Это письмо от казанской подписчицы газеты “РТ” редакция получила к 65-летию со дня окончания Второй мировой войны. Его публикация – дань уважения и памяти героическим участникам японской кампании.

Перебираю старые семейные документы и натыкаюсь на лист с незамысловатыми строками:

Родина нас не забудет,

Родина вспомнит о нас –

В книгах истории будет

Запись на тонких листах.

Написал их мой отец – фронтовик Григорий Яшин, любивший в поэтических строчках излить переживания перед завтрашним боем, а позднее – воспоминания о своей жизни на передовой.

Когда я думаю об отце-воине, во мне просыпается вина, до сих пор тихо дремлющая где-то в глубине души. Вина перед ним и его поколением.

В каждом событии есть страницы известные и не очень. Так и в истории Второй мировой войны. Картина событий на фронтах Великой Отечественной современникам более-менее ясна. А вот войну моего отца – войну 1945 года с Японией – я бы назвала малоизвестной. О ней гораздо меньше говорят и пишут.

Мой отец участвовал в одной-единственной боевой операции – Хингано-Мукденской, однако этого (плюс почти семилетнее стояние на границе) ему хватило, чтобы лишиться здоровья. Рубцы от ран и недугов, заработанных на передовой, так и остались незаживающими. Они-то и свели его в могилу раньше времени.

Основной целью Хингано-Мукденской операции был разгром Квантунской армии, и с поставленной задачей наши войска справились буквально за две недели. И это, как известно, лишило Японию реальных возможностей продолжать войну и вынудило ее уже 2 сентября 1945-го подписать капитуляцию.

Линия наступления Забайкальского фронта, в составе которого воевал мой отец, достигала в общей сложности почти 2700 километров, глубина продвижения – девятисот километров. Масштабы, по меркам войны с фашистской Германией, немыслимые. К тому же местность в Манчжурии преобладала пустынно-степная с резкими перепадами рельефа. По дневниковым записям отца, неизгладимое впечатление на наших бойцов производило соседство высоких гор с низкими лесисто-болотистыми участками, кое-где – таежными, пересеченными небольшими, но своенравными реками.

Постоянно давали о себе знать и особенности здешнего климата – непривычно резкие перепады суточной температуры и высокая влажность. Днем мучили жажда и зной, ночью – холод и сырость. А если прибавить к этому бесконечную неизвестность, помноженную на коварство противника, то картина получается и вовсе унылая. Добавим сюда постоянное передвижение, лязг техники, частые разрывы снарядов, лимитированный паек (война-то уже не такая “важная”…).

Такой виделась война Григорию Яшину – связисту, старшине 27-й армии запасного стрелкового полка Забайкального фронта.

А был Григорий Иванович представителем самой, быть может, мирной профессии – учителем. Талантливым педагогом, понимавшим детей с полуслова. Прекрасно знал физику, химию, биологию, естествознание, разбирался в технике, увлекался фотографией. В трудные послевоенные годы сумел заразить фотоделом мальчишек, организовывал для них кружки и лаборатории. У нас до сих пор хранится исписанная отцом тетрадь с методической разработкой о том, как объяснить детям устройство парового двигателя. Читаешь и удивляешься – просто и доступно.

А еще отец был талантливым художником-самоучкой, на праздниках – желанным гармонистом, позднее – отличным отцом. Это я знаю со слов моей матери, с которой он познакомился уже после войны.

Моя мама тоже была учителем с большой буквы. Дети за глаза звали ее “профессором русского языка”. Мы, их дети, унаследовали любовь к одной общей для нас профессии. Наш совокупный семейный учительский стаж перевалил сегодня за сто лет.

Григорий Яшин родился

в многодетной крестьянской семье, проживавшей в верхнеуслонской глубинке. После окончания Казанской учительской школы по распределению попал в семилетку в алькеевской глубинке, в селе Юхмачи. Но вскоре настало время исполнить долг защитника Отечества – идти на службу в Красную Армию. Это произошло в октябре неспокойного 1939 года. Направление же оказалось далеким – Дальний Восток.

…Я тоже клятву Родине давал

Быть в битве храбрым,

      смелым.

Семь лет к границе не пускал

Японцев озверелых.

Эти строки, как и еще несколько десятков стихотворений, отец написал в небольшом ауле посреди пустыни Гоби.

Демобилизовавшись в 1947-м, отец вернулся на родину и встретил маму. А дальше – все как положено настоящему мужчине: построил дом в поселке Октябрьский, что под Казанью, родил нас с братом, посадил аллею берез возле школы. Эти деревья и сегодня радуют ребятишек своей задумчивой красотой. Учительствовал, был завучем, позднее – директором школы.

Из жизни ушел рано – в 37 лет. Он и сам понимал – доконала война. Не буду перечислять, сколько страданий и болезней Григорий Иванович принес с той не слишком известной войны. О ней он вспоминал в мрачных тонах: постоянный недосып, кругом по колено вода, а жажду утолить нечем по нескольку суток – болота гнилые.

Среди документов отца сохранилось представление к награждению медалью “За Победу в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.”, датированное августом 1945-го, но самой медали нет. Вероятно, затерялась. Или документы не дошли по назначению. Есть грамота, подписанная лично Сталиным, – за участие в победе над Японией.

И еще есть боль, которую я испытываю, читая строчки, написанные отцовской рукой. Например, такие: “А я все еще лежу в клинике. Здоровье плохое. Вряд ли поправлюсь. Эх! Пожить бы еще лето! Утро 9 апреля 1957 года”.

А 17 июня его не стало. Мне в то время исполнилось пять лет, брату – шесть…

Несмотря на неумолимый бег времени, отца я помню и люблю. Сына назвала в его честь – Григорием.

Наталья КАЛЕГИНА.