Вероятно, даже скептически настроенные граждане не смогут отрицать, что грандиозная по масштабам судебная реформа, затеянная в России, все же начинает давать свои плоды. В том смысле, что судебная система, вооружившись новыми законами, перестала обслуживать одну лишь власть и вообще старается стать действительно самостоятельной ее ветвью.
Наш корреспондент беседует с председателем Арбитражного суда Республики Татарстан Рашитом САЛАХОВЫМ.
– Рашит Исламович, 24 июля исполнится год, как вступил в силу новый Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации. Особых восторгов по поводу выхода в свет этого “талмуда” по разрешению экономических споров, насчитывающего 332 статьи, помнится, не было. А что вы скажете о работоспособности данного документа?
– Над этим, уже третьим по счету за все время существования арбитражного суда кодексом законодатель потрудился не зря. Но до совершенства ему еще далеко.
Самая большая наша проблема, можно даже сказать, неразбериха была связана с подведомственностью споров. По сути, мы – экономический суд и обязаны рассматривать исключительно экономические споры. Таково предписание, которое исходит от закона. Тем не менее вопросы, связанные, к примеру, со спорами акционеров, рассматривались также и общими судами. При этом случались всякого рода казусы. Скажем, мы рассматриваем спор, возникший внутри акционерного общества, а Краснодарский районный суд отменяет наши решения, считая, что вопросы, связанные с акционерным обществом и акционером как физическим лицом, ему подведомственны по существу. Парадокс!
– Обидно, что ваше решение потеряло смысл?
– Дело не в обиде. Ведь, вынося прямо противоположные решения, мы, как судебные органы, тем самым вводили в заблуждение граждан. Если уж суды между собой в приоритетах не могут разобраться, то как простому, юридически не подготовленному акционеру разобраться?
Так вот, эти коллизии, которые возникали из ранее действовавших арбитражного и гражданского процессуальных кодексов, ныне в принципе устранены. В АПК записали все экономические споры, и в том числе по требованиям отдельных акционеров. Окончательную точку в подведомственности споров должно поставить объединенное постановление пленумов Верховного суда и Высшего арбитражного суда России, которое мы ждем со дня на день.
– Постановление способно, что называется, окончательно развести по интересам арбитраж и суды общей юрисдикции?
– По крайней мере оно должно снять некоторые неточности и отдельные непонятные положения, заложенные в сегодняшний Арбитражный кодекс. Наш АПК на семинарах называют одним из самых совершенных в Европе, тем не менее применение ряда его статей на практике весьма затруднено. Я имею в виду не только подведомственность споров, но и вопросы, связанные с участием представителей сторон, степенью доверия к этим представителям.
В АПК заложено, что участвовать в судебном заседании имеют право как сами юридические лица и предприниматели без образования юрлица, так и их полномочные представители, то есть – штатные работники этих юрлиц либо адвокаты. А вот другие юристы – у нас же немало всяких бюро юридических услуг, которые не охватываются коллегией адвокатов, – уже не имеют права участвовать в процессе, даже если им это дело доверили.
– Это прямо лоббирование адвокатуры получается…
– Вот так заложено в законе! В общих судах – да, любой гражданин, независимо от своего статуса и образования, если ему доверяют, может представлять интересы физического лица. А у нас – нет.
– И какую же лазейку придумал народ, чтобы обойти закон?
– (Смеется). То-то и оно, что придумал. Хорошего юриста, работающего в каком-то там бюро, устраивают буквально на три-четыре дня на предприятие. Он становится штатным работником, получает доверенность, участвует в процессе, затем кладет гонорар в карман и спокойно увольняется. Все!
– А вас это положение не устраивает?
– Я не об этом, этот порядок вещей нас устраивает, если представитель по экономическим спорам – компетентный и грамотный человек. Но уже сам факт, что такая лазейка обнаружилась, неприятен. И таких “не отточенных” моментов в новом АПК немало. Хотя, повторюсь, в целом закон прогрессивный.
– Нельзя ли поподробнее о его положительных сторонах?
– Кодекс позволил сделать суд более открытым и доступным. Раньше мы достаточно часто отказывали в приеме заявлений. Причем по предусмотренным законом основаниям – скажем, заявителем не уплачена или не полностью уплачена госпошлина. Или он заявление написал неграмотно – не так, как требует закон, или противной стороне не направил копии документов и искового требования. Ну и так далее. Так вот, одно время на вполне законных основаниях мы отказывали в приеме до тридцати процентов исковых заявлений! Сейчас этот институт отказа исковых заявлений исчез.
– А как же перечисленные вами “ошибки” заявителей, они-то остались?
– Все равно принимаем, не отказываем в приеме. Только оставляем дело без движения до тех пор, пока заявитель не устранит эти ошибки. Прогресс состоит в том, что мы практически оказываем бесплатную юридическую услугу, указывая на все недостатки искового заявления. Этим самым, считаю, законодатель добился от судов решения очень серьезной задачи. Ведь незнание закона или недостаточно глубокое его знание закрывали от заинтересованных лиц правосудие. Ныне судьи не “отфутболивают” заявление, а помогают заявителю.
– То есть вам прибавилось работы?
– Разумеется, судьи и так загружены, они хотели бы изначально работать с квалифицированными материалами, а не заниматься “доводкой до кондиции”. Но приходится.
А вот о новизне кодекса хотелось бы сказать особо. Отныне суд предоставляет сторонам полную возможность проведения состязательного процесса. Стороны сидят и доказывают друг другу, кто прав или не прав, в чем не прав, а суд не должен занимать чью-либо сторону, а лишь анализировать, кто о чем говорит и насколько его доводы основываются на законах. То есть, истец, предъявляя требования, должен иметь мотивы, основанные на законе. И он должен указать тот закон, на основании которого нарушены его права. Но и ответчик со ссылкой на закон должен мотивировать, почему он не признает заявленные требования.
– Это его обязанность?
– Да, это его обязанность теперь. И она заключается в том, чтобы предоставить суду все необходимые доказательства, которые стороны считают нужным исследовать в судебном заседании. Помощь суда состоит в официальном истребовании у каких-либо инстанций необходимых доказательств для правильного разрешения спора.
– Вы имеете в виду какие-либо запросы?
-Да. У нас ведь запросто может быть такое, что стороне не дают какой-то документ. Она знает о таковом, но получить не может. А суду никто не может отказать.
И еще одна прогрессивная характеристика кодекса мне сильно импонирует. В нем записано, что арбитражный суд должен всячески содействовать мирному окончанию возникшего спора, склонять стороны к заключению мирового соглашения.
– Простите, Рашит Исламович, но в таком случае вы как бы отнимаете хлеб у третейского суда!
– Я как раз к этому и веду. Таким образом мы будем содействовать развитию бесконфликтного бизнеса.
– Принципы третейского суда мне тоже нравятся. Но, насколько мне известно, в его основу положено добровольное начало. А как быть с партнером, у которого нет понятия о джентельменской порядочности?
– Я говорил об идеях, заложенных в АПК. А реально сегодня получается, что можно пересчитать по пальцам количество мировых соглашений. Стороны все-таки добиваются государственного решения конфликтных ситуаций. Однако ведь третейский суд, садясь перед сторонами, руководствуется исключительно теми же законами, которые применяет на практике и государственный суд. И контроль за исполнением решения также ложится на государство.
– То есть в добровольно-принудительном порядке, несмотря на мировое соглашение?
– Что касается принудительного исполнения, мы действительно выдаем исполнительный лист по решению третейского суда. Но при этом, как заложено в новом АПК, рассматривается законность его решения. Раньше, по старому кодексу, мы отслеживали лишь процесс ведения третейского разбирательства, не вдаваясь в существо принятого решения, и выдавали исполнительный лист. Сегодня по доводам, изложенным в жалобе заинтересованной стороны, мы проверяем законность решения и только потом выдаем исполнительный лист, который идет в адрес исполнительных органов или сразу к судебным приставам.
– Так почему третейство так важно для арбитражного суда?
– Судьи наши перегружены работой сверх всякой благоразумной меры – до шестидесяти дел в месяц. А если брать в расчет контрольные, доходит до восьми десятков дел! Поэтому для нас важно, чтобы институты посредничества и третейского разбирательства широко внедрились в общественное сознание. А мы без работы не останемся, ведь есть категории дел, которые третейским судам не подведомственны. Наш фронт расширился, появились вопросы и административного характера. Сейчас идет вал дел по налоговым спорам. Сами знаете, Налоговый кодекс несовершенный, Правительство его меняет чуть не два раза на дню. Появились и таможенные вопросы.
– Работы много, это понятно. А в цифрах?
– Общее количество рассмотренных арбитражных дел в 1999 году – 10499, в 2000-м – 11641, 2001-м – 14701, 2002-м – 15400. Как видите, тенденция идет к постоянному росту.
– А сам институт арбитражного суда развивается? Как часто пересматривается штатное расписание?
– К сожалению, совсем не часто. В прошлом году мы получили четырех судей, в этом – ни одного. А всего по штату у нас работают 54 судьи.
– А трудно стать арбитражным судьей?
– Вот вам пример по одному кандидату в судьи. Вопрос о нем встал в квалификационной коллегии только потому, что тесть у этого кандидата был судим, а он об этом факте нигде в документах не указал.
– Так, может, кандидат знать не знал об этом? Семейная тайна, и все тут! Это что же, судья по жизни должен быть настолько осторожным, что ему невозможно иметь родственников, сидящих в тюрьме? А как соломки подстелить на всю оставшуюся жизнь?
– Конечно, это невозможно. Судьи такие же люди, испытывающие проблемы в быту и семье. Если, не дай Бог, у судьи обокрали квартиру или дачу, он имеет право судиться. Но самому судимым быть – это исключается. Вообще, с момента создания Арбитражного суда РТ в 1992 году у нас еще не было случая, чтобы кто-то был лишен своего статуса за порочащие честь и достоинство судьи поступки.
– Решение любого суда – это медаль, имеющая две стороны. Недовольные будут всегда. Вот, утверждают, госчиновники имеют претензии к арбитражу, что тот не поддерживает их в деле защиты государственного имущества. Что скажете об этом?
– Претензии совершенно необоснованные. Прежде всего, замечу, что суд – это не орган поддержки. Он не призван защищать ни республиканские, ни федеративные государственные интересы. Это орган, применяющий закон при рассмотрении конкретного дела, независимо от того, кто является истцом и ответчиком. Государство ли, с одной стороны, акционер ли – с другой, мы ведь никого не поддерживаем и не имеем права этого делать, отдавая кому-либо приоритет.
Мы этот этап уже проходили, когда незыблемой была лишь государственная собственность. Теперь любая форма собственности одинаково защищается законом. Вот это понятие игнорируется чиновниками.
– Но ведь они сами раздавали направо и налево государственное имущество в частное пользование…
– А потом они заметили нарушение закона и в суд пошли: верните нам имущество! Последнее решение Конституционного суда гласит о том, что институт добросовестного приобретателя должен во всю силу работать. Если я купил какое-то имущество, и при этом какой-то чиновник нарушил правила и не так составил документы, то я-то здесь причем? Я добросовестный приобретатель, я никого не вводил в заблуждение, я открыто купил объект по его стоимости. Разве мы не должны защищать добросовестного приобретателя, кто же тогда это будет делать?
Я понимаю Президента как руководителя республики, который призывает государственные органы работать в одной упряжке. Все заинтересованы работать с Президентом рука об руку. Но в одной упряжке нельзя работать с судом. Суд и впрягать-то нельзя! Он вообще не должен быть ни в чьей упряжке. Если погонять им, то это будет уже не суд…
Конечно, обнаруживая факты грубого нарушения закона, мы должны информировать Президента. Не просто рассмотрел дело, вынес решение и успокоился. Видимо, вот здесь гражданская активность суда и судей должна присутствовать. Впрочем, решения наши являются публичными. С нами могут не соглашаться и пресса, и заинтересованные стороны. Но мы всегда открыты для обсуждения. Более того, даже хотим свой сайт в Интернете открыть и размещать на нем решения по наиболее общественно значимым делам.
