Тронутая

– Гариф! Гарифджан! Джаным!

Кто-то робко тронул меня за рукав. Я удивленно оглянулся. И увидел широко раскрытые глаза, которые глядели на меня с такой истовостью и любовью, что у меня холодок пробежал по спине.

– Вы ошиблись. Я не…

Но, прежде чем я произнес эти слова, женщина уже поняла, что ошиблась. Глаза ее потухли. Потеряв ко мне всякий интерес, она отвернулась и, болезненно сгорбившись, пошла к другим ожидающим междугородного автобуса. Всем просительно заглядывала в лицо, рассматривала с такой внимательностью, как будто потеряла что-то самое дорогое.

Кто-то при этом откровенно усмехался. Другие ежились и невольно отстранялись. Одна женщина подхватила стоявшего рядом малыша и испуганно прижала к себе. Тут только до меня дошло – тронутая.

Я внимательно рассмотрел ее. Немолодая, лет за сорок. Лицо чистое и не лишенное привлекательности. Слегка подведенные брови, аккуратно подкрашенные губы. Все это как-то не вязалось с ее ветхой одеждой – порыжевшим пиджаком с мужского плеча с залатанными локтями, нелепой длинной юбкой из какого-то дерюжного материала и выцветшей крепдешиновой косынкой, явно выброшенной кем-то за ненадобностью. Лицо ее поминутно меняло выражение. То нахмурится и сдвинет брови. То вся вдруг просияет. Что-то бормочет про себя. Углубленная в свои переживания, ничего не замечает вокруг.

Подкатил старенький пыльный автобус. Хотя народу было не очень много, у дверей, как всегда, возникла давка. Все спешили прорваться вперед и занять самые удобные места. Я пропустил Тронутую вперед.

– А ты куда? – грубо прикрикнула на нее толстая кондукторша. – А ну давай вылезай! Нечего раскатывать!

Тронутая втянула голову в плечи и на минуту застыла в дверях.

– Да пусть едет! – вступился за нее кто-то из пассажиров. – Жалко, что ли?

– Да, жалко, – беззлобно огрызнулась кондукторша.- А кто за нее платить будет? Ты, что ли?

Но все же отступила от двери, пропуская Тронутую в салон. Автобус тронулся. Все расселись. И только Тронутая не садилась, а, держась за поручни, обходила салон, внимательно заглядывая каждому в лицо. Глаза ее то загорались радостью, то снова гасли. А на губах угадывалось все то же имя:

– Гариф! Гарифджан! Джаным!

Обойдя весь салон, она подошла к кабине водителя и забарабанила в стекло:

– Останови! Останови! Выпусти меня!

Водитель, ругнувшись, резко затормозил, раскрыл двери и выпустил ее.

После этого в автобусе все оживились, заговорили. Оказывается, все ее тут знали и с готовностью рассказали мне, приезжему, ее историю.

После школы она работала официанткой в столовой райцентра. Миловидная, работящая, веселая, с добрым и открытым сердцем, она была у всех на виду. В райцентре ведь как – если что-то не так, тут же раззвонят на всю округу, да еще присочинят невесть что. Но про нее никто слова худого не мог сказать. Наоборот, все постоянные посетители столовой: нефтяники, строители, шоферы, да и местные жители – относились к ней с должным уважением. Подшучивать подшучивали, любезничали вовсю. Но рук не распускали и никогда не обижали.

А потом она познакомилась с одним шофером, демобилизованным, бывшим моряком. Стали они “дружить”, как тут выражаются, встречаться, целоваться и все такое прочее. Вскоре поженились. И такая между ними была любовь – всем на загляденье. Они всегда ходили по улицам райцентра, взявшись за руки, – в кино, на концерт заезжих знаменитостей, даже просто в магазин или на рынок. Здесь это не принято. Поэтому над ними беззлобно посмеивались. И друзья-шоферюги нередко подначивали своего кореша:

– Что, братан, заякорила тебя твоя благоверная? Крепко, видать, ты сел на мель!

А морячок только улыбался загадочно и отмалчивался.

Бывало, раз десять на дню он проезжает мимо столовой на своей разбитой трехтонке. И непременно посигналит. И она каждый раз, бросив все, выбегала на крылечко. Хоть в дождь, хоть в стужу, в одном легком платьице с белым передником и кокошником на голове. А зачем, спрашивается? Только чтобы помахать друг другу рукой и улыбнуться от души.

Но на небесах, видимо, рассудили, что слишком много счастья – тоже плохо.

Однажды морячок возвращался порожняком из очередного рейса. Пошел было на обгон груженного стальными шестидюймовыми трубами “МАЗа”. Но, увидев несущуюся навстречу машину, чуть замедлил ход и вильнул обратно в правый ряд. И в этот момент “МАЗ” резко тормознул. Как потом выяснилось, на шоссе откуда-то выскочила маленькая лохматая собачонка. Шофер “МАЗа” пожалел ее. А морячок со своей трехтонкой врезался в жерла стальных труб, которые буквально пронзили его насквозь, превратив в кровавое месиво.

Дальше, как обычно, ГАИ, разбор происшествия, машина “Скорой помощи”. Впрочем, везти моряка в больницу не было смысла. Поэтому труп повезли прямо домой. Официантка была дома, в декретном. На последнем месяце. Надо бы как-то предупредить ее, подготовить. Но никто не подумал об этом. Услышав звук мотора, она выскочила было на улицу. А ей навстречу несли обезображенный труп.

Одни говорят, что она хлопнулась в обморок. Другие поправляют:

– Ничего подобного. Она сразу рехнулась и закричала: “Не он это! Не он! Куда вы его несете?”

И тут у нее начались схватки. Унесли домой, роды прошли нормально. Но она уже ничего не соображала и на дочку свою никак не реагировала.

Ну а потом, известное дело, морячка похоронили, а ее увезли в Казань, в психиатрическую больницу. Долго лечили, но все без толку. Потом выпустили, потому что она была безвредной. Она жила сначала с матерью. Получала небольшую пенсию. Потом, после смерти матери, осталась совсем одна. Дочку пришлось отдать в детдом. Уже шестой класс окончила. Иногда приезжает к матери, пытается ухаживать за нею. Но та на дочь никак не реагирует – смотрит невидящими глазами и отстраняется, отводит руки дочери. И снова повторяет:

– Гариф! Гарифджан! Джаным!

Влюбчивая

Подружки ее упрекают:

– Ну что ты как девочка, право слово? Скоро сорок. Пора бы уж разбираться в жизни. Веришь мужчинам на слово. Да все они – сволочи! Никому из них верить нельзя! Ни на грамм! Ни на полграмма! Им от нашего брата одного только надо.

А она вроде бы признает их правоту, а сама продолжает влюбляться. Влюбляться и в очередной раз обманываться. Вроде бы не глупа и собой не дурна. Покладиста, готова для любимого скатертью стелиться… Ноги мыть и воду пить. Мечтает завести крепкую семью, нарожать детей. А все одна…

Вообще-то мужчины проявляют к ней интерес. Но, получив свое, быстро остывают. Ее неумеренная любовь и нежность вскоре начинают тяготить, а ее искренние заботы воспринимаются как желание “захомутать”, выйти замуж. А главное, им от нее нечего ждать. Она перед ними – как раскрытая ладонь, вся душа нараспашку. На все готова. Может отдать последний рубль и пойти за любимым на край света. А такая неумеренная преданность пугает.

– Надо быть умнее, – поучают ее подруги. – Хитрее, искуснее. Не раскрываться сразу до конца, а поиграть с мужчиной, как кошка с мышкой. То приветить, а то и на время отстранить. То улыбнуться, а то и обидеться, повернуться и уйти. Запомни: в любви выигрывает тот, кто меньше любит…

Но она всегда любила больше. И потому проигрывала.

Но не любить она тоже не могла. Для нее любовь и жизнь были синонимами. А нелюбовь – это не жизнь, то есть ненормальное, болезненное состояние.

И все-таки у этой истории счастливый конец. Однажды на нее обратил внимание безногий инвалид. Попал под трамвай, и ему обе ноги обрезало по колена. Совсем было впал в депрессию. Но как встретил ее – ожил. Бросил пить и курить. Заказал и обзавелся отличными импортными протезами. И она потянулась к нему всей душой. Поженились и зажили душа в душу. Нарожали троих детишек. И лучшей семьи, пожалуй что, в городе не найти.

Рафаэль МУСТАФИН