В начале апреля нынешнего года республика отметит 10 лет со дня образования Госсовета Татарстана. За эти годы татарстанским парламентариям удалось сформировать “крепкий” свод законов республики, немало потрудиться, отстаивая ее права перед федеральным центром. Многое сделано, еще больше предстоит. Что же значит парламент в жизни Татарстана? Какова его роль в укреплении, развитии самостоятельности республики? Наш разговор об этом – с членом Президиума Госсовета, председателем Комитета по экономике, инвестициям и предпринимательству Маратом Галеевым.
– Пожалуй, без небольшого экскурса в историю здесь не обойтись, – говорит Марат Гадыевич. – Я работаю в Госсовете с 1995 года – со дня его образования. Но истоки нашего парламентаризма уходят в 1990 год – год выборов последнего состава Верховного Совета ТАССР. Это были первые и единственные реально демократические выборы в нашей республике в составе СССР. Так или иначе, именно в тот период пробудились активные общественные силы, толчком послужила и Декларация о государственном суверенитете Татарстана 1990 года.
Конечно, борьба республики за определенную самостоятельность началась куда раньше, и элементы государственности она приобрела еще в двадцатые годы прошлого столетия. А если судить шире, масштабнее, то татары исторически всегда хотели иметь территорию, оформленную в те или иные формы государственности. История пожелала, чтобы мы развивались как автономная республика, однако борьба за повышение статуса никогда не прекращалась. В далекие уже теперь тридцатые годы многие поплатились жизнью за такое вполне объяснимое желание. Султангалеев, например, – это известный и по сей день человек во всем мире, уважаемый как идеолог национально-освободительного движения. В ряде арабских стран и даже в Японии ему установлены памятники. Во времена СССР имя Султангалеева упоминать запрещалось. Но актуальность его труды не утратили – многие вполне адекватны сегодняшней ситуации. Он ратовал за федерализм в России и СССР, утверждая, что этнический фактор в российском федерализме является одним из базовых, не учитывать его опасно.
Так сложилось, что статус союзной республики Татарстан в свое время не получил, а объяснение сего явления было, на мой взгляд, чисто формальным: республика расположена в центре России и не имеет внешней государственной границы. А ведь еще в 1936 году существовал проект решения руководства страны о присвоении Татарии статуса союзной республики, и предпосылки к тому были весьма основательные.
Удивительно, но тогда такой статус получили некоторые среднеазиатские республики, руководство которых и не помышляло, и не просило об этом.
История далекая, но отпечаток в памяти народа оставила. Более того, этот вопрос снова обсуждался уже в брежневские времена, перед принятием Конституции 1977 года, но всего лишь на уровне околонаучных интеллигентских кругов. И когда у республики появилась возможность получить в 1990 году некую политическую независимость, то уже давно созревшее решение было оформлено в Декларацию о государственном суверенитете.
– Не секрет, что к самостоятельности Татарстана весьма опасливо относились многие российские политики. Мол, не сегодня, так завтра татары заведут разговор об абсолютном суверенитете…
– Думаю, во многом такое мнение было спровоцировано домыслами не слишком профессиональных журналистов. Мы никогда и не думали абсолютизировать понятие суверенитета. Ни в декларации, ни где-либо на официальном уровне никогда не ставился вопрос об отторжении республики от России. Это всего лишь воззрения части радикально настроенных наших граждан, причем очень небольшой части. На самом деле нет никаких экономических, исторических, политических, ни тех же географических предпосылок к изоляционизму Татарстана. Даже этнический фактор в этом случае ничего не решает: республика никогда не была мононациональной территорией и никогда в истории здесь не было полностью этнически обособленного государства. Этот регион всегда славился своей многоконфессиональностью и веротерпимостью.
Что же касается экономики… Во времена СССР, и это не секрет, экономика строилась таким образом, чтобы ни одна республика не была совершенно самодостаточной.
На официальном уровне суверенитет Татарстана всегда подразумевал относительную самостоятельность в рамках федерализма. Другое дело, что федерализм трактовался порой по-разному. Мы считали, что настоящий федерализм должен формироваться снизу через делегирование полномочий центру. В СССР же такого никогда не было, да и российскому Правительству федерализм всегда виделся несколько иным. На этой почве и возникали серьезные расхождения.
Правда, при построении федерализма снизу вверх есть и плюсы, и минусы. Минусы, пожалуй, в том, что складывается весьма серьезная асимметричность в возможностях реализации на уровне субъектов тех или иных полномочий. И делегировать наверх все будут разные объемы полномочий. Сильные регионы – поменьше, слабые – побольше. А вот сверху вниз всех можно формально уравнять.
Татарстан легитимным путем, политическими средствами добился, по сути, реализации своей модели в рамках проведенного в 1992 году референдума, когда народ проголосовал за договорные отношения с центром. Мы не стояли насмерть за какие-то индивидуальные отношения и были готовы к равенству субъектов, но хотели большей самостоятельности. Например, в вопросе недропользования. Совершенно очевидно, что экономика Татарстана всегда основывалась на нефти. Мы ратовали за то, чтобы недра были в собственности республики, опираясь при этом в своих аргументах на международное право. В частности, международный пакт о социально-политических и экономических правах народов 1966 года, подписанный Советским Союзом, подтвержденный и руководством России, гласит, что народы имеют право полной собственности на землю и недра, на которой проживают. Причем для федеративных государств это положение обязательно для всех его составных частей. Однако в Москве всегда ссылались на то, что полезные ископаемые крайне неравномерно распределены по территории России и у некоторых регионов их вообще нет. Так что, мол, было бы справедливо, чтобы всем распоряжалось государство, то есть народ.
Вот только “народ” – понятие несколько абстрактное, на деле бывает нередко так, что воля народа оформляется через распоряжения горстки чиновников, облеченных властью. Опыт такого хозяйствования во времена Союза привел к абсурду – от своих богатств Татарстан имел только проблемы. Статистика безжалостно констатировала, что экология на юго-востоке республики, там, где нефтяные промыслы, все хуже и хуже, по ряду заболеваний фиксировался пугающий рост.
По качеству жизни – телефонизации, газификации и т.п. Татарстан всегда традиционно плелся в хвосте России. Понятно, что в народе это вызывало негативную реакцию, поэтому референдум и был поддержан значительной частью населения – более шестидесяти одного процента проголосовали тогда за суверенитет. Наверняка поборников самостоятельности республики было еще больше, но в Казани тогда без малого три четверти населения работали на оборонных предприятиях, а их коллективы полностью зависели от госзаказа Москвы. Бытовало мнение, что самостоятельность Татарстана для них станет катастрофой. Это потом время показало, что именно благодаря самостоятельности у республики появились финансовые возможности для поддержания умирающей оборонки, когда федеральный центр не смог обеспечить ее госзаказами.
В этой ситуации Москва предприняла, на мой взгляд, мудрый шаг – за две недели до голосования по Конституции РФ в часть третью одиннадцатой статьи главного документа России была включена возможность договорных отношений центра с субъектами Федерации. В феврале 1994 года был подписан договор о делегировании полномочий по распоряжению недрами Татарстану при определенной координирующей роли федерального центра. Мы почти получили, что хотели. Так был сформирован фундамент, на котором и был построен в 1995 году Государственный Совет Татарстана.
Это был первый в нашей истории профессиональный парламент, сформированный по так называемой смешанной схеме: малый парламент заседал профессионально, а свободная часть депутатов – те, что работали на неосвобожденной основе, собирались на пленарные заседания по самым серьезным вопросам, связанным, например, с конституционными законами, бюджетом.
– Марат Гадыевич, а насколько профессионален наш парламент? К примеру, какая часть депутатов имеет юридическое образование, без которого довольно сложно принимать законы?
– Без юридических знаний здесь, конечно, не обойтись, но практика показывает, что профессиональные правоведы далеко не всегда могут генерировать новые законы. Тут уместна такая аналогия. Многие открытия в естествознании делались специалистами других отраслей именно потому, что они не знали об их невозможности, подтвержденной учеными. Так и в законотворчестве. Но профи-юристы прекрасно оформляют законы, генерированные кем-то другим.
Так, в Татарстане был принят закон о нефти и газе – один из серьезнейших, оказавший существенную помощь нефтегазодобывающей промышленности Татарстана. Он имеет свою “изюминку”, отличающую его от российского законодательства: мы дифференцировали налоги в зависимости от горно-геологических условий добычи. Получается, если издержки по добыче высокие – налогов поменьше, и наоборот. Это экономически грамотно. Таким образом мы смогли вовлечь в оборот малые, обедненные месторождения, до этого не разрабатываемые из-за невыгодности.
Принятый закон способствовал тому, что до конца девяностых годов Татарстан был единственным регионом РФ, где добыча нефти не снижалась, тогда как в целом по России она упала более чем в полтора раза из-за плохой ценовой конъюнктуры. Получалось, что нефтедобывающие предприятия были заинтересованы в “снятии сливок” – вычерпывали легко добываемый слой нефти, чтобы затем бросить еще вполне приличное месторождение и перейти на новое, благо разведанных еще во времена Союза пластов хватало. Разведка новых месторождений практически не велась, а в Татарстане она опережала добычу и в тяжелые для нефтяников годы. Вот он – хозяйский, рачительный подход, вытекающий из прав собственности на недра у субъекта. Так что за суверенитетом стоит вполне конкретная, осязаемая экономика. И – рабочие места, зарплата, здравоохранение…
Или возьмите другой пример: мы приняли собственное законодательство в сфере экологии, которое признано одним из сильнейших в России. А закон о свободной экономической зоне “Алабуга”, позволивший реанимировать здесь почти умершее производство на ЕлАЗе? Благодаря этому закону предприятие сейчас живет нормально: штат начинали со ста тридцати человек, а теперь здесь пять с половиной тысяч работающих. И закон об особых экономических зонах, который в апреле собирается принимать Госдума, во многом аналогичен татарстанскому. Напомню и то, что Земельный кодекс в нашей республике был принят раньше, чем в России.
Благодаря суверенитету мы реализовали ряд очень крупных проектов. Это газификация сел, ликвидация ветхого жилого фонда. Такие программы не имеют аналогов в России.
– Все это так, но давайте вспомним 2000 год, известный началом приведения законов субъектов в соответствие федеральному законодательству. Значительная часть прогрессивных татарстанских законов после этого “пошла под нож”…
– В некоторых субъектах Федерации законодатели, мягко скажем, вышли за рамки своих полномочий и напринимали таких законов… В общем, наступила правовая неразбериха. Мы же просто, можно сказать, попали под каток. В силу своего особенного статуса Татарстан действительно ввел в обиход много новых законов, но, подчеркнем, в пределах своих полномочий. Иначе и быть не могло, ведь мы всегда были в этом отношении объектом пристального внимания центра, и выйти за рамки полномочий нам бы просто не позволили. Более того, правоведы в Москве признавали, что в республике идут созидательные процессы, многие “продукты местного законотворчества” лучше федеральных. И после такой констатации… вынуждены были через суд их отменять, в результате чего многие весьма полезные и для страны законы утратили силу. Так, были отменены законы о нефти и газе, о свободной экономической зоне, целый блок экономических законов…
В общем, на долю второго созыва Госсовета Татарстана 2000-2004 годов выпала борьба за сохранение федерализма, ибо создание “вертикали власти” стало усиливаться. Многие российские политики считали это благом, а вот татарстанские – нет. И политическими средствами пытались сохранить федерализм. Нам удалось отстоять Декларацию о суверенитете республики, согласовать новую редакцию Конституции Татарстана, сохранив необходимость и возможность договорных отношений с центром.
Эти успехи стали возможными благодаря слаженной работе Госсовета с Президентом и Правительством республики. То есть выработка основополагающей политики Татарстана – это результат гармоничного, эффективного взаимодействия всех ветвей власти.
Так что подчеркнем: самостоятельность, полученная Татарстаном, генерировала и мысль. Свободный человек вообще быстрее соображает… Правда, свобода резко повышает ответственность – за все приходится отвечать самому.
– Выходит, Татарстан первым из всех регионов России “повзрослел”…
– Пожалуй. В 1992 году нам многие говорили: куда вы лезете со своим суверенитетом, через полгода помощи просить будете. Мы показали, что в состоянии справиться со своими проблемами. Но татарстанский суверенитет никогда не понимался нами как политика изоляционизма. Ведь рыночная экономика и изоляционизм – две несовместимые вещи.
– Татарстан – поборник федерализма, а какие из регионов поддерживают нашу точку зрения?
– Россия – страна очень неоднородная. Регионов-“доноров” наберется не более десятка, остальные же – реципиенты, нуждающиеся в постоянной поддержке. Думаю, Правительство России должно быть кровно заинтересовано в увеличении числа самодостаточных регионов, ведь донор и думает несколько иначе, нежели реципиент, – он заинтересован в приращении прибыли. Правда, и управлять самодостаточным регионом из центра труднее. Во всяком случае, отнятием куска финансового пирога ему не пригрозишь.
Федерализм предполагает как бы разделенный суверенитет – есть конкретные полномочия центра, на которые никто не может покушаться, оборона, например, призыв в армию, общие принципы налогообложения, вопросы гражданства… И есть суверенитет субъекта Федерации, полномочия советов местного самоуправления.
Идеальная модель федерализма – это когда нет немотивированного вмешательства полномочий одного уровня в другой. Для такой большой страны, как Россия, имеющей уникальное разнообразие в этнографических, климатических, исторических, экономических условиях, федерализм – наиболее удобная модель.
Третий созыв Госсовета Татарстана завершает работу над новым вариантом Договора между республикой и центром, который соответствует российской Конституции, и, надеюсь, новый договор будет заключен уже в этом году.
