масштаба, оставляет желать лучшего. Не все понимают, что мы – исполнители. Есть судебное решение, и оно обязательно для исполнения всеми, руководителями в том числе…
– Много мужества надо людям вашей профессии…
– Да, нужна стойкость. В сельских районах мы сталкивались с безобразнейшими случаями давления на судебных приставов. Решительно это пресекаем. Тут и Аппарат Президента нам помогает, и Кабинет Министров. Недавно был в одном районе – глава администрации говорит: да, вам хорошо, вас сам Президент поддерживает…
Так что в последнее время одиозных попыток надавить на приставов стало меньше. Но все равно случаются. Особенно грешат этим молодые руководители. Стал молодой человек большим начальником и, видимо, решил, что имеет полное право надавить, накричать, заставить… И совершенно не учитывает, что, угрожая приставам, нарушает закон и сам может пострадать. Наши приставы умеют постоять и за закон, и за себя.
Но им очень непросто. Тем более что работают они, можно сказать, на пересечении материальных, экономических интересов враждующих сторон. Мы же понимаем, что это такое. Особенно в наше непростое время, когда человека за 300 рублей могут лишить жизни… А уж если речь идет о миллионах… Поэтому так важно приставу быть кристально честным, иметь чистые руки. Мы об этом много говорим в своей организации, адресуя свои слова особенно молодежи, а ее у нас в последнее время становится все больше.
– Вы упомянули про миллионы, с которыми приходится иметь дело приставам. А какая у них зарплата?
– О зарплате я в прошлом году говорил на коллегии в Министерстве юстиции Российской Федерации. Коллегия проходила с участием министра юстиции Юрия Яковлевича Чайки; он меня и пригласил, чтобы я высказал свое мнение, свой взгляд на проблемы – не столичный, а из региона. На коллегии многие говорили про приставов – что они должны и это делать, и то, и пятое, и десятое, и сто десятое… Ну, а потом дали слово мне. Я сказал: "Как все то, о чем вы тут говорили, приставы должны делать за такую мизерную зарплату?" А там присутствовал уполномоченный по правам человека Владимир Петрович Лукин, член коллегии Минюста России, который спросил: а какая у приставов зарплата? Я говорю: "Представьте себе, три тысячи…"
Когда уполномоченный услышал цифру, он тут же повернулся к министру юстиции: и вы хотите, чтобы на эту зарплату они что-то делали? О чем мы вообще разговариваем? На этом все обсуждение и кончилось… Позднее, осенью прошлого года, приставам прибавили заработную плату. Сейчас она где-то около восьми тысяч, это уже более-менее… Ведь мимо судебного пристава миллионы рублей пролетают, так сказать, слева направо и справа налево. Если он при этом имеет мизерную заработную плату… Тут не всякий выдержит и останется человеком честным. Ясно, что в этом плане в нашей организации тоже есть проблемы…
– Как вы с этим боретесь?
– В последнее время мы сильно укрепили службу собственной безопасности. И я всегда говорю на совещаниях, при встречах с подчиненными: у нарушителей закона в нашей службе никаких шансов нет – при той системе безопасности, которую мы создали. Но все равно надо иметь в виду, что достойная заработная плата – одна из важнейших составляющих работы приставов. Нищий чиновник – он опасен, крайне опасен для государства…
– А как у вас обстоят дела с выделением квартир для сотрудников? Сколько выделено за последние годы?
– Ноль. Раньше хотя бы раз в году квартиру могли дать. Но в связи с изменениями в законодательстве квартирные проблемы у нас не решаются совсем. Я считаю, что законодательством обязательно должна быть предусмотрена социальная защита приставов. У нас в России в отношении приставов вообще сложилась уникальная ситуация. Де-факто мы – правоохранительный орган: у нас есть оружие, дознание, розыск, форма… Все атрибуты правоохранительного органа. А де-юре мы являемся гражданскими служащими. Отсюда нестыковки в законодательстве. То есть руководство Федеральной службы судебных приставов в Москве требует с нас, как с правоохранительных органов, а мы – люди гражданские… Поэтому и социальные льготы, социальные гарантии в отношении судебных приставов не определены. Вообще, над законодательством еще надо работать и работать, в нем много прорех…
– Какие изменения вы сами предложили бы в действующие законы – с точки зрения вашей службы?
– Я уже неоднократно об этом говорил в прессе… И, кстати, изучал международный законодательный опыт. Взять тех же алиментщиков. Во многих странах их проблема решается на региональном уровне – на уровне земель в Германии, на уровне штатов в США… Штат имеет собственное законодательство. У нас же федеральный центр пытается проблемы отрегулировать самостоятельно. Но страна огромная, ментальность в разных регионах разная. Разве можно, например, ментальность жителей Кавказа сравнить с ментальностью населения центральной части страны? На Кавказе к семье совершенно другое отношение. Поэтому я считаю, что каждая республика, каждый регион должны сами определять свои правила – конечно, в рамках базисного федерального закона. Скажем, на Кавказе очень велико влияние общественности на семью. И можно через газеты, через какие-то публичные акции воздействовать… В центральной России такое не пройдет, требуется что-то другое. Иными словами, раз у нас большая, многонациональная страна, то необходимы разные подходы к решению одинаковых проблем. Многое федеральный центр мог бы отдать территориям для решения на местах.
– У меня вопрос насчет правовой культуры граждан. В нашей стране, к сожалению, вообще нет традиции трепетного отношения к закону. А тут еще перестройка, смена власти, изменение законодательства… В 90-е годы неуважение к закону вошло, кажется, в привычку у граждан и – особенно! – у начальников. Как переломить эту ситуацию?
– Вы знаете, я работал заместителем главного арбитра республики, с замечательным человеком Ильдусом Гараевичем Гараевым – он уже давно умер, пусть земля ему будет пухом… Вот у него была поговорка: битие определяет сознание. Не "бытие", а "битие"!
– Уровень правовой культуры наших граждан пока что явно невысок. Вот мне, например, почти год пришлось объяснять татарстанцам совершенно ясную, на мой взгляд, вещь: мы не торгуем арестованным имуществом. Год потратил, чтобы все убедились, что приставы к реализации арестованного имущества никакого отношения не имеют, что этим занимается совершенно другая федеральная структура. Многие почему-то были уверены, что если мы арестовываем имущество, то мы же его и продаем.
– То есть элементарных вещей люди не знают.
– Элементарных! Или, например, многие считают, что мы чуть ли не по своей инициативе приходим к гражданам и в организации, чтобы описывать имущество. Но ведь совершенно ясно, что без судебного решения мы ни в одну организацию и ни к одному человеку прийти не можем. Нет судебного решения – соответственно, к вам и не постучится судебный пристав. Но если вы проиграли суд, ждите судебного пристава. Цепочка такая. И эти азбучные истины приходится объяснять.
– Наверное, людей не очень-то беспокоит собственная правовая безграмотность…
– Но она порой дорого обходится. Очень дорого! Возьмем такую вроде бы невинную вещь, как взыскание исполнительского сбора. Когда приходит решение суда, судебный пристав предупреждает должника – заплатите долг в течение пяти дней. Если должник не заплатит, то на шестой день плата автоматически повышается на семь процентов. Вы представьте себе, что должны миллион. Сколько будет семь процентов от миллиона?
– Нам, Управлению Федеральной службы судебных приставов по Республике Татарстан, даже установлен на год плановый показатель по этим семи процентам: 110 миллионов. Я обычно говорю: эти 110 миллионов – плата физических и юридических лиц Республики Татарстан за их правовую безграмотность. А за неисполнение судебного решения потом еще штрафы приплюсуются, и уголовная ответственность наступит, и масса разного рода других неприятностей появится… Их легко можно избежать. Проиграли суд, признаны должником – заплатите долг сами. Иначе и семь процентов начислят, потом приведут оценщиков, которые еще неизвестно как оценят имущество. Потом придут реализаторы, и они себе тоже долю возьмут. Поэтому в конце концов сумма, которую надо заплатить, вырастет на 30-40 процентов. Я вот никак не могу понять: зачем свои проблемы так усугублять?
У нас, между прочим, есть районы, которые уже практически свели на нет взыскание исполнительского сбора. Например, Атнинский. Мы специально разбирались, почему там нет исполнительского сбора. Там граждане явно поработали над повышением своей правовой грамотности и соображают: если проиграли суд и признаны должником, надо быстро заплатить. Выйдет гораздо дешевле!
– Может, вам такую разъяснительную работу проводить?
– А мы и проводим. Я, кстати, сам часто выступаю на курсах Российской правовой академии, на каждом потоке, куда со всех близлежащих регионов люди съезжаются. Наши сотрудники, начальники отделов читают очень много лекций. В последние два года стали тесно сотрудничать с прессой, и быстро заметили, что необоснованная, бездоказательная критика в адрес наших приставов фактически сошла на нет.
– Вы проходили стажировку в Германии. Как там работается судебным приставам?
– В Германии тоже есть проблемы. Там в последние годы появилось очень много эмигрантов, которые эти проблемы, естественно, усугубляют. Что касается нашей службы – в таком виде, в каком она действует в России, – в Европе ей аналогов нет. Там судебные исполнители – частнопрактикующие. И в Германии, и во Франции… Возможно, когда ситуация в стране изменится, к такому формату придем и мы.
– А как в Европе с правовой грамотностью? Немцы, скажем, народ законопослушный…
– По сравнению с европейской правовой культурой у нас она, конечно же, чего уж греха таить… Уровень правосознания у наших граждан очень низкий, однако рыночные отношения делают свое дело. Многие стали понимать, что материальное положение во многом зависит от грамотности, в том числе и правовой.
– Интересно, наступит ли когда-нибудь время, когда ваша профессия будет не нужна?
– Думаю, она еще долго будет нужна. Пока существует суд, наверное, будет существовать и профессия судебного пристава. Другое дело, что она, скорее всего, претерпит какие-то изменения. Ведь всего за десять лет мы успели пройти большой путь. В начале 90-х годов лишь три процента судебных решений исполнялись, а сейчас мы дошли до 80 процентов. Так что наша служба может видоизмениться. Может быть, частично станет, как в Западной Европе, гражданской и частной. Но останется еще надолго.