Здесь горные тропки кособоко сбегают к морю. От жары, кажется, волны закипают и пенятся… Белые девушки, ойкая, падают в пену Афродитами. Бронзовые парни натирают друг друга кремом и жеманно играют в бадминтон. Это – туристы. Еще никто на свете не видел загорающего грека, правда, и работающего тоже. Грек прячется в тени платана или под тентом таверны. Его неспешные телодвижения и томный взгляд зачаровывают. Он делит время на “до” и “после” сиесты и говорит о ней так возвышенно, как будто это имя какой-нибудь греческой святой. Святая Сиеста – звучит?

Если же глобальное потепление климатически приблизит Татарстан к Греции, то перенять традицию сиесты нам придется…

Самая нижняя точка Европы

Формально Греция – это Европа, самая южная ее оконечность, но по духу – настоящая Азия со своими атрибутами и характером. Ракия, барашек в казане, шальвары, кинжалы и пистолеты за кушаком, а еще типично восточная неспешность, необязательность, философичность не только в мыслях, но и в походке, жестах.

Греческие храмы снаружи напоминают католические костелы, но внутри они – православные. Правда, греки сохранили какие-то свои древние обряды. Например, покойников через год выкапывают обратно, моют кости в уксусе и красном вине, в череп тоже наливают. Затем складывают останки в железную коробочку и ставят на видное место. В горах есть один странный памятник жертвам фашизма. В огромном коробе под толстым стеклом лежат и смотрят на потомков черепа критян, которых расстреляли парашютисты люфтваффе. Европейца это шокирует: что за натурализм?!

Женщины после пятидесяти – все сплошь в черном. Траур по ушедшим в таверну мужьям! – так здесь шутят. Местные не купаются и не любят рыбу, предпочитая барабунье (барабульке) хирини (свинину). К морю относятся без трепета, так же как и к небу. Просто это ультрамариновый горизонт, на фоне которого течет тонкой струйкой вина небогатая на события жизнь. Кстати, вино по-гречески звучит красиво – “краси”.

Ближе к полудню магазины и офисы закрываются, греки ищут густую тень таверн, заказывают при-

вычную еду, а затем уходят домой отлежаться под вентиляторами. И уж ничто не заставит их покинуть прохладу и выйти на раскаленную сковороду улиц. Сиеста – это святое!

Вообще, местные едят очень скромно, без гурманства. Еда простая, крестьянская: горячий хлеб грубого помола, который макают в оливковое масло с накрошенным чесноком. Соль заменяют маринованные оливки и сыр “Фета”. На обед – большой кусок баранины на косточке или свиная отбивная. Каждый день нехитрый салат из крупно нарезанных помидоров, огурцов и колец синего лука. Обязательно домашнее вино с привкусом эвкалиптовой смолы, ну и на посошок рюмочка анисовой водки “узо”, которая на жаре вместо корвалола.

Греки – большие домоседы, они крайне редко покидают свой дом, если только надо ехать на заработки. Это одна из самых малопутешествующих наций в мире. Не из-за глубокой и святой нищеты, а из-за какого-то утробного знания, что Греция – это альфа и омега всего на Земле. От нее пошла цивилизация! Сверяясь с ее храмами, зодчие строили в далеких землях свои; заимствуя старые греческие сюжеты, писатели сочиняли на варварских языках новые. Олимпийские игры, театры, суды, деньги, скульптура, военное искусство – все родом отсюда. Это же колыбель человечества!

В свое время греки вдоволь напутешествовались на быстрых триерах, а теперь можно и передохнуть. Многие критяне за всю свою жизнь так и не побывали в Афинах, более того, проживающие на западе острова никогда не видели его восточного берега и наоборот. Съездить просто так, чтобы праздно поглазеть, – что за блажь? Вот если бы что-нибудь продать, но бензин дорог, а осел стар…

На жару не обращают никакого внимания. Можно видеть, как в 40-градусное пекло пожилой критянин, надев тяжелые сапоги на каблуке, пиджак и фетровую шляпу, идет в любимый кафенион пить горячий кофе.

Здесь время меряют чашечкой кофе, стаканом домашнего вина, выкуренной сигаретой, а вечером сочными оливками и золотистыми кусочками сувлаки на шампуре, напоминающими костяшки на счетах бухгалтера.

Глядя на греков, невольно успокаиваешься. Мысли перестают бегать хаотично, теперь они лежат, немного шевелясь, как пальчики ног во влажном песке. Об этом ощущении хорошо написал Кнут Гамсун: “Многие годы мне был неведом этот покой, быть может, двадцать или тридцать лет, а быть может, я знал его лишь в прежней своей жизни. Но я чувствую, что когда-то уже изведал это чувство покоя, оттого и брожу здесь, и напеваю, и блаженствую, и радуюсь каждому камешку, каждой травинке, и они мне тоже радуются. Они – мои друзья”.

Танец ленивых

Надо сказать, “сиртаки” – очень ленивый танец. Греки, утомленные вечным летом, поддерживая друг друга за плечи, переставляют слева направо ноги. Потом из цепочки выходят скромные девушки в шальварах и делают два приседания, следом за ними выдвигается молодой самец и, опираясь о плечо пожилого танцора, совершает несколько замысловатых прыжков, при этом суча ногами в воздухе и чуть не сбивая поднос с головы официанта. Это похоже на взбрыкивание дикого козла кри-кри, который водится с незапамятных времен только на Крите. Кри-кри бродят неприкаянно по острову, досаждая автомобилистам и устраивая аварии. У нас бы их давно отстреляли, а здесь вдоль дорог высадили олеандр, который цветет круглый год и отпугивает животных своим густым ароматом. У моря я увидел одинокого старого козла, он, поставив копыто на камень, как-то уж очень осмысленно смотрел на закат. Козел-философ!

Забавы царя Кноса

Когда бродил среди руин лабиринта Минотавра, то подобрал пару черепков, хотя это запрещено. Наверняка, то были совершенно обыкновенные кувшины для вина или масла, когда они разбились, то критянка даже не охнула. Но необыкновенное место, где я их нашел, пыль веков, а еще… Я представил, как к этому глиняному черепку припадали губы, над которыми засеребрилась капелька росы. Жара! Роса скатилась и слегка подсолила красное вино, разбавленное водой. Все эти фантазии превращали мусор в маленькое сокровище, заговорившее в моих руках…

Глядя на уцелевшие фрески, написанные за две тысячи лет до нашей эры, понимаешь, откуда есть пошли греки и римляне. Похожие носы с горбинкой, прически и одежды…

Во дворце царя Кноса был терракотовый водопровод и канализация, сохранились даже русла искусственных ручейков, которые журчали во внутренних двориках огромного города-дворца на 12 тысяч человек. Специальные бороздки по краям канавок “устраивали” небольшую бегущую волну и ублажали слух, насыщая воздух прохладой. Теперь здесь только цикады трещат.

Удивительно, но уже в то время строители знали секрет изготовления бетона и умели имитировать штукатурку под массив дерева. Не разграбленным дворец оставался до самого прихода археологов в начале прошлого века лишь потому, что местные жители всерьез верили в легенду об ужасном Минотавре, обитавшем в подвалах. Сегодня ученые утверждают, что чудовище все-таки существовало, скорее всего, это был бык-мутант невиданных размеров.

Царь Кноса, видимо, страдал амнезией, а может, ему просто незваные гости обрыдли. Он щедро угощал очередного гостя, а на утро забывал о нем. Бедняга мыкался по нескончаемым коридорам и комнатам, спрашивал слуг, где выход, а те, перемигиваясь, указывали на единственную лестницу, ведущую в подвалы к Минотавру.

Несмотря на дурную славу Кноса, поток гостей не уменьшался. Люди шли, чтобы своими глазами увидеть чудо – многоэтажный дворец с висячими садами и ручьями, протекающими прямо по колонным залам и внутренним покоям. Наверное, все же это было первым чудом света!

Спустя четыре тысячелетия народ по-прежнему идет сюда. Царапает стены, тащит камушки и черепки… Минотавра на них нету!

Над чем смеялись древние греки?

Я взял с собой на Крит книжку с греческими рассказами неизвестных авторов и басни Эзопа. Когда-то я их уже читал, теперь решил перечесть. Под эллинским солнцем, которое жгло страницы, закапанные апельсином, они читаются по-другому. Два разных впечатления! Подобное я испытал в Пятигорске, где перечитывал, сверяясь с натурой, “Героя нашего времени”.

Один рассказ назывался “Лукий, или Осел”, этот сюжет потом позаимствовал Апулей, и другой – “История Аполлония, царя Тирского”. Осел оказался куда интереснее царя, ну это естественно.

Удивительно, все меняется вокруг, но только не человек. Три тысячи лет назад древний грек смеялся над тем же, над чем теперь смеемся мы. Вот небольшой отрывок из книжки: “Когда мы пришли туда, где жил Филеб – так звали купившего меня, – он тотчас же громко закричал перед воротами:

– Эй, девочки, я купил вам раба, красивого и сильного, родом из Каппадокии!

“Девочки” же – это была толпа развратниц – в ответ захлопали в ладоши, предвкушая веселую ночь оргии. Когда же они отперли ворота и увидели осла, то накинулись было на Филеба с кулаками: “Опять нам придется скучать!”, но, разглядев меня хорошенько со всех сторон, успокоились”.

У Эзопа юмор более философский: “У одного сорокалетнего чиновника с проседью была сорокапятилетняя старушка жена и молодая любовница. Молодая стеснялась своих подружек, что ее любовник – старик, и, когда ласкала его, то незаметно выдергивала седые волосы, а дома жена налегала на черные, чтобы разница в возрасте у них была не так заметна. Так ощипывали его то одна, то другая, и, в конце концов, он облысел”.

Между “не” и “охи”

Греческий язык грубоват на слух. Вот у соседей итальянцев не язык – песня! Хотя многие греческие слова звучат очень торжественно. Например, эфхаристо (спасибо), де симфоно (я не согласен), сагапо (я тебя люблю), мавро (черный), поса стихизи (сколько стоит) и т.д. Алфавит – дикая смесь кириллицы и латиницы.

Оказавшись на знаменитой Кожаной улице в Ханье, над которой стоит острый запах сафьяна, нельзя было не купить куртку. Продавщицей оказалась армянка, разговорились. Я сказал, что “Арарат” гораздо лучше “Метаксы”, она восприняла это как комплимент и сбавила 20 евро. Я попросил скинуть еще столько же. Она позвонила хозяину греку и в трубке послышалось одно сплошное: “Не, не, не…” После чего она мне сказала: “Да!”

Это было удивительно.

Когда брали машину напрокат, ситуация повторилась. Опять мотают отрицательно головой и с улыбкой говорят: “Не, не, не…”. Что за черт? Все оказалось проще фасоли. “Не” – это “да”, а “нет” по-ихнему – “охи”. Но “охи” здесь редко произносят, разве что по телевизору, когда транслируют заседание греческого парламента. После голосования председатель оглашал результаты: “Папандрополис – не, Георгидрополис – не, Фистулополис – охи…”.

С одним туристом из России, рассказывают, случился здесь такой конфуз. Взял машину на прокат и поехал в Ираклион. Там с трудом, где-то в переулке отыскал свободное местечко для парковки и, чтобы найти обратную дорогу, записал название улицы – “Одос”. Погулял вдоволь, и вот пришло время возвращаться на ужин в отель. Ищет свою машину, но тщетно. Заблудился! Увидел полицейского, обрадовался. Сует тому бумажку с названием улицы, а тот читает и вдруг начинает смеяться. Оказалось, что “одос” – это всего лишь “улица”…

Оранжевое золото садов

Мы решили поехать к апельсиновым садам, которые растут на берегу Ливийского моря. Нам надо было пересечь остров с севера на юг, по прямой километров тридцать, не больше. Но “прямая” оказалась извилистой горной дорогой. Я еще в Казани, когда изучал карту Крита, поначалу принял дороги за реки, настолько они были неправдоподобно закручены. Целый час петляли, разматывая спираль горного шоссе на высоте двух тысяч метров, немея перед потрясающими видами, когда дорога обрывается как взлетная полоса, приглашая взлететь над лазурью моря, незаметно переходящего в небо. Уже спустившись в долину апельсинов, увидели на склоне черный кабриолет колесами вверх, а потом еще несколько смятых машин. Кто-то принял приглашение и… взлетел!

Греческая земля насквозь пропитана золотым солнцем, многочисленные копии которого висят на кривоватых деревцах. Критские апельсины еще во времена древних эллинов украшали столы знати и простолюдинов, они подслащивали пиршества Софокла, Эзопа и Архимеда, а сегодня оранжевое золото Греции светится в пакете, который я несу с базарчика в номер отеля. Там у меня еще стоит пузатая бутылочка “краси”. Достаточно, чтобы вообразить себя Орфеем!

фото автора