Создание в свое время российского МЧС было, безусловно, верным решением, потому что у нас в последние годы боль от самых разнообразных несчастий – землетрясений и наводнений, взрывов домов и подводных лодок, падений самолетов и вертолетов, боевых потерь и расстрелов сослуживцев – лечится не временем, а очередным катаклизмом – каким-нибудь дефолтом или сходом ледника. Еще вчера первополосными новостями были наводнение на юге страны и террористические акты в Чечне, а уже сегодня – сход ледника в Северной Осетии и сражение с прорвавшимися из Грузии боевиками в Ингушетии.

Обилие природных катастроф в общем-то легко объяснимо. На земном шаре каждый день что-нибудь да случается. И раз уж мы занимаем одну седьмую часть суши, то примерно такая же часть всевозможных катаклизмов и должна приходиться на нашу долю. Тут мы даже в некотором выигрыше. Скажем, плотность населения на Сахалине не идет ни в какое сравнение с заселенностью побережья японских островов, а находятся и тот, и другие в одной сейсмической зоне. Поэтому наши людские и материальные потери от землетрясений на два порядка ниже японских. То же можно сказать о недавних наводнениях на Северном Кавказе и в Центральной Европе.

Совсем другое дело – катастрофы социальные. Никакой географией невозможно объяснить, почему у нас число абортов на 100 рождений в пятнадцать раз выше, чем в Германии, почему число самоубийств на 100 тысяч населения в десять раз больше, чем в Греции, и почему из 100 людей, попавших в автокатастрофы, у нас погибает четырнадцать человек, тогда как в США – только два. Во всем мире доминирующей причиной смертности являются сердечно-сосудистые заболевания, а у нас – тюремный туберкулез, случайные отравления алкоголем, дорожно-транспортные происшествия и убийства. В итоге с 1992-го по 2000 год население страны сократилось со 148,7 до 144,8 миллиона человек, или на 2,6 процента. Не зря живой классик А.Солженицын заговорил о “народосбережении”. Коэффициент депопуляции – отношение числа умерших к числу родившихся, вероятно, может служить интегральной оценкой эффективности государственной власти. В 1992-1993 годах он составлял у нас 1,14, а в 2000-м достиг 1,77.

Принято списывать трудности, с которыми ежедневно сталкивается подавляющее большинство населения, на некие “объективные проблемы переходного периода”. Как будто этот самый “переходный период” свалился на нас на манер ледника Колка в Кармадонском ущелье Северной Осетии. Но разница-то гигантская.

Во-первых, поведением ледника управляет лишь промысел Божий, а людям под силу только с той или иной степенью вероятности предвидеть его поведение. Да и то если они хотят это делать. Тогда как в “переходный период” страна была ввергнута вполне конкретными действиями совершенно конкретных и широко известных лиц.

Во-вторых, направление движения сорвавшегося ледника определяется только рельефом прилегающей местности, в то время как хаос “переходного периода” вполне управляем по причине своей рукотворности. Поэтому, когда слышишь горестные вздохи социального вице-премьера Валентины Матвиенко о том, что Правительство хотело бы добавить средств пенсионерам с бюджетниками, да вот беда – денег в стране нет, возникает невольный вопрос: как это нет? А откуда же тогда взялись у нас долларовые миллиардеры?

В-третьих, совершенно несоизмеримы последствия. Если бы не исчезновение съемочной группы во главе с культовым актером-режиссером С.Бодровым-младшим, к ледопаду в Северной Осетии, скорее всего, было бы совсем иное отношение. Несколько десятков погибших людей, конечно, жаль, но нам к таким жертвам не привыкать. И упор в освещении этого события делался бы на уникальности самого природного явления. На уникальность российского “переходного периода”, когда страна в относительно мирное время теряет до полумиллиона человек в год, стараются внимания не обращать.

Наконец, в-четвертых, в преодолении последствий хоть ледопада, хоть землетрясения, хоть наводнения МЧС еще может что-то сделать. Ну там вынуть кого-нибудь из-под обломков, накормить и обогреть, дома построить. Но как вывести всю страну из той чрезвычайной ситуации, в которую она попала? И главное, кто это будет делать?

Надежды на то, что все как-нибудь само рассосется и образуется, что всемогущий рынок сам расставит все по своим местам, развеялись еще в первое президентство Б.Ельцина. А “феномен Путина” как раз и объясняется народной мечтой о “мудром и добром царе”, который преступников накажет, а сирых да убогих пожалеет.

Мы видим энергичного Президента, который ездит по стране, разбирает с “чрезвычайным” министром подробности чуть ли не каждой катастрофы, вникает в детали бюджетного процесса. А рядом – Премьер-министр, который вальяжно рассуждает о неуклонно улучшающихся макроэкономических показателях, о том, что инфляция уже почти побеждена, а промышленный рост в стране достигает очередных высот.

Каждый народ, разумеется, заслуживает то правительство, которое имеет. Эта известная формула предполагает, что правительство можно поменять. Его и меняют. Только по-разному. Где-то путем демократических выборов. Где-то – путем революции. Исторический опыт России показывает, что второй путь намного дороже первого. Жаль только, что всемирно-историческое значение Великой Октябрьской социалистической революции за границей осмыслили лучше, чем на родине этого бесценного опыта. И потому в странах, которые принято называть развитыми, элита старается не доводить народ до крайности.

А наши, видимо, мало книжек читали.