В середине девяностых годов наша судебная система, что называется, дошла до ручки. Едва ли не половина постановлений по гражданским делам не исполнялась, особенно если это касалось выплаты алиментов, долгов по зарплате, налогам, таможенным сборам. Судебных исполнителей, входивших в систему судопроизводства, даже если они умудрялись разыскать должника, просто посылали куда подальше. Представить такое, скажем, в феодальной Руси было немыслимо: должника, если он бегал от судебного пристава, не долго думая, казнили принародно. Для острастки, чтоб другим неповадно было.

И вот в 1997 году нашей судебной власти наконец-то подставили крепкое исполнительное плечо в виде двух федеральных законов – “Об исполнительном производстве” и “О судебных приставах”. Слово “пристав”, упраздненное в 1917 году и изрядно пропахшее нафталином за минувшие десятилетия, вновь появилось в обиходе.

Наш корреспондент беседует с руководителем Службы судебных приставов Главного управления Минюста РФ по РТ Юрием Митюшкиным.

– Юрий Иванович! Прошло пять лет, как образовалась структура, которой вы сейчас руководите. Можно ли утверждать, что сегодня фигура судебного пристава вызывает внутренний трепет и дрожь у злостных должников?

– Есть такая поговорка: “Сколько ни крутись, а с долгами расплатись!” Мы ее в виде плаката на стене своего здания повесили. Полагаю, о степени “дрожи” говорят цифры. За 2001 год мы взыскали с должников 1159238 тысяч рублей. То есть свыше миллиарда. За девять месяцев этого года – 1719524 тысячи рублей. Полагаю, к концу 2002 года набегут все два миллиарда.

– Это много или мало, если вести речь в целом об объемах исполнительного производства?

– Увы, это мало. С января к нам в этом году поступило свыше 191 тысячи исполнительных документов, по которым мы обязаны взыскать почти 11 миллиардов рублей. А учитывая неисполненные документы еще прошлых лет – то свыше 16 миллиардов.

– Прямо какие-то астрономические суммы получаются… А с другой стороны, почему так мало удается взыскивать? Силенок у службы маловато или как?

– Что ж, давайте прикинем. Сегодня нас – 269 человек, рассредоточенных практически во всех районах республики. В месяц на одного судебного пристава-исполнителя приходится в среднем около сотни исполнительных производств. Сумма, взысканная одним приставом за девять месяцев этого года, равняется 6,4 миллиона рублей.

– Да-а, без работы вы, как говорится, не маетесь. Так в чем же дело, Юрий Иванович? Не боятся вас должники, упираются, строят козни всяческие?

– Можно, конечно, и так сказать, учитывая, что уровень реального взыскания в 2002 году равняется пока 14,4 процента.

– Самые злостные неплательщики, должно быть, алиментщики?

– Угадали. Треть исполнительных производств открывается по ним. Самая глухая и, можно сказать, гнусная категория должников. Когда я начал заниматься ими вплотную, меня потрясло, насколько, оказывается, наши женщины и дети беззащитны! Если родитель официально нигде не работает и нигде не живет, то он объявляется в розыск, а взыскательница получает социальное пособие. Если сидит в тюрьме – то исполнительный лист направляется в колонию, а какие там заработки? Хотя среди алиментщиков есть и состоятельные люди. Я знаю случай, когда человек платил одновременно четырем женам! Он как-то раз пришел на прием оспаривать начисленные за долги суммы. Я показал ему бумаги: мол, пересчитай сам, и тот расплатился как миленький. Но среди состоятельных тоже немало “забывчивых” должников.

– А как в других странах справляются с этой категорией населения?

– У американцев алиментщика могут лишить лицензии, если он не платит. Словом, государство делает все, чтобы наказать его за игнорирование собственных детей. А у нас это никого не пугает. Одного алиментщика мы трижды привлекали к уголовной ответственности по 157 статье УК РФ. Первое решение суда было такое: год исправительных работ – 10 процентов из заработка. Во второй раз он платил уже 15 процентов, а в третий – 20 процентов. Раньше существовала уголовная ответственность за бродяжничество и тунеядство, то есть государство было заинтересовано в трудоустройстве и занятости людей. Сейчас все это отменили. Поэтому женщина-мать остается одна со своими детьми и проблемами. А государство… Пожалуйста, оно может ей через суд вынести свое решение, наличие которого, однако, не означает, что оно обязательно будет исполнено.

– С юридическими лицами проще работать?

– С ними свои сложности. Мы обеспечиваем выполнение решений арбитражных судов, судов общей юрисдикции по хозяйственным делам, а также налоговые постановления. Но с некоторых фирм просто невозможно ничего взыскать из-за их полной неплатежеспособности.

– Но даже у банкротов есть имущество…

– Есть четкий порядок: сначала приставы должны ликвидировать задолженность денежными средствами, которые имеются у должника. Это деньги, валютные ценности, дебиторская задолженность. Если этого нет, налагаем взыскание на имущество. Первая очередь – это, скажем так, предметы, не задействованные в производственной деятельности, – автомобили, компьютеры, офисная мебель и прочее. Вторая очередь – основные средства, не участвующие в производственной деятельности, – сырье, готовая продукция. И, наконец, имущество, задействованное в основном производстве, – недвижимость в виде здания, например. Однако если мы арестовали имущество третьей очереди, то обязаны немедленно сообщить об этом в комитет по банкротству. Почему? В случае если арбитражным судом будет принято решение о введении процедуры банкротства, тогда исполнительное производство приостанавливается и вступают в силу схемы закона о банкротстве.

– Положим, арестовали вы имущество. А если взыскателю оно совершенно не нужно, а нужны денежные средства? Судебный пристав превращается в продавца?

– Отнюдь. В республике есть 42 специализированные организации, которые имеют аккредитацию российского Фонда федерального имущества. Они делают свое дело, затем деньги перечисляются на депозитный счет в подразделение, а оттуда – взыскателям.

– А если должник не согласен с суммой оценки?

– Он может сам назначить оценщика или обратиться в суд со своим возражением. Тогда в течение десяти дней мы никаких действий с имуществом не производим. Если продается недвижимость, то только на торгах, открыто. По остальному имуществу пристав может указать, исходя из его ликвидности, как его продавать – на комиссионной основе или на торгах.

– Но если никто не захочет купить?

– Оно предлагается взыскателю, а если и тот отказывается – возвращается должнику.

– Существует ли возможность сговора судебного пристава с должником?

– Есть достаточно эффективная форма борьбы с таким злом – жесткий контроль. С нашей стороны – это постоянные проверки подразделений, контроль книг ареста имущества. Создана даже специальная группа по контролю за реализацией имущества. Кроме того, у нас есть своя служба безопасности.

– Говорит ли это о том, что закон об исполнительном производстве несовершенен?

– Он действительно несовершенен. Схема взаимоотношений между приставом, должником, оценочной организацией и организацией по реализации не до конца продумана, а потому для нечистоплотных людей есть лазейки для того, чтобы погреть свой карман за счет операций по завышенным или пониженным оценкам. Поэтому необходимо искать “противоядие” от таких случаев в виде внесения изменений и поправок в федеральные законы. В частности, главные и старшие судебные приставы должны иметь право отменять незаконные решения.

Скажем, у меня, как у главного пристава, полномочий в плане руководства исполнительными действиями нет. Я могу рекомендовать, но не указывать, как и что делать. А пристав может мои рекомендации и не принять. Например, я смотрю: исполнительное производство окончено с формулировкой о том, что средства невозможно взыскать. А его необоснованно окончили, еще работать по нему можно! Отменять надо, а у меня нет таких полномочий. И вот я иду к прокурору в порядке надзора – мол, отменить надо. Обращаюсь и в суд, поскольку он обязан контролировать практически каждое действие исполнителя и принимать решения, связанные с дальнейшим движением исполнительного производства…

– Понятно. Судам, и без того загруженным делами, по которым еще не вынесено решения, недосуг, не так ли?

– Более того! Они вынесли решение и забыли его на второй же день. Закон позволяет приставу-исполнителю обратиться в суд за разъяснением. Ведь случается, что судья выносит такое решение, что исполнить его практически невозможно. Скажем, должник на самом деле гол как сокол. И что делать в такой ситуации?

– Судебное решение редко удовлетворяет обе стороны – одна из них так или иначе остается в обиде и готова судиться до посинения. А много жалоб на судебных приставов-исполнителей?

– Четыре года назад было в два раза больше. В этом году на действия судебных приставов-исполнителей поступило 1860 заявлений. Основной мотив жалобщиков – неправомерность действий со стороны приставов. Стали мы кропотливо разбираться с этим делом и выявили, что большая часть жалоб относится к решениям самого суда, а не к действиям приставов. Степень обоснованности жалоб составляет приблизительно 24-26 процентов от общего их количества.

– Гм-м, это тоже немало. Благодарят вашу службу, конечно, меньше?

– Но благодарят все же. Причем не только приставов-исполнителей, но и приставов, которые обеспечивают установленную деятельность судов, охрану участников процесса, принудительный привод ответчиков и свидетелей. Редко, но еще случаются эксцессы, когда недовольные истцы или ответчики выкидывают фортеля в зале суда. В Ново-Савиновском районном суде, например, одна гражданка вскочила прямо на стол председательствующего и принялась топтать материалы дела. А за это теперь, кстати, полагается штраф или даже уголовная ответственность.

– Вернемся к проблеме должников. Вы можете привести пример судебного решения, которое невозможно выполнить?

– В Зеленодольске было принято несколько десятков решений по искам граждан к коммунальным предприятиям – заменить в квартирах ванны, стояк, сделать сантехнические работы. И вот в ответ на требование пристава ему с готовностью разъясняют: данного дома в плане капитального ремонта нет, фондов на это не отпущено, из каких средств прикажете закупать сантехнику? А этого-то как раз в решении суда и нет. Ситуация обострилась, люди кипели: исполняйте решение суда, и все тут! Тогда главный судебный пристав с прокурором республики поехали в Зеленодольск. Посмотрели все и определили: раз нельзя исполнить решение суда, то надо просто окончить исполнительное производство в связи с невозможностью его исполнить.

– Но тогда получается, что какие-то ситуации суд не может разрешить вовсе, раз от вас нет никакой пользы тому же гражданину, который предъявляет иск. Вы ему конкретно не помогли, получается?

– Уточняю: не смогли помочь по объективным причинам.

– А положительные примеры есть, Юрий Иванович?

– Их тысячи, таких примеров! Ведь почему нам налоговая инспекция на исполнение дает свои постановления в отношении юридических лиц? Потому что меры, которыми располагает она сама, не помогли ни копейки выбить со злостных неплательщиков. А в принудительном порядке мы их добываем, и это – сотни миллионов рублей, которые пополняют казну.

– Значит, вы “отбили хлеб” у другой силовой структуры – налоговой полиции?

– Полиция занимается расследованием налоговых преступлений, а функция принудительного взыскания налоговой недоимки была передана нам в 2000 году.

– У вас это лучше получается?

– Пока счет не в нашу пользу. У них сил было больше, поскольку полиция имела право возбудить уголовное дело против злостного налогового неплательщика. Боязнь уголовного преследования стимулировала последних активно искать деньги. У нас же нет таких полномочий, кроме оперативно-розыскных мероприятий по поиску совершенно легального имущества.

– Но у вас создан отдел дознания, который может руководствоваться некоторыми статьями Уголовного кодекса…

– Он только пробует себя. Да, мы сейчас пытаемся запустить в работу практически мертвую 312 статью, которая предполагает уголовную ответственность за незаконные действия в отношении имущества, подвергнутого описи, аресту или подлежащего конфискации. Если такое имущество растрачивают, отчуждают, скрывают, передают в залог, то это уже образует состав преступления. Для нас это очень эффективное средство заставить физическое или юридическое лицо после ареста имущества поверить в то, что платить придется и никуда от этого не деться. Появляется встречное желание – побыстрее бы продать имущество и рассчитаться с долгами!

– Вас не упрекают в том, что оценки заниженные, например?

– А кто же мешал собственнику продать его ранее по дорогой цене и рассчитаться с долгами? Почему обязательно ждать решения суда, чтобы рассчитаться с казной сполна? Просто народ думает: “Авось пронесет!” А когда на пороге появляется пристав, вот тут и понимают… И вообще, должен сказать, что мы пришли всерьез и надолго.

– Судебный пристав-исполнитель в районе, где все друг друга знают, – фигура заметная. Это хорошо, с одной стороны. А с другой – он ведь свой человек, земляк, так что могут и надавить, и поплакаться в жилетку, и пригрозить, в конце концов… Каково ему следовать букве закона?

– Это одна из серьезных проблем. Давление на судебных приставов в ряде районов ощущается очень сильное. Руководители предприятий, администрации районов не торопятся переходить на рельсы правового государства, до сих пор ощущают себя местными князьками. И никак не осознают того, что доказывать свою правоту надо в судах, а не в гаражах и в коровниках, куда с исполнительным документом в руках пришел судебный пристав, чтоб забрать джип или описать стадо крупного рогатого скота.