Шиланда

Шиландой в нашем крае называют луга, вольно раскинувшиеся в стороне от села, за дальним лесом. Приезжие в шутку называют эти места Шотландией. Возможно, это необычное название произошло от татарских слов «жил» (ветер) и «анда» (там). Ветра на Шиланде – частые гости.

Автор статьи: Юрий МЫШЕВ

Одна поездка на сенокос в деревню – и целый год воспоминаний…

Луговой край

Шиландой в нашем крае называют луга, вольно раскинувшиеся в стороне от села, за дальним лесом. Приезжие в шутку называют эти места Шотландией. Возможно, это необычное название произошло от татарских слов «жил» (ветер) и «анда» (там). Ветра на Шиланде – частые гости.

И в самое засушливое лето здесь, на бескрайних лугах, изрезанных сырыми оврагами со звонкими родниками на дне, вырастает густая трава. В прежние времена на Шиланде заготавливало сено на зиму все село. Травный край. Конечно, донимают жарким июлем комары со слепнями, да и змей, бывает, в низине встретишь, но деревенские жители на это обращают мало внимания.

В детстве мы с приятелями сюда пригоняли в ночное колхозный табун лошадей. «Пасти на Шиланде лошадей» – было заветной фразой для деревенских ковбоев. Животным некуда было деться – с одной стороны пугающий темный лес, с трех других – луга до горизонта, взглядом не охватить. Под утро сытый табун мчался на конюшню без оглядки на пшеничные и гречишные поля, его и погонять не надо было. И мирское стадо здесь издавна пасли, водопой рядом, – на дне овражков всегда можно найти чистые озерца.

На сенокосе

Шиланда далековато от села, километров за семь, потому без машины не обойтись. На сенокос мы едем в надежной «Ниве», в которой умещаются косы, вилы, грабли, четыре вязанки свежескошенной мягкой травы для ягнят и буренки.

Белянка – особое нежное создание, не терпит июльской жары и слепней, поэтому, как только начинает с утра припекать солнце, убегает из стада домой, в спасительную прохладу. У коров тоже разный характер, вот и с упрямой Белянкой мама смирилась, главное, что дает много вкусного молока, – такого нет ни у одной коровы на селе. Можно и побаловать «калачом». Так Володя – наш главный и самый опытный косец – называет невысокую, молодую траву с разным цветочком, среди которой попадаются кустики клубники.

Нам, городским помощникам, конечно, хочется скорее «отбыть номер», накосить «тоннаж», заполнить сеновал – на местном наречии «сельницу» – какой угодно травой и смыться в город, где нет этих надоедливых слепней и безжалостных комаров.

За рулем – привыкший к провинциальным ухабистым дорогам Евгений. «Ниву» они с женой Надей выбирали именно «под сенокос», помогать пожилым родителям. Женя включает бодрые навязчивые песенки Верки Сердючки, которые застрянут в моих ушах до следующего сенокоса. «Все будет хорошо, я это точно знаю…» Все будет хорошо, если постоят пару недель ведра.

Мы последние «ручные» косцы в селе. Володя – бывалый деревенский житель – внушает нам, горожанам:

– Когда и где вы еще возьмете в руки косы? Теперь только в музее их можно увидеть. Чего только стоит пройтись пешком по полям с косой на плече, полюбоваться на красоту родной природы, подышать свежим луговым воздухом…

Мы с братом Сашей, как и я, давним городским жителем, согласно киваем головами: можно билеты продавать на экскурсию по Шиланде с косьбой ручными косами. Отбоя не будет от желающих.

…С Шиланды мы уезжаем в сумерках. По дороге домой всегда встретишь что-нибудь необычное. Вот в свете фар пролетела над ячменным полем серо-коричневая сова. А вдоль нескошенного поля люцерны бежит заяц-русак, не решаясь нырнуть со светлого коридора в густую траву – там может ожидать опасность. Выпорхнули перепелки из придорожных кустов, выполз на обочину ежик, мелькнула черная тень острокрылой летучей мыши…

Ливень

Неожиданно появляется темная туча. Мы приглядываемся: оказывается, это стая черных скворцов, словно пчелиный рой, совершая крутые маневры в воздухе, с пугающим верещанием удаляется в сторону Мохового болота. Похоже, опытные птицы обучают молодняк – не успеешь оглянуться, как нагрянет осень, и надо будет отправляться за моря-океаны. Незабываемое зрелище! Такой стае никакой хищник не страшен.

Но вот на горизонте сгущаются настоящие тучи.

– Будет дождь, – безошибочно определяет Володя. – С грозой. Надо сматываться скорее отсюда!

– Да нет, – возражаем мы ему, – тучи уходят в сторону.

Над Шиландой в пронзительно голубом небе ослепительно сияет солнце. Какой дождь? Огромная темно-сизая туча с угрожающими седыми кудрями по краям оторвалась с трудом от горизонта и медленно начала сдвигаться в сторону Старой рощи. Вдруг ветер резко усилился, сменил направление и погнал тучу прямо на нас.

– Я же говорил, дождь никогда не обходит Шиланду, здесь всегда сквозные ветра дуют и заносят сюда все тучи без разбору. – Володя окидывает нас снисходительным взглядом: эх, не крестьяне. – По машинам!

Обязанности у нас четко распределены. Саша с Женей набивают мешки свежескошенной травой для Белянки, я укладываю косы, Володя руководит. Кто-то должен взваливать на свои плечи эту нелегкую заботу.

Ливень настигает нас у Новой рощи. Машина петляет по мокрой дороге из стороны в сторону. Жене с трудом удается ровно держать «Ниву». Ее нос мечется из стороны в сторону, упирается то в канаву, то в ячменное поле. Но машина надежная, с деревенскими дорогами свычная, упрямо карабкается по грязной скользкой дороге.

Ливень выбивает нас из трудового ритма. Но за ночь луга проветриваются. Днем приходится перешвырять еще раз пласты, а вечером мы грузим сено на тракторную тележку. Воз поднимается все выше и выше, кажется, что задевает огромную желтую луну, повисшую в темно-синем небе.

– Не закидывайте меня, я вам не воробей, перелетать не умею! – кричит с воза невидимый нам с земли Володя. – Подавайте по одному. Мне надо развить ящик, аэродром сделать, тогда увезем сено в два приема. Может быть.

Особый мир

Россия, ты же всегда держалась на крепких крестьянских хозяйствах. Ныне только островки прежнего деревенского мира остались. Помочь бы оставшимся в деревне крестьянам, ведь по-прежнему им надеяться приходиться только на самих себя. Собственники земли и арендаторы нынешние заинтересованы в прибыли, сохранение уникального деревенского уклада их не интересует, смотрят на местных, еще не уехавших из деревни жителей как на помеху – надо выплачивать за паи… В лучшем случае принимают их за чудаков из позапрошлого века.

Чтобы понять этот мир, надо пожить в нем, чтобы тебя приняли за своего. Твоя жизнь вне этого мира, твои мнимые заслуги и должности остаются там, за его пределами. Городские квартиры с евроремонтом и крутые иномарки никого не интересуют – ими не накормишь скотину зимой и на стол не поставишь. Важно, умеешь ли ты держать топор в руках, косить траву по неровным берегам вражков, стоять на возу, водить лошадь, ходить за сохой, пасти стадо, колоть дрова…

Деревенским жителям всегда была присуща скромность. Приведу такой пример. Не видел я в детстве – в недалекие от войны шестидесятые годы, чтобы местные ветераны войны надевали награды, хотя их было немало. Все воевали, чего друг перед другом красоваться? И о войне неохотно вспоминали. Мой отец так и не рассказал мне подробно о том, как воевал. Только крупицы воспоминаний проскальзывали. Был снайпером – «кукушкой». В болоте ноги застудил, едва не ампутировали. Был ранен. Лежал в госпитале в Свердловске. Однажды после просмотра современного фильма о войне усмехнулся: «Так бы и я воевал».

Отцу было что рассказать. Например, о том, что он вынес с поля боя тяжело раненного однополчанина. Тот оказался из соседней деревни и после войны часто заезжал к фронтовому другу. На мои просьбы рассказать, как воевал, отец отвечал всегда: «Расскажу как-нибудь. Потом».

Так и не успел рассказать. Хотя мы много общались – и на сенокосе, и в лесу на заготовке дров, у него был знакомый лесник, тоже вместе воевали, тот каждое лето выделял отцу делянку. В поездках таких отец всячески избегал военной темы…

Несмотря на вечную занятость, деревенские замечают и ценят красоту природы. Не ускользнет от их внимания любая примета. Играет вечерами зарница – к доброму урожаю. Солнце садится за чистый горизонт – будут ведра. Комары на закате назойливее – к дождю. Марит днем – тоже к дождю.

Даст ли погода привезти с Шиланды сухое сено?

Во саду

Нет лучшего отдыха, чем после трудового сельского дня в саду в шалаше – летнем домике под тенистыми густыми яблонями. Сон под шорох веток по крыше; шебуршение воробьев, озабоченных новым потомством и таскающих под крышу в свое гнездышко перышки; стук падающих на крышу поспевших яблок. Воздух пропитан клубничным ароматом лугового сена. А на рассвете – пробуждение под чарующее пение иволги, спрятавшейся где-то в ветвях старой черемухи в углу сада. Если проснешься в ночи, не выдержишь, выйдешь в посвежевший росистый сад под звездное небо, оглушенный невероятной тишиной, и сквозь причудливо переплетенные яблоневые ветки увидишь на светлеющем нежно-розовом горизонте сияющий огонек далекой Венеры. Чарующая предутренняя красота…

Но через полчаса деревенская повседневная жизнь быстро опустит тебя на землю голосами мычащих в заулке коров и блеющих овец, отправляющихся в поле на пастьбу.

Летний день год кормит, не до отдыха. Разве что дождь даст небольшую передышку. Начнет с вечера накрапывать по крыше шалаша редкими каплями, будто раздумывая – стоит ли ему приниматься или подождать до утра. Поспешно залетает в шалаш бабочка, случайно оказавшаяся в начале дождя перед дверью. А потом, к ночи, уже окончательно «решив» обосноваться в саду, дождь частой барабанной дробью застучит громко и настойчиво. Сверкнет ослепительно молния, громыхнет гром, сотрясая сад. Гроза – верная спутница июльского ливня. Стихия природы пугает, но и завораживает. Теперь из сада долго не выбраться, оказываешься в пленительной западне. Замолкают птицы, и только наплывающие шумные волны шелестящей листвы наполняют все пространство вокруг шалаша.

Тебя охватывает дикий восторг. С грохотом, в такт раскатам грома, падают на крышу яблоки. Все звуки тонут в шуме дождя. Темень непроглядная! И только вспышки молнии на мгновения высвечивают сад ослепительнее, чем ярким солнечным днем.

И сеном, сложенным в омет на краю сада, в дождь пахнет острее. Летний дождь – бродяга, долго не задерживается на одном месте, любит поозорничать, спешит туда, где его наверняка не ждут. А утром снова, как ни в чем не бывало, выкатит на небо отдохнувшее за ночь раскаленное солнце, и засверкают на свежей, поднявшейся бойко после первого укоса траве, жемчужные бусинки, переливаясь всеми цветами радуги. Кажется, что слышишь их нежный хрустальный перезвон.

Летние пласты

Сено Володя укладывает в омет по-хозяйски тщательно, не торопясь, делая из него «конфетку». Сначала устраивает на земле настил из старых бревен и досок. Мы с Сашей решили помочь Володе и сами аккуратно выложили настил. Довольные, доложили Володе. Он, снисходительно прищурив глаза, усмехнулся:

– Надо все переделывать. Вы бревна сложили вдоль, а надо поперек, чтобы сено хорошо проветривалось и было легче туда попасть кошкам и ежам, охотникам на мышей. Уложили не так и не там, короче говоря…

У омета достаточно покрыть верхушку, укроешь полностью – может «загореться». Уложишь, не зная, влажное сено, оно к утру начнет преть. Сунешь руку – можешь обжечься. Тогда быстренько разбирай сено и раскидывай на просушку. Лишняя работа – непозволительная роскошь для сенокосной поры. Если есть с утра влага под целлофановой пленкой, которой укрыто сено, надо открывать омет, проветривать, если пленка сухая, сено нормальное, беспокоиться не о чем. Омет к осени здорово садится, уплотняется, и тогда ему никакой дождь не страшен. Зимой снимешь верхние почерневшие пласты – «крышу», а под ней – хорошо сохранившееся ароматное сено.

Так и лето, как уложенные в плотные пласты дни, которые зимой достаешь по одному и окунаешься с тихой радостью вновь в аромат и музыку июльских лугов Шиланды.

+1
0
+1
0
+1
0
+1
0
Еще