Ну вот, граждане, кажется, мы и дожили до того времени, когда судебная ветвь власти действительно становится властью, причем независимой. По крайней мере независимой в пределах республики. Последние месяц-два это ощущается весьма и весьма сильно. Так что изумлению местных парламентариев, пытавшихся растянуть процесс приведения в соответствие республиканского законодательства российскому, нет предела.
Впрочем, отношение к судебной независимости разное. С одной стороны раздаются голоса, и их немало, что под нажимом федерального центра вслед за прокуратурой теперь уже и татарстанский суд действует, как хочет, не испрашивая на то высочайшего разрешения местных властей. С другой – летят упреки как раз в потворствовании местным политикам.
Последний тому пример – начало судебного процесса по приведению в соответствие Конституции Республики Татарстан. Как известно, внесение в нее изменений по обоюдному согласию отложено до завершения согласительных процедур по законам и выборов Президента республики. Но опасение, что федеральный центр в очередной раз (как это случилось с многострадальным вкладышем к паспорту) не выдержит условий игры, все же остается. И как быть в такой щекотливой политической ситуации той же судебной власти? Ведь прессинг в последние дни ощущается и со стороны общественности.
С обсуждения подобных коллизий и начался у нас разговор с председателем Верховного суда Республики Татарстан Геннадием Барановым.
– Геннадий Михайлович! Я прекрасно понимаю, что суд должен быть вне политики и вы вправе не давать оценок, к примеру, заявлениям ТОЦ, члены которого призвали бойкотировать решения суда, посягающие, по их мнению, на суверенитет республики. Столь открыто действия суда еще никогда не критиковались и, вероятно, столь тяжко судьям еще никогда не приходилось. Как вы ощущаете себя в новой роли? Обороняться от нападок со стороны не приходится?
– Почему же в новой роли? Статья 5 Конституции Республики Татарстан гласит, что деятельность государственных органов республики осуществляется на принципах правового государства: верховенства законов, их неуклонного соблюдения и разделения законодательной, исполнительной и судебной властей. Таким образом, не только федеральная Конституция и федеральные законы о статусе судей и судебной системе, но и Основной Закон республики закрепляют положение о том, что судебная власть является самостоятельной государственной структурой.
У нас один Бог и царь – закон. Я уже неоднократно на различных уровнях заявлял и могу повторить, что в нашей республике ни Президент, ни другие высшие должностные лица никогда не вмешивались в деятельность правосудия. Поэтому ни о какой обороне говорить не приходится.
– Даже если я скажу, что верю вам на сто процентов, читатель только ухмыльнется и вряд ли согласится со столь идиллическим ответом. Вероятно, словосочетание “телефонное право”, оставшееся на слуху с советских времен, еще не скоро выветрится из нашей памяти…
– Критических высказываний в адрес суда всегда было немало. Звучат они и сегодня. Полагаю, надо учиться воспринимать их спокойно. Право каждого иметь собственное суждение и возможность свободно его высказать – это и есть одно из завоеваний демократии.
– Насколько я знаю, инициатива Верховного суда РТ, который опубликовал в нашей газете перечень “приведенных в порядок” законов и нормативных актов, вызвала вначале немалый переполох во властных структурах. Отныне подобные сообщения войдут в вашу практику?
– Хотел бы сразу уточнить, что вопросы о несоответствии некоторых правовых актов закону возникли не сегодня и даже не вчера. Еще лет семь-восемь тому назад была изучена судебная практика и принято постановление пленума Верховного суда Российской Федерации (от 27 апреля 1993 года) “О некоторых вопросах, возникающих при рассмотрении дел по заявлениям прокуроров о признании правовых актов противоречащими закону”. А 25 мая 2000 года пленум Верховного суда РФ внес изменения в названное постановление, где прямо указал, что судам подведомственны дела по заявлениям прокуроров о признании противоречащими федеральным законам законов субъектов Российской Федерации, иных правовых актов законодательных и исполнительных органов государственной власти.
Вот с этого момента органы прокуратуры активизировали процесс предъявления таких заявлений в суды. Эта работа совпала по времени с задачей, поставленной Президентом России по укреплению вертикали власти.
Что касается опубликования решений судов в газете, то это далеко не инициатива Верховного суда РТ, а, как я уже сказал, прямое требование закона и постановления пленума Верховного суда России. В этом постановлении так и говорится: в случае признания противоречащим федеральному закону закона субъекта РФ суд в резолютивной части решения указывает об этом. А также о том, что данный закон признается не действующим и не подлежащим применению со дня вступления решения в законную силу. Решение или сообщение о таком решении должно быть опубликовано в том средстве массовой информации, в котором был опубликован данный нормативный правовой акт.
– Как в дальнейшем думаете строить взаимоотношения с законодателями? В частности, с членами согласительной комиссии, которые чрезвычайно негативно оценивают “поспешность” Верховного суда республики?
– Я полагаю, цели у законодательной и судебной ветвей власти одни: строго соблюдать закон и служить интересам граждан. Поспешности в рассмотрении обсуждаемой нами категории дел не допускалось. Закон требует, чтобы решение было принято в месячный срок. Задача судебного разбирательства по таким делам однозначна – установить, противоречит правовой акт федеральному закону или не противоречит.
– То есть вопрос стоит просто: “да” или “нет”?
– Он на первый взгляд простой. Оценивать, какой закон лучше и качественнее, суд, конечно, не вправе. Это не входит в предмет судебного разбирательства. Однако при рассмотрении вопроса судьи Верховного суда подходят к делу не механически, а в каждом конкретном случае объективно и внимательно анализируют обстоятельства, заслушивают доводы сторон и принимают разные решения. Так, из сорока пяти заявлений прокурора, оконченных производством, удовлетворены полностью двадцать шесть. Удовлетворены частично – одиннадцать, а по восьми заявлениям в удовлетворении требований отказано.
Кстати, мы обязаны рассматривать не только прокурорские протесты. Любой гражданин, если он считает, что его права ущемлены законом, может обратиться в суд.
– Вероятно, это самые драматические гражданские процессы. Знаю, что многие с огромным интересом наблюдают “битву” ризовцев с главами администраций, дабы лишить их через суд статуса народных депутатов. А как понять то, что Верховный суд РТ не усмотрел несоответствия в статье 20 республиканского закона о выборах народных депутатов, а Верховный суд РФ усмотрел?
– В первый раз суд отказал истцам Султанову, Штанину и Хафизову потому, что в законе вообще ничего не сказано о главах администраций: могут они или не могут быть избранными. А раз ничего не сказано, то как может то, что не прописано в тексте, противоречить чему-либо? Вот если бы законодатель записал однозначно, что главы администраций имеют (или не имеют) право быть избранными, тогда суду все было бы ясно. А в Верховном суде РФ посчитали, что данная статья противоречит федеральному закону именно тем, что не прописана четко. То есть в ней не отражен принцип разделения властей, а если конкретно – что представители исполнительной власти не могут быть избранными в законодательный орган.
Стороны активно используют право кассационного обжалования решений. В настоящее время в кассационном производстве Верховного суда России находится двадцать одно дело. Одно решение Верховного суда РТ отменено с направлением на новое рассмотрение, а одно оставлено без изменения. Остальные еще не рассмотрены.
– Скажите, а в мировой судебной практике столь глобальное приведение в соответствие федерального правового поля случалось?
– Мне такое неизвестно. Но если сравнивать, то, по сути, получается, что мы взяли на себя функции конституционного суда или конституционного надзора. В других странах это происходит в судебной инстанции более высокого уровня. Скажем, в Америке Верховный суд США выполняет роль конституционного суда, если парламент принимает закон, противоречащий конституции. В большом масштабе это правило именно оттуда идет.
– Если продолжить сравнение, наши судьи по своим правам и обязанностям еще не скоро догонят зарубежных коллег. В кино судья выезжает на место преступления и сам добывает свеженькие доказательства. Даже участвует в задержании и преследовании, стреляет из пистолета! А наших судей мы видим исключительно в кабинете или зале заседания…
– У нас судья тоже ведет следствие, но не так, как это изображают, к примеру, в итальянских фильмах о мафиози. Но и там судью, выполняющего роль следователя, не допускают к самому процессу ведения суда. Вы вспомните, как изображают Фемиду. С повязкой на глазах. Судья не должен быть пристрастным.
– Значит, у нас классический вариант судьи и с пистолетом он не будет бегать за преступником?
– Ни коем случае!
– Но, кстати, иметь при себе оружие у него есть право, так?
– Так. Но этим правом практически никто не пользуется. А судьи-женщины и вовсе опасаются это делать. Можно самой стать объектом нападения с целью завладения оружием.
– Извините, а как насчет материальной независимости судей? Какова зарплата рядового районного судьи?
– Начинающий судья со всеми доплатами получает две – две с половиной тысячи рублей в месяц. Через пять лет он начинает получать за классный чин и выслугу лет. Разумеется, зарплата не зависит от количества рассмотренных им дел. До зарубежных коллег нам, конечно, далеко и по материальному положению, и по оснащенности рабочего места. Американский судья получает в среднем такое же жалованье, как президент США. Если весь бюджет России тянет на бюджет одного лишь только штата Америки, то об увеличении судейской зарплаты нам говорить не приходится.
– И все же говорить, вероятно, надо. И дворцы правосудия строить тоже надо. Вот сейчас процесс формирования института мировых судей практически закончен. Граждане, конечно, надеются, что он облегчит участь спорящих сторон, ускорит рассмотрение дел. Однако скоро ли мировые судьи смогут в полном объеме заняться выполнением своих обязанностей, учитывая катастрофическую нехватку материальной базы, и помещений в первую очередь? Предполагаю, что позиция просителя здорово осложняет на местах взаимоотношения с исполнительной властью.
– Действительно, к работе приступили далеко не все избранные мировые судьи (из ста шестидесяти восьми избраны уже сто сорок четыре – Р.Щ.). Закон о мировых судьях Республики Татарстан возлагает обязанность предоставить помещения на глав администраций районов и городов. По данным Управления судебного департамента при Верховном суде РФ в Республике Татарстан, которое курирует вопросы создания условий для осуществления правосудия мировыми судьями, требуется тридцать тысяч квадратных метров площадей. Сегодня местными исполнительными властями выделена лишь половина требуемого. К сожалению, это отнюдь не дворцы, и необходимы немалые средства на ремонт предоставленных помещений. А пока мировые судьи проходят стажировку в районных судах и с помощью председателей этих судов и судебного департамента занимаются подготовкой материальной базы для своей будущей работы.
– Сейчас, когда суд стали называть властью, а не судебным органом, как раньше, исполнительная власть должна бы повернуться к вам лицом…
– Подвижки есть, конечно. В прошлом году на содержание суда российским бюджетом было выделено четыре миллиарда рублей, а в этом году – уже одиннадцать миллиардов.
– А потребности каковы?
– Примерно пятьдесят миллиардов рублей. У нас положение дел еще терпимое. В Бавлах, Высокой Горе построили прекрасные здания для судов. А вот в одном из районных судов Курской области, например, как рассказывал на совещании в Москве председатель областного суда, на пятнадцать судей нет ни одного зала заседаний! Дела рассматривают в кабинетах. Людям и стать-то негде, не то что сесть. Федеральных средств не хватает, и без доброй воли на местах, конечно, не обойтись. Тем более что мировые суды будут считаться местными, и, как я уже сказал, по закону им помещение предоставляют районные или городские органы власти. Сами судьи получают зарплату из федерального бюджета, а содержание аппарата ляжет на местные бюджеты.
– И какой объем работы призваны взвалить на себя мировые судьи?
– Подсчитано, что они способны взять до двадцати пяти процентов уголовных и до шестидесяти процентов гражданских дел. Работы много, возросла нагрузка. Если раньше было тридцать-сорок тысяч гражданских дел в год, сейчас их количество приближается к ста тысячам. В 2000 году Верховный суд рассмотрел пять с лишним тысяч кассационных гражданских дел. В новых общественно-экономических отношениях сильно усложнились и сами дела.
Но судьям тяжело не только по причине больших нагрузок. Тяготит и негативное отношение к персоне судьи. Путин, выступая на нашем съезде в ноябре прошлого года, отметил, что, оказывается, ни в словаре Даля, ни в словаре Ожегова нет ни одной поговорки с похвалой суду. А удивляться тут нечему. Ведь в суд приходят две противоборствующие стороны и одна из них так или иначе остается недовольной решением судьи. Удовлетворить (защитить) обе стороны он не может – нет такого закона!
Поэтому когда ко мне приходят с жалобой на судью и говорят, мол, судью подкупили, я достаю бумагу. Напишите: кто, где, когда, кому и сколько заплатил, и я моментально передам дело на мздоимца в прокуратуру для расследования. Нет, писать не буду, отвечают. Ну а как мне быть в такой ситуации? Пора понять, что прошли времена, когда по ночам сосед на соседа анонимки писал, а утром сосед исчезал без суда и следствия…