Отпуск – это разрыв в обруче, который стягивает твою жизнь в городе, где приходится работать, работать и работать ради этих двух малюсеньких недель беспечной жизни. Главное, не омрачать эти драгоценные дни мыслями о работе и еще постараться выветрить из головы любимую Казань! В этом мне помогает, например, такой нехитрый прием: я представляю за окном набирающего ход вагона всех тех, кто особенно доставал меня в течение года. Выстраиваю их в шеренгу и машу им, как мафиози, – ладонью к себе. Некоторые, особенно назойливые, еще бегут за поездом, пока не разбиваются о бетонные столбы или шлагбаумы. Но вот, кажется, со всеми расправился! Путь в Европу свободен…

Брестский вокзал

Выгружаемся из “Белорусской чугунки”, как здесь называют фирменный поезд, и вот…

На помпезном вокзале в Бресте, выстроенном в стиле сталинского романтизма, под огромным фикусом ждем электричку до первого польского городка Тересполь.

Озираюсь по сторонам. Рядом круглосуточный обменник, ради интереса сунул в окошко 50 наших рублей одной бумажкой и получил бумажный веер их. Купил три бутылки местного пива, потом в привокзальном WC выяснил неофициальный курс двух братских валют: за вход выкладывай либо 6 российских рублей, либо 500 белорусских. Надо признать, в Белоруссии с нашими-то деньгами чувствуешь себя вполне “белым человеком”!

На вокзале много грузин, они живут на баулах целыми семьями. Заметил, как один подобрал у прикорнувшего соплеменника оброненную купюру и, воровато озираясь, пошел в буфет. Изголодался, бедняга!

Через час польские пограничники фильтровали битком забитую южанами электричку и этапировали их обратно в Беларусь. Гид пояснила, что раньше было много чеченцев, теперь повалили грузины, “бегут от своего Саакашвили”.

Наконец, пограничник с надписью Straz на зеленой куртке ставит мне в паспорт свой штампик, и вот я – в Европе!

Краковской колбасы никогда не было

Пока выезжаем на комфортабельном автобусе из приграничного городка, читаю вывески и рекламу. Все-таки языки у нас – родственники! “Баранки” – “Obarzanki”, “Бинокли” – “Lornetki”, “Бусы” – “Korale” и т.д.  

Дороги – те, что поближе к восточной границе, – такие же, как и в России – узкие, с выбоинами, но повсюду ведется строительство скоростных современных трасс. Правда, недавно разгорелся скандал, выплыло, что деньги, которыми Евросоюз щедро ссуживает возведение дорожной инфраструктуры, уходят налево. “Сказывается близость России!” – шутят поляки.

Но в целом, как и по всей Европе, бросается в глаза одна особенность: безупречные пешеходные дорожки, выложенные кубиками брусчатки, с обязательными утопленными в землю сходами на мостовую. Отдельная тема – велосипедные дорожки. Подкрашенная полоска, отведенная для велосипедистов, располагается между проезжей частью и пешеходной. Предусмотрены специальные светофоры и… даже зебра для пешеходов! 

Через час остановка в придорожном кафе. Изучаю меню, учу язык: “Вермишель” – “Makaron nitki”, “Жареный” – “Palony”, “Бульон” – “Rosol” и т.д.

Здесь же меняют евро на злотые. И все-таки жаль, что Европа постепенно переходит на евро. Как были живописны франки, марки и гульдены! Скоро вот и злотый с портретами польских королей исчезнет.

Наш автобус сквозняком проносится по улицам Люблина, Опатова, Кельцы и въезжает в средневековый Краков. На башне костела Девы Марии каждый час играет трубач. Подудит минуты три и резко обрывает, напоминая жителям, что именно так сразила дозорного стрела татаро-монгольского всадника. 

Решил я попробовать, какая же она настоящая “Краковская” kielbasa. Захожу в Sklep (так у них продуктовые магазины называются), ищу глазами, спрашиваю. Удивление на лице продавщицы, говорит, вся колбаса – краковская! Потом уже выяснил, что настоящей “Краковской” в природе не существует, есть только ненастоящая, и придумали такую в Минпищепроме СССР. Надо было из Казани прихватить палку, вот бы краковчане удивились!

“Тонкие” ароматы Старого Света

Как все же похожи между собой средневековые города Европы: мрачные католические костелы-близнецы, витражи, шпили, золоченые флюгера и скорбные скульптуры святых на фасаде. Не зря в советские времена “Мосфильм” из соображений экономии снимал все свои “иностранные” картины в Прибалтике, легко превращая Таллин в Париж, а Ригу в Бремен.

К тому же и запах повсюду стоит одинаковый. Горькая волна ароматного кофе и горячей сдобы с трудом пробивает себе дорожку сквозь крепкий дух конского навоза и мочи, которую пытаются смыть с раскаленной на солнце брусчатки струей из шланга. Сегодня украшенные галунами першероны, впряженные в нарядные коляски и тарантасы, курсируют по старым улочкам и площадям многих городов. Так что к старушке Европе вернулся ее исторический запашок, который бил в нос не только простолюдинов, но и всей королевской рати, включая мушкетеров. Наполеон с Жозефиной тоже этим самым дышали! Поэтому-то за манжетами носили кружевные платочки, сильно надушенные.

Города теперь, конечно, не утопают в навозе, как это было раньше. Конская упряжь сделана таким образом, что под хвостом крепится кожаная сума для сбора золотых “луковиц”.

Пражские приколы

Когда я тринадцать лет назад впервые побывал в Праге, то заметил один забавный механизм над входом в кафе. Какие-то золотые колесики крутились, и хрупкий человечек взмахивал крыльями, пытаясь улететь. И вот этим летом вновь стою у того самого кафе, и – о, боже – механизм все еще работает! Никто за время моего отсутствия не запустил в человечка пустой бутылкой или снежком. Для меня, выросшего в Казани, это есть большая загадка!

Современную Прагу можно назвать столицей модернизма и скульптурного прикола. По обилию всевозможных чудачеств в архитектуре она давно уже обошла Париж! При этом бзик какого-нибудь модернового скульптора стараются гармонично вписать в старую часть города. Это говорит о многом. Прежде всего – о терпимости городских властей, об их душевной молодости, что ли!

Пражане могут позволить себе улыбнуться и над своими историческими героями, и над современниками. Так, “отец Отечества”, как называют здесь Карла IV, недавно предстал в необычной версии – восседая на перевернутом брюхом вверх коне! А Ярослав Гашек – в виде бюста с припухшим лицом, который установлен внутри странной латунной лошади, напоминающей пивные краны. В исторической части города, и потому – заповедной, стоит и веселит туристов прикольная композиция, посвященная любителям пива. Мало того, что они справляют малую нужду, так еще и двигают туда-сюда этой самой “неприличной” частью тела!

Звуки Венского вальса в… клозете

Королева австрийская Сиси для венцев прямо-таки как “Эби-патша” (Царица-бабушка) Екатерина II для татар. Они, впрочем, очень похожи внешне.

Как только мы въехали в Вену, то сразу побежали пробовать венский шницель, сосиски (туристы их называют по имени королевы – “сисиски”) и, конечно, яблочный штрудель, сладкий кофе и, само собой, горькое пиво! Каждый новый город наш турист пропускает через желудок.

Правда, некоторые женщины, по выходе из кафе, скорчили гримасы и пробурчали: “Ничего особенного, шницель как шницель, а штрудель – обычная шарлотка! А мы-то думали…”. И только мужики, смахивая пену с губ, промолчали. Пиво венское – ну просто нет слов, и не надо.

Потом я купил в киоске билетик на трамвай – он действовал в течение получаса – и поехал кататься. Обычный вроде трамвай, но… Нижняя ступенька находится почти вровень с мостовой, движется вагон бесшумно и быстро, как будто бы летит на воздушной подушке. Поглазев в чисто вымытые окна на помпезные дворцы и памятники Вены, я вышел у Оперы и спустился в знаменитый музыкальный WC. Было похоже на чистый вестибюль в четырехзвездочном отеле, где негромко льется вальс Штрауса – журчит! Музыка в Вене – она повсюду, но сопровождает ненавязчиво. Кажется, что и водители трамваев тренькают в свои звоночки, пытаясь сыграть прохожим какую-то знакомую мелодию.  

Вечером, когда поехали в Венский лес, в винодельческую деревню с непроизносимым названием, то общую картину немного подпортил местный скрипач. Он принялся пиликать “Подмосковные вечера” и “Ой, мороз-мороз!”. Ну зачем?

Зальцбургские бренды

Средневековый городок, втиснутый в ущелье между гранитных скал. На самом верху “орлиное гнездо” – крепость Хоэнзальцбург, внизу – выбит в горе, как бункер, концертный зал на три тысячи мест. Гид тесными проходными двориками вывела нас к золотистому дому на Гетрайдегассе, где родился гений.

Моцарт – самый раскрученный бренд города. Портрет его – белокурый парик, красный камзол, грустные карие глаза – красуется на всех прилавках и витринах: на коробках шоколадных конфет, леденцов и вафель; на этикетках ликеров, шнапсов и пива, а также на упаковке носовых платков и даже… презервативов.

Есть у Зальцбурга еще один, правда, неофициальный бренд, о котором гид говорит полушепотом, – это имена главарей Третьего рейха. Ее рассказ о достопримечательностях города звучал примерно так: “Вот слева от нас на горе, за теми черепичными крышами, виднеется дом, в котором жил и творил Стефан Цвейг, а здесь под каштанами в этой самой пивной, которая работает до сих пор, любили пропустить кружку-другую темного зальцбургского Гитлер с Герингом, но мне об этом запрещено говорить!”

Расположившись под тенью того самого каштана, я наблюдал, как в тупичке узкой улицы пытались разъехаться двухэтажный автобус с “Фольксвагеном”. И ничего, поелозили вперед-назад и с улыбками разъехались. Здесь, на этих тесных улочках, люди испокон веков живут впритирку и умудряются не задевать друг друга. Никто не давил на клаксон и не разрывал средневековую тишину руганью, как это бывает у нас.

И мне сложно понять: зачем Гитлер пошел на Восток? Чего ему не сиделось под каштаном, где так хорошо тянуть литровую кружку одну за другой…

Осторожнее с сосисками в Мюнхене

Мюнхен, он большой и шумный. Сюда приезжают немцы из всех уголков Германии, чтобы что-нибудь продать или купить на огромном рынке города. Кажется, даже костел Фрауенкирхе и прочие памятники отодвинуты на задний план – в глубь Мюнхена, чтобы только не отвлекать их от покупок.

Но рано или поздно все дороги неизменно упрутся в двери знаменитой мюнхенской пивной Хофбройхаус. Кто прославил? Да все те же самые любители пива, что сидели когда-то под каштанами Зальцбурга. В сумерках зала стоят длинные грубосколоченные столы, как на полевом стане, и официанты в национальных жилетках с букетиками в петлице скользят на роликах, и пивная пена, как первый снег, устилает их путь. Они умудряются таскать по дюжине тяжелых кружек в одной руке, по пять тарелок с толстыми сосисками – в другой. Маленьких кружек по 0,5 нет и в помине. Официанты катают по столу, как по катку, прямо вам в руки литровые и двухлитровые кружки с крышечками. После пары таких кружек посетителей тянет положить друг другу на плечи руки и затянуть неофициальный гимн города “Ах, мой бедный Августин, все пройдет – и плохое, и хорошее, но пиво в Мюнхене не закончится никогда!”

Теперь несколько слов о немецких сосисках. Так как сортов здесь множество, а немецкий язык у туристов из России, как правило, базируется на словарном запасе партизан, то выбирать приходится на глазок. Лишь однажды глаз подвел! Сосиски были на вид аппетитные – толстые, белые и похожи на бумеранги. Раздатчица их сразу же накрыла пластмассовой крышкой, чтобы подольше оставались горячими. Когда я расположился за столиком и открыл крышку, то долго не мог понять: откуда это тянет?! За окном – цветы, соседнее строение под красной черепицей больше похоже на частный отель, чем на скотобойню, а туалеты в Германии просто безупречны. Так откуда это ужасное зловоние? Нос по пахучей дорожке быстро отыскал виновника. Это были мои сосиски! Как оказалось, их готовят по старинной рецептуре из закисших потрохов, и многие немцы приезжают сюда специально, чтобы только ими полакомиться. Я был так потрясен, что даже записал на память их название – andouillette. Получается: что немцу хорошо, татарину – капут! 

В Люксембурге ничего не происходит

Все просто – Люси бург, то есть совсем Маленький город, но зато Великого герцогства!

У Юрия Нагибина вычитал в путевых заметках: “Мы вылетели на мост, нависший над гигантской пропастью, разломившей город надвое. Дул сильный ветер, и казалось, что внизу перекатываются зеленоватые волны, и парк представлялся потоком. В самом конце моста мы чуть не врезались в фонарный столб. “Вы слишком быстро ездите”, – сказал я водителю “Меркурия-кометы”. “Быстро? – переспросил он. – Чтобы развить скорость, нужно расстояние. А в Люксембурге нет расстояний. Чуть нажал на газ – и сразу уперся в границу с Германией, Францией или Бельгией!”

С образованием сообщества Бенилюкс пограничный шлагбаум убрали, но Люксембург от этого не стал больше. Границы открыли, но каждое государство продолжает жить по своим законам.

Здесь на все герцогство всего-то два десятка полицейских, так как нет преступлений! Единственное за новейшую историю бытовое убийство произошло в городе лет пять назад, но обсуждается до сих пор. Дело было так: какой-то богатый киевлянин купил в Люксембурге дом, привез жену и утопил в джакузи. И вот посреди ночи все двадцать полицейских во главе с комиссаром, достав пыльные мигалки, принялись ловить преступника. Всего-то пять минут погони, и он им помахал из соседнего государства! Пока туда направили официальный запрос, тот уже в Киеве горилку пил…

Сувениры я там покупать не стал, зато зашел в лавку при маленькой пекарне и взял в дорогу свежеиспеченный хлеб, к которому прилагался термопакет и граммов двести местного овечьего сыра. Полагалось разломить хлеб надвое, пока он еще был горячим, и положить внутрь кусок сыра, который начинал плавиться на глазах. Теперь мне кажется, таков вкус и запах Люксембурга.

Мошенник, прославивший Страсбург

По дороге в Париж это первый французский город на самой границе с Германией, поэтому здесь говорят больше по-немецки, чем по-французски. По этой же причине в ресторанчиках предпочитают пиво с сосисками, а шампанское с круассанами заказывают только туристы. Тихий городок и очень уютный. Даже в будний день – нет суеты. Машины, в большинстве своем кабриолеты, едут с достоинством, не спеша. В пустых уличных кафе сидят в одиночестве мужчины в шляпах и сухопарые фройлян с болонками или мопсами на коленях. В Европе я ни разу не видел, чтобы кто-то выгуливал собак бойцовской породы, у всех – любовь к декоративным, почти сувенирным собачкам, которые легко умещаются в дамских сумочках и, видимо, играют роль одновременно и плюшевой игрушки, и ребенка.

В центре Страсбурга стоит позеленевший от времени Гуттенберг – “заменивший перо металлическими литерами”. Интересно, что этому изобретению предшествовал побег Гуттенберга из родного Майнца, где его уличили в мошенничестве. В Страсбурге он соорудил машину и собирался печатать поддельные векселя, но для пробы решил вывести несколько страниц Библии. В результате изобретатель так увлекся, что отпечатал несколько сотен экземпляров и стал… известен и богат. Помыслы мошенника из Майнца были преступны, зато результат – божественен, и благодарные современники установили Гуттенбергу памятник, на котором выбили такую надпись: “Книгопечатание позволило вызволить из мрака невежества сокровища знаний и мудрости, чтобы обогатить и просветить весь мир.” 

Еще в Страсбурге находится “Маленькая Франция”. Когда снимают исторические фильмы о Франции, то приезжают сюда, так как в современном Париже уже не сыскать стен, которые бы помнили мушкетеров и гвардейцев кардинала. Здесь же сохранился целый квартал с каналом, над которым нависают столетние вязы. По вечерам жители симпатичных домиков растворяют окна настежь и удят карпов, а потом жарят их по-мушкетерски на шпажках.  

Съесть луковый суп – и умереть!

Под вечер несемся по отличной трассе (все дороги во Франции платные, поэтому качество – отменное), потом съезжаем в сторонку, и я вижу: посреди пшеничных полей стоит одинокая гостиница с неоновыми буквами на крыше “Le Saint-Exupery”. Почему хозяева отеля остановили свой выбор на имени писателя-летчика, вскоре стало понятным. Прямо над гостиницей проходит воздушный коридор для самолетов, следующих в аэропорт Шарля де Голля. Неподалеку установлен обелиск с именами пассажиров печально известного “Конкорда”. О том, что Париж – столица мира, можно было судить по частоте взлетов и посадок. Ровно четыре минуты отводилось для каждого лайнера. В путеводителе вычитал, что Париж за год принимает аж до 70 миллионов туристов!

Городок, где мы остановились, назывался Гуссан-виль. На горизонте ровно в десять вечера зажигала свои веселые огни миниатюрная Эйфелева башня. Значит, Париж – совсем рядом. 

Перед поездкой решил всерьез заняться французским. Учил, учил, ничего не запомнил, кроме ненужной мне пока фразы “атак кардьяк” – “сердечный приступ”. Но уже в Париже нам раздали карманный разговорник, который очень пригодился, так как многие французы упрямо не желают изъясняться на английском. До сих пор помню некоторые слова и фразы: “Отбивная” – “кот”, “лягушки” – “кюис де гренуй”, “ветчина” – “жамбон”, “колбаса” – “сосисон”, “капуста” – “шу”, “как дела?” – “сава?”   

Гид зазывала в один ресторанчик, попробовать “кюис де гренуй”, но народ, поморщившись, сказал: хотим лукового супа и устриц. Всю жизнь только об этом  мечтали! Кабачок под названием “Винная гора” находился на Монмартре. Оформление простенькое, стилизованное под харчевню: длинные столы, кружева на скатерках, повсюду букетики сухих полевых цветов. Грубые глиняные тарелки и бутыли из-под вина, наполненные простой водопроводной водой (в Париже она считается питьевой и по правилам ее подают на стол бесплатно вместе с корзинкой хлеба). Два зала обслуживал один шансонье, бегал взад-вперед с гитарой и подражал то Дассену, то Азнавуру.

Чтобы передать ароматы и вкус французской кухни, вновь обращусь за помощью к Юрию Нагибину: “Мальчик вбегал с блюдом, выложенным водорослями, с распахнутыми канкальскими устрицами, кусочками льда и половинками лимонов, обдавая посетителей свежим морским запахом. Назад он мчался с блюдом, отблескивающим перламутровой наготой опустошенных раковин. Но вот он оборвал свой бег возле нашего столика, и море объяло нас крепким йодистым запахом, холодом и свежестью. Двумя гребками ложки моя спутница выскребла устрицу из раковины, как из чаши. “Пищит!” – сказала она, смеясь. Вскоре перед каждым из нас появился обгорелый глиняный горшок, затянутый поверху твердой розовато-желтой коркой. Это и был знаменитый луковый суп. Пробив корку, ложка ушла в глубину горшка. Я извлек ее назад, полную густой золотистой жидкости, горячей, крепкой, острой…”

Да, все так и было, только сосед потом признался, что все искал на дне горшка кусочек какого-нибудь мяса. Не нашел. 

Устрицы и вправду пищат, особенно когда на них брызгаешь лимонным соком. Когда вышли во дворик, гид сказала: “Не от хорошей жизни они лягушек и устриц стали есть. Просто мяса у них не было. Зато теперь это деликатес!”

Удивила способность парижан даже свои недостатки превращать в достоинства или, на крайний случай, в своеобразие нации. Так, например, снобизм парижских официантов, которые смотрят на всех нефранцузов свысока, здесь преподносят как нечто истинно парижское. Дочь русского писателя Куприна вспоминала, как их с отцом выставили вон из ресторана только потому, что они плохо говорили по-французски и коверкали слова.

Из путеводителя: “Удивительно, как много могут парижские официанты вложить в одно только слово: “Месье?”: Самое обычное приветствие звучит в их устах с таким омерзением и презрением, что хорошо, если вы не подавитесь. Иностранцы чувствуют себя в парижских кафе культурно неполноценными”.

Но если называть все своими именами, то это самое обыкновенное хамство.

Вот еще одна цитата: “Основная забота французов – быть истинными французами. Они абсолютно убеждены в собственном превосходстве, общественном, моральном и индивидуальном над всеми остальными народами мира. В этом и заключается их знаменитый шарм. Остальных они не презирают, а жалеют!”

Рядом с Триумфальной аркой на скамеечке расположился пахучий, как сыр камамбер, местный бродяга, выходец из Магриба. По всей видимости, он пришел к себе домой: снял обувку и накрылся картонкой. Отпив из горлышка, поставил бутылку под лавку. Я сидел на соседней скамейке, и он кивнул мне: “Бон суар!” (Добрый вечер!)

Не ходите, дети, в Диснейленд гулять

Попасть в Диснейленд – мечта детей всего мира, да и взрослых тоже. Кажется, последних здесь большинство, ведь, как правило, одного ребенка сопровождает большая свита  родителей и родственников. Самое завораживающее зрелище – карнавал мультяшных персонажей. Бедняги, в жару они парятся в своих наглухо задраенных костюмчиках, умудряясь при этом еще и танцевать, и прыгать. Особенно не повезло Мишке! В тот день стояла 30-градусная жара, он успел только поздороваться с детишками и тут же рухнул, подмяв под себя Белоснежку. Тролли быстренько оттащили его, ведь шоу должно продолжаться.  

Увы, страна развлечений Уолта Диснея уже не поспевает за развитием техники, многие его аттракционы сегодня украсят разве что наш парк имени Горького. А те, что еще интересны, от нещадной эксплуатации – 16 часов в сутки без выходных! – сильно поизносились и ломаются прямо на глазах. Я спустился на лифте под кладбищенские завывания  в подвал “Дома приведений”, и тут “пластинку” заело и трехмерное изображение вурдалаков застопорилось. Чинили электронику минут двадцать, затем усадили в черные катафалки, которые уносили всех без разбору к чертям в Преисподнюю, но и там минут пять пришлось обождать, пока электрик починит огромный электрический котел и сковородку. Когда, наконец, я выбрался из неисправного Тартара на солнышко, то жизнь показалась прекрасной!

Потом решил сходить на сеанс стереофильма. Фойе быстро заполнилось, но в зал не запускали. Прождали минут сорок и, понятное дело, начали роптать. Вышла администратор и извинилась на трех языках, кроме русского, за возникшие неполадки. Удивило также, что крутили они все тот же фильм про профессора Зиленски, который уменьшился до размеров вошки. Этот фильм я смотрел здесь еще два года назад. Репертуар у них, похоже, того, с бородой.

Чтобы прокатиться на аттракционах, которые подпадают под разряд “супер”, придется выстоять в очереди часа полтора, не меньше, и это ради 10 минут головокружительных виражей. Администрация пытается хоть как-то разрулить ситуацию, у самых популярных горок установили автоматы, которые выдают билетики на конкретное время. Но это мало что меняет. Я, например, пришел в Диснейленд в 10 утра, а автоматы предоставляли “зеленый коридор” уже на 12.30 и позднее. Конечно, хотелось попасть пораньше, вот так и завяз сначала в одной очереди, затем в другой…

И все же ничуть не жалею, что побывал в стране Диснея, пусть и с большим опозданием – в сорок шесть лет. Вернуться на денек в детство кому не хочется?! Тем более что детство мое прошло в Советском Союзе, а очереди там были обязательным атрибутом повседневной жизни.

Вот коротенький репортаж с одного только аттракциона. Вас усаживают в каноэ, и вы неспешно плывете по подземной реке в неизвестность. Вокруг плещется черная вода и кричат ночные птицы, и вдруг за поворотом утлую лодочку подхватывает сильное течение, и вы почти отвесно падаете в голубое ущелье, уносимые водопадом. Само собой, орете! Вокруг на скалистых берегах, рядом с затопленной каравеллой, на мачте которой болтаются скелеты, оживают колоритные персонажи фильма “Пираты Карибского моря”. Эти куклы сделаны так искусно, что кажутся живыми! Их дикие морды освещены кострами и факелами, они хохочут и курят трубки, рядом хрюкают свиньи и кудахчут куры. Вот из темноты выплывает горбатый мостик, на перилах сидит одноглазый и одноногий пират и прикладывается к бутылке рома, при этом паля из пистолета во все стороны без разбору. За следующим поворотом реки, на палубе захваченного фрегата пираты вовсю делят золотые дукаты и женщин в чепчиках. Стоит пальба и мордобой! Заметив каноэ, они заряжают корабельную пушку. Ядро свистит над самой головой и плюхается в воду позади, окатив вас брызгами.

Даже и не припомню, когда я еще раз так пугался и замирал от восторга! Кажется, только во сне…

Версаль – “дедушка” российских дворцов

Версаль – изящный городок вблизи Парижа, он похож на старого аристократа, который даже шаркает ножкой как-то с достоинством. Он тебя как будто бы и не замечает вовсе. Кто ты такой?

Местные жители либо поливают цветочки на балконе, либо несут домой длинный французский багет в корзинке, либо сидят в кафе и тянут винцо.

Попробовал и я так тянуть, предварительно бултыхая глоток во рту, как советуют дегустаторы, но ничего не вышло. Быстро прикончил бокал. Вино показалось чересчур кислым, и я попросил пива. Официант даже удивленно переспросил: “Бьер?”

Потом я увидел, как он пересек улицу и вскоре вышел из соседнего магазина с бутылкой бельгийского крепкого, которое и толкнул мне втридорога.

Когда Петр I после нищей избяной России увидел Версаль, то был потрясен. Говорят, у него даже усики торчком встали. От этого потрясения появился Зимний дворец и великолепный Петергоф с Монплезиром, далеко превзошедшие изяществом и богатством своего французского “дедушку”.

Бродишь по коридорам Версаля, проходишь залы и опочивальни насквозь (все комнаты здесь проходные) с потемневшей позолотой, которая нанесена на лепнину, балясины и перила лестниц, дверные ручки и надкроватные балахоны с позументами. Смотришься в закопченные от канделябров зеркала, и как будто бы книгу Дюма читаешь…

Излюбленная тема для экскурсоводов – это оправление естественных нужд королей и многочисленной свиты. Вам покажут изящные фарфоровые горшочки, которыми пользовались дамы, бархатный трон с дыркой – для короля. Челядь в зимнее время года пользовалась балконами, в летнее – кустами и клумбами. За освобождение Версаля от экскрементов Людовик XVI даже учредил медаль!

Наш турист недоволен. Ему Версальский дворец виделся совершенно иначе: побольше, побогаче, поэффектнее, а тут галерея парадных портретов, вызывающая зевоту, бесконечные обшарпанные залы и толпы японцев…

Мне же унылыми показались французские дворцовые парки, будь то в Версале или в Париже – например, Тюильри близ Лувра. Фонтаны – молчат, что-то там с насосами. По аллеям негры кучкуются и белые столпы пыли проносятся, так как все дорожки здесь посыпаны какой-то дрянью, от которой начищенные перед выходом ботинки становятся похожими на башмаки мукомола. Хотя, как смотреть… Поль Элюар сказал, что это – “пудра королей”!

Фото автора.