Говорят, смысл слов от частого их употребления стирается и становится непонятно, что они означают. Возьмем слово “реформа”. В нашей стране ему не повезло, едва оно вошло в широкий обиход. Чтобы в том убедиться, достаточно заглянуть в толковый словарь того же С.И.Ожегова. “Реформа – преобразование, изменение, переустройство чего-либо”. Там же дается пояснение: “Политическая Р. – политические преобразования, нововведения, не затрагивающие основ существующего общественно-политического строя”. Не надо долго копаться в истории прошлого века, чтобы обнаружить соответствующие этому определению примеры. Внедрение элементов государственного регулирования капиталистической экономикой в США Франклином Рузвельтом в 30-е годы и, наоборот, использование рыночных механизмов в социалистическом Китае Дэн Сяопином – это реформы. В обоих случаях позитивные результаты от их проведения оказались ошеломляющими.
Эксперименты, которые проводил со страной М.Горбачев под лозунгом “Больше демократии, больше социализма!” никакого отношения, конечно, к реформам не имели. Целью их с самого начала было разрушение до основания прежних устоев жизни. Естественно, вслух сказать об этом “прорабы перестройки” тогда не могли. И твердили о каких-то мифических реформах.
Отнюдь не собираюсь устраивать “плач Ярославны” по СССР – мертвых, согласно поговорке, с погоста не выносят… Хочу сказать о другом. Очевидно, что “процесс” не только “пошел”, но давно стал необратимым, и уже нет причин толковать в противоположном смысле политические и экономические термины. Это мешает обществу адекватно воспринимать стоящие перед ним проблемы.
К сожалению, инерция продолжает довлеть над участниками дискуссий о том, как сделать более-менее пригодной для человеческого бытия ту или иную сферу нашей жизни. Подчас употребляются диковинные словосочетания типа: “реформы революционного характера”. Это примерно то же самое, что “терапия… хирургическая”.
А может, широкое распространение подобного рода оксиморонов в выступлениях публичных политиков разного уровня означает, что подсознание им подсказывает: “малой кровью” возвратиться в так называемое цивилизованное общество не получится? Вспомним, как описывается его разрушение в монологе профессора Преображенского из известной повести Михаила Булгакова: “В марте 17-го из парадного подъезда пропали все калоши, в том числе две пары моих… Голубчик! Я не говорю уже о паровом отоплении. Не говорю. Пусть: раз социальная революция – не нужно топить. Но я спрашиваю: почему, когда началась вся эта история, все стали ходить в грязных калошах и валенках по мраморной лестнице?” И далее русский интеллигент и, само собой разумеется, демократ продолжает: “Городовой!-кричал Филипп Филиппович. – Поставить городового рядом с каждым человеком и заставить этого городового, не важно, как он будет называться, умерить вокальные порывы наших граждан”. Как ни странно, ни один исследователь творчества М.Булгакова, сосредоточив внимание на фигурах Шарикова и Швондера, не отметил, что дальнейшее развитие событий в стране происходило в полном соответствии с этим рецептом интеллигентнейшего профессора.
Конечно, в последние десятилетия советской власти “городовых” уже не было, но оставались парторги, профгрупорги, просто “передовики социалистического соревнования”, которые следили за тем, чтобы подъезды и лестницы домов не превращались в отхожие места. Но после того, как с “тоталитаризмом” было покончено, исчезли или изменили свои функции и эти общественные формирования. И сегодня реформа ЖКХ – путем частичных преобразований делать хорошее еще более лучшим – уже не поможет. Чтобы защитить от проявлений вандализма жилищный фонд городов, надо его приводить в соответствие с их новой социальной структурой. Заранее смирившись с тем, что какие-то кварталы превратятся в трущобы. Как на Западе. Достаточно вспомнить расхожее выражение: Нью-Йорк – город контрастов. Иначе наши населенные пункты превратятся в трущобы целиком.
Побывав лет пять – шесть назад в Англии в рамках программы “Тасис” Евросоюза, делегация администрации Набережных Челнов с некоторым для себя удивлением обнаружила, что санитарное состояние рабочих окраин индустриальных городов на родине капитализма значительно хуже, чем у Набережных Челнов. Но вряд ли такое положение будет сохраняться неопределенно долго. Попытки превратить всех жильцов крупнопанельных многоэтажек в добропорядочных буржуа – чистой воды утопия. И денег для предотвращения обветшания жилищного сектора будет требоваться все больше.
Перед тем как “уйти наверх”, бывший начальник Набережночелнинского горжилуправления Яков Геллер на встречах с журналистами любил рассказывать о комнатных цветах и занавесках на окнах в “отдельно взятых подъездах” домов, как о свидетельствах того, что реформа ЖКХ в городе набирает обороты. Особенно усиленно он приглашал прессу посетить лестничную площадку перед квартирой одного предпринимателя, застланную настоящим персидским ковром. Каждый может представить, насколько это был “крутой” товарищ, если не пожалел дорогую вещь, не найдя ей применения внутри своего жилища. Как и то, почему люмпенизированные подростки обходили этот оазис “новой жизни” стороной. Судя по широте натуры, “эксклюзивный” квартиросъемщик и без помощи милиции был способен найти управу на того, кто покусится на его уют. Большинство же подъездов домов после сделанного в них ремонта даже за железной дверью с кодовым замком быстро принимали исходный вид…
Вовсе не хочу сказать, что не нужно совершенствовать управление ЖКХ, использовать современные материалы при замене инженерных сетей, находить способы увеличить в расходах по содержанию жилья долю населения. Замечу лишь, что все эти действия вторичны по отношению к главному замыслу реформ, а точнее – революционному слому прежнего уклада жизни в стране. И пока мы не разберемся в сути произошедшего 10-15 лет назад, не определимся с терминологией, будем продолжать блуждать в потемках без надежды понять друг друга.