Прошедшая на днях в Московском Кремле процедура инаугурации – вступления в должность избранного на второй срок Президента РФ Владимира Путина – подвела черту под четырехлетним избирательным циклом в России. Интервью с председателем Центральной избирательной комиссии Татарстана Анатолием Фоминым тоже задумывалось как некое подведение итогов прошедшего избирательного марафона. Однако разговор вышел далеко за пределы исходной темы и вылился в размышления о природе власти вообще и ее сущности в России, в частности.

– Анатолий Алексеевич, Конституция Российской Федерации источником власти называет народ. Вот российский народ на протяжении небольшого промежутка времени – с декабря прошлого по март нынешнего года – и определил себе власть на обозримый период как минимум на четыре года. Что за власть получилась у нас на взгляд председателя ЦИК Татарстана?

– Действительно, за чередой мероприятий, связанных с подготовкой и проведением выборов, в спрессованных по времени событиях – выдвижение кандидатов, предвыборная борьба, подведение итогов голосования и т.д. – нечасто удавалось задавать себе вопрос: а что же происходит более фундаментальное, нежели просто выборы отдельных людей в те или иные органы власти? Ну выдвинулись конкретные люди, конкретные партии, получили те или иные проценты голосов и пришли в Госдуму или в Госсовет РТ. А что же все-таки такое глубинное произошло за последние четыре года? Хотим мы или не хотим, а народ совершенно определенно высказался по отношению как к исполнительной, так и представительной власти.

– То есть прошедшие выборы, кроме голосования за тех или иных кандидатов, были еще и оценкой деятельности тех, кто правил в предыдущий период?

– Именно так. Можно, конечно, говорить о нарушениях процедур выборов, об административном давлении, об иных издержках избирательных кампаний, но при всех этих изъянах невозможно заставить 110 миллионов человек проголосовать за то, чего они не хотят. Если не просто кричать о каких-то нарушениях избирательных процедур, а попытаться осмыслить глубинные процессы, произошедшие в обществе за последние полтора десятка лет, то становится ясным, что не эти нарушения привели к поражению правых сил и значительному снижению популярности компартии. На самом деле народ в своей массе разочаровался в идеологических ценностях, предлагаемых как правыми, так и левыми.

– На этом месте, Анатолий Алексеевич, наверное, остановимся. Конечно, и правые, и левые несут свою долю ответственности за нынешнее состояние общества и далекий от желаемого уровень жизни населения. Только ведь коммунистам, условно скажем, припоминают советское прошлое, а правых считают ответственными за дела ельцинского десятилетия. И эти две темы для удобства понимания целесообразно было бы развести.

– Согласен. Тут, в общем-то, все равно с кого начинать. Давайте начнем с правых. В сущности, ведь именно они правили страной в последнее десятилетие прошлого века. Правили под лозунгами западных либеральных ценностей. И привели под этими лозунгами к ослаблению государства и обнищанию населения. На мой взгляд, население России совершенно четко высказалось за неприемлемость такого пути развития. Народ не принял западные ценности и западный путь формирования власти.

– А может быть, дело не в самих ценностях, а в том, что хорошие, в принципе, западные идеи на практике были реализованы топорно, неумело или, как всегда по-российски, извращенно?

– Это тоже присутствовало, но, мне кажется, надо смотреть здесь еще глубже. Все-таки в менталитете нашего народа заложено несколько иное отношение к власти, чем это принято на Западе. У нас власть – это больше, чем власть у них. Для нас президент больше, чем президент в западном понимании этого слова. Там он является просто высшим государственным чиновником, которого наняли, заплатили за работу и через четыре года сменили, если он с работой справился неважно. Для нас же, россиян, президент прежде всего заступник. Надежа и опора. А уж то, что он должностное лицо, – дело как бы десятое. В сознании россиян все равно присутствуют представления о том, что власть от Бога. Вот посмотрите, в исламском мире европейские демократические ценности тоже ведь не очень-то приживаются…

– Можно ли понимать так, что народ России проголосовал за неограниченную президентскую власть?

– О неограниченной власти говорить нет оснований. Но за сильную и эффективную власть народ действительно проголосовал. Для меня это очевидно. Идя к избирательному участку, человек все-таки в первую очередь думает о своей реальной безопасности, а не об абстрактных правах и свободах. Поэтому, как мне кажется, европейские демократические институты в чистом виде у нас не приживутся или приживутся очень не скоро.

– Мне тут на ум пришло такое соображение. Мир сейчас запуган исламским терроризмом. Но ведь ислам на восемьсот лет моложе христианства. А восемь веков назад христианство, проповедующее любовь, было весьма жестоким. Индуистские религии, насчитывающие несколько тысяч лет, проповедуют вегетарианство на том основании, что частица Бога есть в каждом живом существе. Но и в их священных книгах мы находим описание жестоких религиозных войн. То есть эти религии пережили “детскую” воинственность еще в незапамятные времена.

– Продолжу эту мысль. Приезжающие к нам иностранные наблюдатели в разговорах иногда ужасаются зверской расправе над царской семьей в 1918 году. А я припоминаю, что англичане отрубили голову своему королю в семнадцатом веке, французы – в восемнадцатом. Россия же расправилась со своим царем только в двадцатом веке. С этим временным лагом ничего не сделаешь. Он есть, и с этим обстоятельством нельзя не считаться. Европейцы шли к своим нынешним демократическим институтам веками. И шли также через кровь, войны и террор. Так что же они теперь хотят от нас? Мы хотя бы с тоталитарным режимом расстались без большой крови. И то хорошо. Во Франции тоже ведь был свой коммунизм. Помните Парижскую коммуну с ее гильотинами? Чем она закончилась? Диктатором Бонапартом. Но этот диктатор на штыках своих солдат принес в феодальную Европу идеи и ценности буржуазной демократии. Потом он потерпел поражение, но кодекс Наполеона все же лег в основу европейской политической культуры. А на то, чтобы демократические принципы закрепились не только в законах на бумаге, но и в каждой голове, нужно время, нужна смена нескольких поколений. В этом смысле я фатальный оптимист, если, конечно, такое словосочетание вообще можно использовать в качестве термина. Фатальный, потому что считаю невозможным перепрыгнуть через необходимые стадии развития общества. Вот и мы пока находимся на той стадии развития, когда европейские ценности для нас такими уж безусловными не являются. У нас есть ценности свои собственные, которые нам, конечно, ближе, чем европейские.

Но все же я и оптимист. И считаю, что Россия, внедряя демократические процедуры формирования власти, находится на правильном пути. Итоги последнего избирательного цикла как раз говорят о том, что процесс идет. И идет правильно. Пусть небыстро, зато без великих потрясений, от которых Россия уже устала.

– Правильно ли я понял вас: движение вперед должно быть плавным и без рывков?

– Да, рывки только во вред. Они лишь создают иллюзию быстрого продвижения к обозначенной цели. Когда же энергия рывка иссякает, а цель оказывается недостигнутой, возникает апатия и неизбежный откат назад. Потому что когда начинается время оценок результатов рывка, тут же обнаруживается, что по ходу дела что-то упустили и какой-то камень забыли положить в фундамент создаваемой конструкции. В результате конструкция рушится и приходится начинать все с начала.

– Можно ли тогда считать, что та власть, которая сформировалась в результате последнего избирательного цикла, обеспечит движение вперед?

– Я, во всяком случае, голосовал как простой избиратель именно в надежде на это. И уже сейчас вижу, что и избранный Президент, и сформированная представительная власть учитывают мнение народа, которое выяснилось в декабре и в марте. Можно сокрушаться о поражении правых сил, можно сожалеть о существенном ослаблении левых. Дело не в них. Совершенно четко можно сказать, что власть корректирует свое поведение в соответствии с народным волеизъявлением, и мне это импонирует. Другое дело – как и какими темпами, но это уже вопросы практические. То, что происходит попытка переосмысления тех же приватизационных процессов, служит явным сигналом, что власть прислушивается к гласу народа. Да, речь о возврате ко всеобщему государственному регулированию не идет. Как и о тотальной национализации. Но ведь каждому же ясно, что бесстыдное разграбление страны, произошедшее в девяностые годы, явление ненормальное. Так быть не должно. И власть ищет способы, чтобы допущенную несправедливость исправить.

– Вот, Анатолий Алексеевич, вы произнесли ключевое слово “справедливость”. Понятие справедливости для российского человека всегда было выше понятия законности. И народ наш сейчас мало интересует, законно или нет олигархи стали олигархами. Народ знает главное: что раздел всенародного достояния под названием “приватизация” был произведен несправедливо. Потому-то и “отец” приватизации Анатолий Чубайс стал отрицательным персонажем на былинном уровне, чем-то вроде чудища трехглавого. Соответственно и порожденные приватизацией нувориши предстают некой нечистью. Как же с ними теперь быть?

– Конечно, какой-то “разбор полетов” нужен. Да он, собственно, уже и идет. Тут только важно не перегнуть палку и не испугать честных бизнесменов, “сделавших” свои деньги трудом и мозгами, а не взятками и рэкетом.

– Речь не о тех, кто, говоря по-американски, “сам себя сделал”. Речь о том, что, к примеру, прокуратура нашла в швейцарских банках пять миллиардов долларов личных вкладов сотрудников ЮКОСа и одновременно Госкомстат сообщает, что общая задолженность по зарплате в России составляет 27 миллиардов рублей, то есть примерно в пять раз меньше, чем укрыто юкосовцами в Швейцарии. Когда сопоставляешь такие сообщения, не по себе становится.

– Согласен. Несправедливость эту чувствует каждый человек. Я еще кое-что добавлю. Американцы в последнее время стали задавать вопрос: “Куда делся транш в 4,8 миллиарда долларов, который мы вам дали на стабилизацию валютной системы, после чего мгновенно случился дефолт?”. К тому же они настаивают: “Это же наши деньги, и мы хотим знать, что с ними стало”. Так что “разбор полетов” должен быть. В том числе и с чиновниками, которые от имени государства вершили экономическую политику девяностых годов.

Что же касается приватизации предприятий базовых отраслей, таких, как добывающая, оборонная, транспортная, то тут надо тщательно разобраться – и специалистам, и юристам, и политикам. Конечно, все это не может и не должно привести нас назад к безрыночной или внерыночной, как вам больше нравится, экономике. Такой откат уже невозможен. И этот вывод также является одним из результатов прошедших избирательных кампаний. Ведь в них идеи тотальной национализации даже не звучали. И предложения по национализации базовых отраслей народного хозяйства не получили народной поддержки. Да, отдельные предприятия, присвоенные незаконно, надо вернуть в исходное состояние и подумать, что с ними дальше делать. Да, конституционное право собственности народа на природные ресурсы, узурпированное олигархами, надо вернуть законному владельцу. Но и то, и другое может служить только целям восстановления законности и справедливости. Но никак не может поколебать генерального выбора самого народа – выбора рыночной экономики.

А раз такой выбор сделан, и власть этот выбор реализует на практике, тогда возникает следующая мысль. Институты цивилизованной рыночной экономики не могут развиваться в отрыве от развития демократических институтов в обществе и политике. У нас ведь и рынок-то пока такой же зародышевый, как и демократия. И с такими же издержками, с такими же детскими болезнями. Но главное – он есть. И будет развиваться. А значит, будут взрослеть и развиваться демократические институты. Одно без другого просто не может существовать.

– То есть “страшилки” про тоталитарную власть не так уж и страшны? Россию однопартийным парламентом и всесильным президентом испугать нельзя, потому что доминантой все равно остается рынок?

– Конечно. Когда я слышу разговоры об авторитаризме, о возврате к режиму личной власти, то удивляюсь: где бы велись эти разговоры, если бы таковой возврат действительно произошел? А если серьезно, то такой откат невозможен даже теоретически, поскольку он противоречит избранному и проводимому курсу рыночных преобразований. И наша, и зарубежная история говорят о том, что волевое авторитарное вмешательство в экономику ни к чему хорошему не приводит.

– Ну, положим, в зарубежной истории есть разные примеры. Был, в частности, в Чили Пиночет. И сколько ни пытались родственники погибших и пропавших за время диктатуры людей привлечь его к ответственности, ничего не получается. Видимо, по одной простой причине: за время правления Пиночета была пресечена коррупция, подавлена преступность, проведены либеральные реформы в экономике, и, как следствие, подавляющее большинство населения стало жить лучше, чем при социалистах…

– Да, но это, скорее, исключение из правил.

Некоторые наблюдатели позволяют себе иронизировать по поводу цели удвоения ВВП, поставленной российским Президентом. А между тем для ее достижения как раз и необходимо государственными средствами ограничить монопольное всевластие олигархии и поддержать мелкий и средний бизнес – основу рыночной экономики. Конкретные действия Путина в этом направлении народ увидел и поддержал своим голосованием на выборах.

– А тремя месяцами раньше он поддержал “Единую Россию”, ассоциируя ее с Президентом. Так надо понимать?

– Конечно. Голосуя за “Единую Россию”, которая имеет сейчас большинство в Госдуме, народ руководствовался теми же принципами, что и на президентских выборах. Для европейского менталитета противоборство законодательной и исполнительной ветвей власти в порядке вещей. А для российского человека их конкуренция зачастую непонятна и как-то поперек души. Мы же помним, чем эта конкуренция закончилась в октябре 1993 года. Да в чистом виде разделения властей нигде в мире и нет. Ведь, строго говоря, на последних американских выборах за Буша проголосовало меньшинство населения. Но он-таки стал президентом благодаря решению Верховного суда. А в нем в тот момент численно преобладали республиканцы. Вот вам и хваленая американская демократия. Когда я обращаю внимание на это обстоятельство критикующих нас американских наблюдателей, они теряются и не находят достаточных аргументов в защиту своей системы непрямых выборов президента. Да и сами-то американцы говорят, что у них сейчас такая же система, которая была у нас при КПСС. Только у них две “КПСС”, и никто мимо этой системы проскочить не может. Еще ни разу с момента формирования двухпартийной системы президентом США не был избран независимый кандидат. А те независимые кандидаты, которые время от времени все же появляются, как правило, стимулируются республиканской партией, поскольку отбирают голоса главным образом у демократов. То есть система адаптировала к себе и так называемых “независимых”.

И еще на одно важное обстоятельство обратили внимание американские наблюдатели. Нас сильно беспокоит рост числа избирателей, голосующих “против всех”. Мы понимаем это как протест против имеющейся в обществе несправедливости в распределении национального дохода. А в Америке такой графы в избирательных бюллетенях вовсе нет. Они говорят, что просто не рискуют включить ее, потому что опасаются открывать клапан, выпускающий наружу недовольство системой. Поэтому у них недовольные протестуют пассивно – просто не ходят на выборы. А неявку на выборы можно трактовать как угодно. Можно, например, говорить, что люди всем довольны и не видят смысла что-то менять. И таким образом поддерживается имидж Америки как вполне благополучной страны, где все счастливы.

– Тут есть о чем поспорить. Хотя бы потому, что для американцев со сменой президентов мало что меняется в жизни. У нас же каждые выборы – судьбоносные…

– На последних выборах был у нас очень опытный наблюдатель из Канады, который в качестве председателя избирательных комиссий организовывал выборы в целом ряде провинций этой страны. Так он объяснил, что поехал через океан в Россию потому, что здесь интересно. Дескать, у них там все запрограммировано и потому скучно, а у нас все непредсказуемо и судьбоносно. А вот мне, как председателю региональной избирательной комиссии, как раз хотелось бы, чтобы наши выборы превратились в некие рутинные мероприятия без непредсказуемых политических последствий. Конечно, от каждых выборов люди ждут каких-то перемен. Без них прогресс невозможен. Но этот политический люфт должен укладываться в рамки, установленные Конституцией. А выборы Президента должны стать выборами пусть и высшего, но все-таки всего лишь чиновника, а не выбором судьбы страны.

– Но пока этого не случилось, давайте попробуем понять, что же за выбор сделал народ на этот раз. Правые, как мы выше установили, наказаны за несправедливую приватизацию. А за что же пострадали левые, если при коммунистах распределение в простонародном представлении было более справедливым?

– Выборы показали, что если поражение правых стало в известной мере неожиданностью, то сужение коммунистического электората наблюдается как устойчивая тенденция на всех выборах последнего десятилетия. На мой взгляд, здесь заметную роль играет чисто субъективный фактор – фактор лидера. Я убежден, что если бы в КПРФ нашлись более гибкие и динамичные лидеры, которые смогли бы повернуть партию на путь социал-демократии, то таких тяжелых потерь она смогла бы избежать. Ведь сама по себе идея социальной справедливости не исчезнет никогда. Важно, кто персонально является носителем и защитником этой идеи в политическом спектре страны. КПРФ поначалу монополизировала ностальгию значительной части населения по советскому прошлому, но не сумела выдвинуть лидеров, способных ясно сформулировать социал-демократическую идею и увлечь за собой массы людей.

– Выборы в Госсовет Татарстана в главных тенденциях повторили парламентские выборы в России…

– Отличия есть. Скажем, в Госдуму, кроме КПРФ и “Единой России”, прошли еще ЛДПР и “Родина”. У нас они проходной балл не набрали. На президентских же выборах у нас Хакамада обошла Харитонова. Но главные тенденции, тут вы совершенно правы, оказались теми же, что и во всей России, – сокрушительное поражение правых и существенное ослабление левых. Да и странно, если бы все было иначе. Татарстан ведь достаточно типичный регион. Ну, может быть, только с научным и производственным потенциалом выше среднего. К тому же наши парламентские выборы прошли с малым временным отрывом от российских, и избирательские предпочтения за столь небольшой срок просто не могли измениться.

В целом же, я считаю, результаты всех голосований объективно отразили процессы, происходящие в обществе. Конечно, какие-то нарушения на местах были. Да и где их не бывает? Но исказить генеральный выбор народа они в принципе не могли. В сущности, народ наш не сильно избалован и хочет от власти не слишком многого. Справедливости, безопасности и более-менее приличного существования. Деятельность Путина в предыдущие пять лет продемонстрировала его желание добиться успеха по этим направлениям. И народ его поддержал. Будем надеяться, что он и олицетворяемая им система российской власти будут достойны этого выбора.