Недавно Президент Республики Татарстан дал интервью побывавшему в Казани корреспонденту радио Би-би-си Бриджет Кендалл (Великобритания). Думается, оно представляет интерес и для наших читателей. Мы публикуем перевод этой беседы с некоторыми сокращениями.

– Минтимер Шарипович, если можно, начнем с вашей биографии. Очень хотелось бы знать, насколько важна для вас, для вашей семьи татарская культура и религия?

– У моих родителей было много детей, хотя, к сожалению, не все из них выживали – тяжелые были годы. А у татар есть такое поверье: если ребенка назвать “крепким” именем, то он будет жить. В нашей семье умирали мальчики. В 1934 году у меня родился брат, его назвали Хантимер – в переводе получается “железный хан”. Мне дали имя Минтимер – “я железный”. И мы выжили. Хотя дело тут не только в поверье, наверное, просто эти годы уже не были такими голодными. Перед войной детей действительно стало намного больше – например, в наше время в районной школе по пять параллельных классов было.

Придерживались ли мы мусульманства? Это очень сложный вопрос для нашей семьи. Моя мама воспитывалась в религиозной среде, ее семья, брат всегда строго придерживались веры. Папа был коммунистом. Хотя до революции семья деда была состоятельной, их потом раскулачили, лишили всей собственности. А когда началась коллективизация, моего отца избрали первым председателем колхоза. Во время Великой Отечественной войны он был призван на фронт, через год пришел раненный, и его опять избрали председателем. Отец – сын кулака, коммунист – был очень осторожен в вопросах религии. При нем, например, дома молитв не читали. Как только видели, что он подъезжает к дому, намазлык убирали. У нас не принято прекословить старшим, тем более отцу.

Сейчас время другое. В душе человек всегда, конечно, во что-то верит. Иногда это проявляется сильнее, иногда нет. Возможно, философия жизни такова, что чем старше возраст, тем больше человек начинает тянуться к религии. А когда молодой, если это с детства не заложено, видимо, не до этого бывает. Скорее так. Это я по себе чувствую.

А в части приверженности к культуре, к языку – это в нашей семье сохранилось как нельзя лучше. Я родился и жил в татарской деревне. Все десять классов учился на татарском языке, получил хорошую подготовку, сейчас иногда в разговоре приходится поправлять и кое-кого из интеллигенции.

– Договор 1994 года, который вы подписали с Россией, дает Татарстану несколько особый статус в Российской Федерации. Почему вам кажется, что именно Татарстан имеет право на такой особый среди других республик России статус?

– Когда Владимир Владимирович Путин приехал к нам перед президентскими выборами, у нас с ним состоялась очень серьезная беседа. Я эту встречу могу назвать исторической. Мы обсудили многие вопросы, прежде чем выйти к людям и делать заявления. Как Татарстан будет входить в единое правовое и финансовое поле федеративного государства? Такой вопрос был поставлен Путиным. Вопрос вполне правомерный, в духе строительства цивилизованного федеративного государства. Я сказал, что нужно сделать так, чтобы и в единое поле войти, и чтобы уровень жизни жителей республики не снизился. Владимир Владимирович также подтвердил, что в случае избрания Президентом страны он тоже не захочет, чтобы татарстанцы стали жить хуже. На этом сошлись, и в течение года мы разработали Программу социально-экономического развития Татарстана на 2001- 2006 годы – программу постепенного вхождения республики в единое экономическое поле Российской Федерации. Прошло три года, она выполняется, и мы постепенно наращиваем налоговую базу. Таким образом, и этот вопрос, я считаю, мы решили достойно.

В Конституции нашей республики нам удалось сохранить понятие “суверенитет”, чего нет ни у одной республики РФ. Дискуссия по этому поводу была очень длительной и завершилась лишь в мае прошлого года. С нами ведь тоже нельзя не считаться: 21 марта 1992 года на референдуме о государственном статусе республики более половины принявших участие в голосовании высказались за государственный суверенитет Татарстана. Для того чтобы изменить решение референдума, надо было бы провести еще один, и я предлагал такой вариант. Так мы сохранили статус республики. К слову, в новую Конституцию Чеченской Республики заложено многое из нашего Основного Закона.

Договор 1994 года сохраняется до сих пор, хотя после внесения изменений в Конституцию республики в нем уже появились определенные несоответствия. Но работа над новой редакцией договора продолжается, создана совместная с федеральным центром рабочая группа. Главный вопрос, который надо урегулировать в этом важном документе, – вопрос о собственности. По сути, он для нашей республики уже не самый актуальный, потому что за Правительством республики блокирующих пакетов акций предприятий уже остается немного, мы их постепенно реализуем.

Возможно, вы знаете, что в отличие от остальных регионов Российской Федерации после объявления всеобщей приватизации каждый житель Татарстана получил дополнительную долю собственности в виде республиканских чеков. Мы их с ходу заморозили, поскольку инфляция в то время в стране доходила до тысячи процентов и больше. Открыли в банке приватизационные вклады каждому человеку и только через три года, когда инфляция вошла в более-менее нормальное русло, разрешили их реализовать. Так мы избежали купли-продажи важнейших не только для республики, но и для страны предприятий нефтяной, нефтехимической, машиностроительной отрасли за бесценок. Не случайно же в России появились олигархи. А у нас приватизация велась и ведется спокойно.

– У вас нет такого ощущения, что сейчас, при Президенте Путине, Москва хочет установить больше контроля над Татарстаном?

– В нашей стране есть такой орган – Государственный Совет при Президенте РФ, членами которого являются все руководители российских регионов. Госсовет должен рассматривать самые актуальные, судьбоносные для страны и регионов вопросы. В одно время по предложению Президента Путина президиум Госсовета обсуждал вопрос о концепции разграничения полномочий между центром и регионами. Поскольку я этот вопрос поднимал давно и часто, Путин поручил мне разработать такую концепцию. Создали рабочую группу, с привлечением различных научных учреждений концепцию подготовили, я ее доложил на президиуме Госсовета. Многим она показалась радикальной. Далее была создана специальная комиссия под руководством Козака, она и сейчас еще не расформирована. Разработали новую концепцию. Конечно, в ней определенное перетягивание каната в сторону центра просматривается, но я убежден, что это временное явление. Россию дальше централизовать нельзя. Уверен, это понимает и Президент Путин. Потому что Россия – большая страна, ею очень сложно управлять из одного центра.

Хотя когда Владимир Владимирович Путин после избрания Президентом страны объявил об укреплении вертикали власти, то я одним из первых поддержал его. Чтобы в стране стало больше порядка, политические и экономические реформы проводились более целенаправленно, для этого надо было упорядочить власть. Если бы кто другой стал Президентом России, он делал бы то же самое. Иначе оставалось бы только разваливаться. А в дальнейшем будет постепенная децентрализация.

– А если ваш прогноз не сбудется?

– Этого не может быть. Как неоднократно заявлял Путин, возврата назад не будет. Передела собственности уже не произойдет. Ну кто захочет, чтобы наши дети, внуки жили по-старому? Никто. У нас не было частной собственности, из поколения в поколение мы могли передавать разве что старую домашнюю утварь. Люди рождались и умирали голыми, живя с надеждой на государство. Теперь мы эту критическую черту прошли, это уже новая жизнь.

– Вы говорите, что надо ждать и процесс централизации прекратится?

– Я бы сказал так: усиливаться не будет. Если и дальше продолжать централизацию, то у регионов пропадет заинтересованность в собственном развитии. Если у меня все хорошие налоги будут отбирать, какой интерес работать? Это же закон экономики. А я практичный человек, всю жизнь хозяйством занимался.

– Не правда ли, что в России самые важные для регионов вопросы все-таки решаются в Москве? Как можно защитить интересы Татарстана, если человек у власти в Москве не согласен с вами?

– Это как раз, видимо, тот случай, когда говорят: “Поезд ушел”. В Татарстане приватизация на основе Договора с Российской Федерацией уже проведена. Мы более самостоятельны, и нам катаклизмы не грозят.

– Еще один момент. Москва хочет, чтобы все местные законы в России соответствовали федеральным. Как вы думаете, Татарстан должен иметь право принимать свои законы?

– Законов у нас много, несоответствия были. Это издержки переходного периода, но большинство из них уже соответствуют российским. Однако сейчас возникает другая проблема: многие из федеральных законов не соответствуют российской же Конституции. В процессе разграничения полномочий мы очень серьезно ставим этот вопрос, и понимание есть – постепенно российские законы также будут меняться. Но если наш закон лучше, чем российский, почему мы должны от него отказываться?

– Вы сказали, что надо ждать, когда начнется процесс децентрализации. До какой степени вы бы хотели видеть больше независимости, в каких сферах? Или, может быть, когда-нибудь, в будущем – полную независимость?

– Нет, мы о полной независимости никогда не говорили, даже в начале перестройки, даже во время референдума мы это слово не употребляли. Татарстан трудно представить вне России. У нас одна треть всех браков смешанные. 50 процентов населения – татары, более 40 процентов – русские. Русские уже несколько веков живут здесь и практически не задумываются о межнациональных спорах.

В первые годы перестройки, когда национальные движения требовали полного суверенитета, у людей, особенно у русских, появилась большая тревога. Я это видел и, когда избирался Президентом республики, обещал, что не допущу межнациональных разногласий. И искренне рад, что в общество вернулось доверие между людьми, доверие к Президенту республики. Я очень дорожу этим.

– Вы знаете, господин Президент, где бы мы ни были в республике в эти дни, многие нам говорили о том, что в Татарстане очень мудрый Президент, что вы являетесь гарантом стабильности в республике, и особенно в отношениях с Москвой. Кто после вас сможет быть таким гарантом?

– Для меня это самый сложный вопрос. Я знаю, что не смогу работать бесконечно, это естественно. К этому надо быть готовым, хотя у меня по закону есть еще один срок. Вопрос о преемнике сложный не только для Шаймиева… Но я считаю, что у нас очень серьезная и дружная команда, мы людей меняем не часто. Достойные люди есть.

– Но каким должен быть преемник?

– Я всегда говорю: в Татарстане Президент не имеет права не быть центристом. Нужен Президент-центрист, это главное. Иначе появится недоверие. Я всегда открыт и считаю, что у меня есть полное взаимопонимание с населением. Люди знают, что Президент Татарстана обещанное выполняет и нереальных обещаний не дает.

Надо соблюдать межнациональное, межконфессиональное равновесие. Здесь важно каждое сказанное слово. Малейший неосторожный шаг – и уже нужны усилия, чтобы восстановить доверие. Тем более сейчас, когда к мусульманскому миру появилось подозрение. Россия высокообразованная страна с многосторонними связями. Интеллектуальный уровень татарстанцев тоже очень высок. В Казани около 100 тысяч студентов, такое же соотношение к количеству населения, как в Бостоне. Когда я выступал в Гарварде в школе Кеннеди, ко мне подошли восемь ребят из Татарстана. Из них двое учились в Гарварде, остальные в других университетах – специально приехали на мое выступление. Сейчас, думаю, там их больше.

– А вы когда-нибудь думали, что может существовать суверенная Республика Татарстан?

– В подсознании человека всегда есть гордость за свое прошлое. Когда началась перестройка, национальное самосознание людей усилилось – неожиданно, как взрыв. У нас, я вам скажу, могло быть хуже, чем в Чечне. Представьте, сколько у нас и еще во многих местах России компактно татар проживает. Мэр Москвы Лужков говорит, что татары, как и русские, в Москве являются градообразующей нацией.

Оказавшись в Казани, Ельцин не случайно сказал: “Берите столько суверенитета, сколько проглотите”. Он приехал из Москвы как знамя демократии, увидел улицы Казани, митингующий народ. Поехали в нефтяной город, в село – то же самое. Ему запомнилась писательница Фаузия Байрамова, не раз он о ней потом спрашивал. Настоящая фанатка, но обвинять ее в неискренности было бы безнравственно. Она верила в полную независимость республики – ее еле из голодовок выводили, я сам тоже ходил. В тот раз около здания, где проходила встреча Ельцина с писателями, продолжался митинг. Увидев народ, Борис Николаевич вышел через заднюю дверь, прыгнул в трамвай, а мы его уже на конечной остановке на машинах догнали. В тот день он и сказал: “Берите, сколько можете”. А вечером у меня спрашивает: “Что будем делать?”

Я в те годы ни разу не произнес слова “независимость”. Люди выходили с плакатами “Дудаев железный, Шаймиев из теста”, меня обвиняли в нерешительности. В действительности же генералу Дудаеву не хватило политического опыта, и он стал заложником чрезмерных требований в условиях, когда в Чечне оставалось огромное количество оружия. Его главная ошибка была в этом. Хотя, по словам знающих его людей, он был одним из талантливых генералов российской армии.

– Но вы действительно думаете, что в Татарстане события могли быть хуже, чем в Чечне?

– Конечно. Если бы Татарстан объявил о независимости, начались бы конфликты между людьми. Знаете, чего я тогда боялся больше всего – провокаций. Много ли надо, когда народ высыпал на улицы и до хрипоты доказывает свое? Я ведь все своими глазами видел – люди шли за мной до дома.

12 июня 1991 года у нас состоялись выборы Президента Российской Федерации и Президента Республики Татарстан. Выборы проходили на одних и тех же участках в одно и то же время. Но люди не брали российский бюллетень, и Президента Ельцина в Татарстане не избрали – за него было отдано всего 12 процентов голосов. В Татарстане тогда депутатов в Госдуму не избрали, и в Совете Федерации Татарстан не был представлен – так мы фактически оказались вне России. Вот почему Ельцин сел за стол переговоров по Договору. Было поставлено условие: подпишем Договор – проведем выборы. В феврале 1994 года подписали Договор, в марте провели выборы. Мы прошли через многое. Сейчас все это в прошлом, надо жить дальше.

– Благодарю вас, господин Президент, за интересную беседу.

– Желаю вам удачи, успехов, интересных встреч.