Человек – это звучит гордо, знаем мы со слов классика. Для кого-то, возможно, и звучит, не оспариваю. Но рядовому гражданину, задайся он целью прожить хотя бы денек так, чтобы не попирали его гордость и достоинство, не посягали ни на одно из его человеческих прав, пришлось бы, скорее всего, присмотреть местечко для жительства исключительно на необитаемом острове. Абсурдная ситуация, согласитесь. Потому как еще ни одно государство в мире не сподобилось найти равновесие между правами человека и своей диктатурой. Так или иначе права эти попираются.
Россия в этом плане – совсем не исключение. Страну населяют сотни и сотни тысяч беженцев, изгоев-переселенцев, бомжей из числа брошенных стариков и детей, бывших офицеров-военнослужащих. И все они, чьи права попраны, взывают о помощи! На что им рассчитывать, если Российское государство слепо, глухо, немо и немилосердно не только в отношении свободных граждан, но даже полностью лишенного свободы гражданина, сиречь – зека, который изначально запрограммирован быть носителем туберкулеза. О том, что испытывают ежедневно более-менее благополучные граждане, тоже лучше не вспоминать. Тошно станет!
И все же, и все же… Почти тридцать лет понадобилось нам для того, чтобы ругательное слово “диссидент” трансформировалось в цивилизованное понятие “правозащитник”. Конечно, возникновение у нас института уполномоченных по правам человека можно отнести к веяниям демократии, но лучше – не умиляться. И это с особой ясностью показал первый Всероссийский чрезвычайный съезд в защиту прав человека, который прошел в конце января в Москве. Гостем на нем был уполномоченный по правам человека в Республике Татарстан Рашит Вагизов.
– Рашит Гаязович! Наша жизнь, по сути, не переставала быть борьбой за существование. Причем борьбой в первую очередь с государством, его представителями в лице мощного бюрократического аппарата. Не боитесь, что структура, которую вы возглавляете, превратится еще в одно заурядное бюро жалоб и предложений?
– Может быть, кто-то и хотел бы, чтобы аппарат уполномоченного по правам человека не выходил за рамки подобного бюро. Мы же как кость в горле – ничего хорошего чиновникам от нас ждать не приходится. Но жалобы от населения – это только часть нашей работы. Есть еще несколько направлений. Это экспертиза законодательства, других нормативных актов на предмет соблюдения прав и свобод человека и гражданина, собственно законодательное творчество, международное сотрудничество по вопросам, касающимся обеспечения защиты прав, и, наконец, правовое просвещение граждан. Поразительно, как наш народ не знает даже тех прав, которые у него есть! И даже если кто-то что-то знает или слышал, редко когда обращается за защитой в суд или прокуратуру. У нас на генетическом уровне заложены страх перед государством и неверие во власть. Что неудивительно, кстати, ведь среди просвещенных стран Россия последней отменила крепостное право.
– Вы – оптимист, Рашит Гаязович. Неужели надеетесь, что государство всерьез повернется лицом к человеку? Возьмем пример Госкомитета РТ по защите прав потребителей. Тучи над ним начали сгущаться сразу же, как только он встал поперек дороги монополистам! А ведь права потребителей – основополагающие человеческие права на здоровую пищу, добротное жилье, нормальное обслуживание…
– Будет большой ошибкой ликвидировать госкомитет. Я категорически буду выступать против этого.
– Однако ваше мнение относительно тех или иных действий исполнительной власти носит ведь в данном случае лишь рекомендательный характер. Как говорится, плетью обуха не перешибешь!
– Но и Москва тоже не сразу строилась. Конечно, это тяжелый процесс, но шаг за шагом мы заставим прислушиваться к себе. И потом, вы зря думаете, что у нас нет полномочий. Сейчас мы готовим аналитический доклад о соблюдении прав человека на территории Республики Татарстан, содержащий конкретные предложения по устранению тех или иных проблем. А их, сами знаете, очень много. Он будет разослан во многие инстанции, вплоть до Совета Европы.
– А понравится ли афиширование на международном уровне наших внутренних проблем тому же Президенту Татарстана?
– Вот с его стороны как раз я не ощущаю никакой неприязни. Все наши письма тут же находят положительную реакцию и уходят к конкретным исполнителям с резолюцией: “Прошу учесть доводы уполномоченного по правам человека”. Президент – гарант Конституции, именно он отвечает перед народом за соблюдение прав и свобод человека, так что в этом плане мы с ним соратники.
– Бывает ли, что на вас оказывают давление или просят “не трогать”?
– Это бесполезно и бесперспективно. Я же юрист – бывший следователь, прокурор, много лет занимался борьбой с бандитизмом. Потом депутат трех созывов, которые посвятил в основном законотворчеству. Пару раз в ответ на наши доводы попытались дать отписки, но, как говорится, номер не прошел. Мы ведь жалобы населения не спускаем прямиком вниз, как это принято с партийных времен. Любое обращение – а к нам можно прийти, когда уже пройдены все судебные инстанции, – тщательно анализируется на предмет соблюдения законности. И только после этого вместе с доводами о неправомерности посылается конкретному лицу.
– Каков коэффициент полезного действия, если не секрет?
– Представьте, процентов двадцать жалоб населения полностью удовлетворяется. Причем в, казалось бы, безнадежных ситуациях. К примеру, сидит человек в тюрьме или лечится в психбольнице, а его в это время лишают жилья. Закон нарушен однозначно! Женщину незаконно уволили – якобы по сокращению штатов. Мы заявили в прокуратуру, та вышла с представлением, и директор предприятия не только отменил свой приказ, но и выплатил женщине заработную плату за несколько месяцев вынужденного прогула. Или вот еще: человека продержали четыре месяца в следственном изоляторе ни за что ни про что. Правоохранительные органы после нашего протеста выпустили его, причем извинились. Ну и так далее, подобных примеров много.
– Вы что же, работаете как “скорая помощь”, только по заявлениям пострадавших?
– Нет, не только. Отслеживаем, что пишется в прессе о нарушении прав человека. И активно вмешиваемся, если все подтверждается.
– Мне все это напоминает чистку авгиевых конюшен… Это же непочатый край работы! Но боюсь, одних ваших сил на это не хватит.
– Знаете, капля за каплей камень точит. Такая уж у нас роль. И вообще, поработав полгода, я понял, что быть уполномоченным – это, извините за высокий штиль, состояние души. Пока в нашем аппарате вместе со мной четыре человека, и все мы пропадаем на работе с утра до ночи, прихватывая и выходные. На четыре с лишним миллиона населения мне, исходя из возможностей нынешнего бюджета, выделили штат всего семь человек! В других регионах он составляет от десяти до пятнадцати человек при населении полтора-два миллиона.
– Вероятно, таким образом наше родное Правительство, которое, кстати, постоянно упрекают в раздувании чиновничьего аппарата, борется с бюрократией.
– Но мы – не та бюрократия, с которой нужно бороться, и даже вовсе не бюрократия. Мы – заноза в теле бюрократии.
-Рашит Вагизович, а вас не запретят, учитывая то, что правозащитники в хвост и в гриву ругают федеральное Правительство и режим Путина? Материалы первого чрезвычайного съезда невозможно читать без содрогания – власть в них выглядит просто чудовищем, монстром. И что же вы после этого хотите – раскрытых объятий?
– Да, уполномоченные по правам человека, вероятно, всегда будут находиться в конструктивной оппозиции. Но отменить нас теперь вряд ли удастся – мировая общественность не даст. Таких уполномоченных во всем мире более ста. У нас один путь – бороться в рамках закона. У нас достаточно правовых рычагов для восстановления попранных прав граждан. Что мы можем? Можем громко заявлять о нарушении прав человека, создать парламентскую комиссию по расследованию тех или иных фактов, провести парламентские слушания. У нас есть право законодательной инициативы, право обращения в Конституционный суд, право постановки вопроса о привлечении должностных лиц к уголовной и иной ответственности… Мы не зависим ни от федеральной, ни от региональной власти.
– И все же, Рашит Гаязович, в материальном отношении вы зависимы. Скажем, надо просить власть выделить помещение – вы же не можете сидеть всю жизнь в “примаках” у Госсовета, занимая свой прежний, причем очень тесный депутатский кабинет. Опять же штат смехотворно мал для того, чтобы развернуться как следует. Тут, можно сказать, и ваши – как уполномоченного – права нарушаются!
– Да, они нарушаются. По Закону РТ “Об уполномоченном по правам человека в Республике Татарстан” уполномоченный самостоятельно разрабатывает и исполняет свою смету расходов, в пределах которой определяет численность и штатное расписание своего аппарата. Нам необходимо не менее двадцати человек, учитывая огромный объем работы. Минфин упорно игнорирует наши предложения и требование этого закона, тем самым грубо нарушая права самого уполномоченного по правам человека.
– Интересно, подобные проблемы существуют в других регионах, где действуют уполномоченные?
– Нет, не существуют. Ясное дело, что усиление нашего аппарата не входит в планы исполнительной власти, потому что сулит одни неприятности. Но смириться с присутствием “вечного оппозиционера” в лице уполномоченного по правам человека в Республике Татарстан и исполнять законы власти все же придется! Более того, я не теряю надежды на взаимопонимание и надеюсь, что со временем в каждом районе республики будет свой представитель от аппарата уполномоченного по правам человека. Чтоб людям не ехать далеко со своей челобитной. Чтоб не терпеть лишних унижений, откладывая в долгий ящик свое недовольство. Сами знаете, паровой котел имеет свойство взрываться…