Пшеница на этом участке уродилась на зависть. По грудь. И такая густая – змея не проползет, по словам председателя колхоза. Ровная-ровная – яйцо покатить можно, по словам того же председателя. Тяжелее свинца! Давно такого урожая в этих местах не видали. Центнеров пятьдесят с гектара должно бы быть, никак не меньше.
И по ней, безжалостно сминая гусеницами и чадя черным дымом, ползет бульдозер. Подцепляет ножом, срезает под корень, расталкивает в обе стороны.
Председатель, весь черный от возмущения, сидит на крыле “Газика”, нервно курит. Наконец не выдержал, встал, направился к бульдозеру, махнул машинисту рукой, чтобы тот притормозил.
– Нельзя ли поаккуратнее? Зачем так широко захватываешь?
Бульдозерист – молодой парнишка в черной от пыли майке и сам весь грязный, одни белки глаз, да зубы белеют – оправдывается:
– Я уж и так стараюсь. Мне велели расчистить полосу шириной в десять метров, а я – видите – беру не шире четырех-пяти метров. Что я, не понимаю, что ли? Я сам деревенский.
– А если деревенский, должен понимать. Нет, не цените вы хлебушек. Не знаете, каким трудом он нам достается…
– А что я? Мне велели, я и работаю. Вы это начальству нашему скажите…
– Да говорил я. Разве они понимают?
Председатель, безнадежно махнув рукой, возвращается к “Газику”. Шофер вопросительно смотрит на него: “Может, поехали?”
– Подожди. Должен был инженер их приехать. Может, еще уговорю.
– А то мало их уговаривали! Толку-то… Поехали, Самат Шакирович! Не травите зря душу.
Включил зажигание.
– Подожди. Да заглуши ты мотор! Не могу я оставить это так. При мне он еще старается брать поуже. Парень, ничего, понимающий. А приедет главный инженер, заставит расчищать все десять метров – как положено по проекту.
– Ну что вы, Самат Шакирович, не понимаете? Назавтра привезут железные фермы, потом кранами будут их ставить. Все равно все десять метров затопчут. Еще и больше прихватят. Впервой, что ли?
– Все равно подождем еще немного.
Сидят, молчат, курят. Нещадно палит августовское солнце. Урчит бульдозер. Стонет земля.
А началось это безобразие еще прошлой осенью. Приехали геодезисты от нефтяной конторы. Ходили по полям, что-то мерили, смотрели в свои приборы. Председателю колхоза объяснили, что будут тянуть через их поля линию электропередачи для новых промыслов.
– Ну что ж, тяните, раз такое дело. Может, и наш колхоз подключите?
– Нет, напряжения не хватит. Нам самим в обрез. Может, потом, в дальнейшем…
– Ладно, будем надеяться, что доживем до этого.
Когда через несколько месяцев те же геодезисты принесли председателю на согласование проект, он ахнул:
– Да вы что – с ума спятили? Там же наши лучшие земли, отведенные под пшеницу. Мы туда одного навозу сколько навозили!
– Как вы ограниченно рассуждаете! Вам навоз дорог. А тут речь идет о добыче тысяч тонн нефти. По пятилетнему плану!
– Да разве я против? Только можно же протянуть линию в другом месте. Вон пустыри вдоль реки. Там только полынь да бросовый кустарник растут. Тяните, ради бога, – не жалко.
– Об этом не может быть и речи. Проект утвержден в Москве, в министерстве. Сейчас даже ни одной опоры переставить не имеем права.
– Значит, должны были согласовать с нами раньше. А портить такие земли я не позволю!
– Давайте рассуждать по-государственному. Если тянуть вдоль реки, то линия удлиняется на несколько сот метров. Потребуются несколько новых опор и сотни метров дорогого медного провода. Если подсчитать, то это дороже вашей пшеницы встанет.
– И вы не получите премию за экономию?
– Ну, знаете…
– Да ладно, чего уж там. Понимаем. Хоть что-то заплатите нам за отчуждение земель?
– До этого можно было. А сейчас вышло новое постановление Совмина СССР, обязывающее отчуждать земли для нефтяников бесплатно.
– Вон оно что! Значит, не заплатите ни копейки?
Прошла еще пара месяцев. И вот когда пшеница не только выросла, но и почти созрела, вдруг приезжает представитель нефтяного управления:
– С завтрашнего дня начинаем прокладку линии.
Председатель взорвался:
– Да вы что, специально ждали, пока пшеница поднимется? Не дам губить урожай!
– Как так?
– Не дам и все! Хоть тресните.
– Да вы знаете, что срываете дело государственной важности?! Да за это при Сталине вас бы под расстрел подвели. Молчите? Я буду жаловаться в райком.
– Жалуйтесь. Все равно не дам губить урожай.
В тот же день председателю позвонил сам первый секретарь райкома партии:
– Ты что это, понимаешь, своевольничать вздумал?
– Нияз Габдуллович, пшеницу жалко! Ведь урожай пропадает.
– А ты думаешь, это одного тебя касается? В райкоме одни дураки сидят? Нам, думаешь, не жалко? Но нефть – это народное богатство.
– Хоть бы заплатили за потраву! А так колхозу ни копейки…
– Что за обывательские рассуждения? Из-за тебя страна может недополучить тысячи тонн нефти. Знаешь, сколько это стоит на мировых рынках?
– Но, Нияз Габдуллович…
– Никаких но! Ты в армии служил? Ну так вот – приказ начальника не обсуждают, а выполняют. Считай, что это приказ.
– Нияз Габдуллович, поймите, я не против линии. Пусть прокладывают. Об одном только прошу – пусть отложат хотя бы на две недели. Уберем хлеб, тогда пожалуйста. Пойдите и вы мне навстречу. Ведь сами же завтра будете требовать выполнения плана по хлебопоставкам. Я ведь тоже не для себя, для района стараюсь.
– Ладно, попробую поговорить с начальником НГДУ.
Но этот разговор, видимо, не дал положительных результатов. У НГДУ – свой план. Задержка на две недели означала простой техники, людей, механизмов. В общем, назавтра, как и обещали, бульдозер пошел топтать и крушить пшеницу.
…Солнце уже поднялось высоко, время клонилось к обеду, когда шофер тронул председателя за плечо:
– Поехали, Самат Шакирович. Никого сегодня больше не будет.
– Поехали.
На другой день и вправду привезли железные фермы опор. Истоптали полосу шириной метров в пятнадцать. Потом начали рыть ямы под фундаменты опор, заливать бетоном. И вдруг все остановилось. На полях снова не осталось ни души. Когда комбайны начали убирать прилегающие участки – урожай и впрямь был отменным, – только ветер гулял по остаткам смятых и втоптанных в землю колосьев. Оказывается, возникло какое-то более срочное дело и рабочих отозвали туда. И только где-то в начале декабря прокладка линии продолжилась.
1971 год.