В нашей постоянной рубрике мы продолжаем дневник событий, произошедших 65 лет назад на фронтах Великой Отечественной войны. Ведет его наш постоянный автор, военный историк и участник тех памятных боевых сражений.

Итак, на дворе – октябрь 1944-го.

Румыния меняет фронт

29 августа 1944 года историки числят датой окончания Ясско-Кишиневской наступательной операции 2-го и 3-го Украинских фронтов (так называемый “седьмой сталинский удар”). Это была самая короткая из операций Красной Армии того победного года.

Началась она 20 августа. Но уже 23-го в Бухаресте произошел государственный переворот при поддержке юного короля Михая. Верный Гитлеру диктатор Антонеску был отстранен от власти и тут же взят под стражу. Новые власти порвали с Германией и развернули фронт на 180 градусов, объявив войну своему вчерашнему союзнику.

К этому времени цели Ясско-Кишиневской операции нашими войсками были в основном достигнуты. К исходу 21 августа была окончательно сокрушена тактическая оборона противника и подвижные соединения фронтов вышли, как тогда говорили, “на оперативный простор”.

На следующий день ударные группировки 2-го и 3-го Украинских фронтов, наступавших навстречу друг другу, перекрыли пути отхода немецкой группы армий “Северная Украина”. Оперативное окружение кишиневской группировки противника было завершено. Ее ликвидация происходила уже в новой военно-политической обстановке при содействии нашего нового союзника – румынской армии.

В ходе боев фронты генералов Малиновского и Толбухина разгромили и уничтожили 22 немецкие дивизии, было взято в плен свыше ста тысяч немецких солдат и офицеров, в том числе 25 генералов. 25 октября части 40-й армии Жмаченко и 4-й румынской армии генерала Аврамеску ликвидировали последние опорные пункты немцев в Румынии, овладев городами Сату-Маре и Карей. Этим завершились семимесячные бои Красной (а теперь, после пересечения государственной границы, – Советской) Армии за Румынию. Они стоили нам потерь числом свыше 286 тысяч человек, из них 69 тысяч – безвозвратные.

С окончанием Ясско-Кишиневской операции войска 2-го и 3-го Украинских фронтов продолжали наступление. Выполняя директиву Ставки, войска 2-го Украинского фронта Малиновского нанесли новые мощные удары по противнику и разгромили его в Плоештинском нефтеносном районе. Вермахт лишился румынской нефти, создались благоприятные условия для выхода советских войск в Трансильванию и оказания содействия прорыву 4-го Украинского фронта в Закарпатье.

В целом эти успехи Советской Армии означали прорыв наших войск на Балканы, что приобретало важное не только военно-стратегическое, но и политическое значение для дальнейшего хода войны и послевоенного будущего Европы.

Сражение, развернувшееся на этом направлении советско-германского фронта после победы в Ясско-Кишиневской операции в сентябре 1944-го – феврале 1945 года, историки подразделят на несколько стратегических операций – Восточно-Карпатскую, Белградскую, Дебреценскую, Будапештскую. В свое время эти операции советская история войны объединяла под общим названием “девятый сталинский удар”. Но и в отдельных операциях стратегическое планирование и позднейшая историография войны выделяли как главное, так и второстепенное направление боевых действий. При этом главному уделялись основное внимание полководцев и приоритетная доля почета для сражавшихся здесь соединений.

На “второстепенном” направлении

После почти трех лет участия в боях на главных направлениях войны наша дивизия оказалась на одном из тех участков фронта, которые историки будут числить во второстепенных.

Где-то были танковые прорывы, воздушные армии, оперативные просторы, сотни артиллерийских орудий на километр фронта с немереным расходом боеприпасов… У нас же – стрелковые роты по десять-двадцать бойцов, жесткий лимит расхода снарядов на орудие (по два-три в сутки) и затяжные кровопролитные бои за безымянные высоты и затерянные в просторах фронта населенные пункты, которые в высоких штабах причисляли к категории “местного значения”.

Кто подсчитает, сколько их было рассеяно на гигантском пространстве войны? И каким числом человеческих жизней оплачено? Думаю – в своей совокупности не меньшим, чем знаменитые, известные всему миру сражения. Но без них тоже не могло быть нашей победы. Потому что нельзя быть везде одинаково сильным.

И насчитывающая едва четвертую часть штатного состава, измотанная в непрерывных боях, скупо снабжаемая всем необходимым для боя, наша дивизия создавала условия для успеха на главных направлениях. Никто нам, конечно, не говорил, что мы будем наступать на второстепенном направлении. Для дивизии каждый бой – главный, и выложиться в нем она должна в полную меру. И даже – сверх того. А для фронтового солдата атака – она атака и есть. Что в бою за всемирно известный город, что за неприметный хуторок, подготовленный противником как опорный пункт, – цена пролитой крови одна.

…Кто-то заметил: война – великое кочевье. И правда. Куда только фронтовые дороги не приводили солдата! Иные из них, кроме как в своем райцентре, ни в каких “заграницах” не бывали. И вот теперь – Румыния. Первое для нас зарубежное государство…

С любопытством присматривался солдат к тамошней жизни. Небогатая, в общем-то, страна. Считалась вроде задворком Европы. Народ в большинстве неграмотный. Рассказывают, что пожилые крестьянки даже пытались нащупать на голове нашего бойца чертовы рожки, с которыми изображали на пропагандистских плакатах русского завоевателя. Одеты не по-нашему. Парусиновые узкие брюки и длинные белые рубахи до колен, повязанные широкими поясами. Многие носят меховые безрукавки, на ногах – кожаные постолы… Любопытно.

Но солдат – все же не досужий турист. Воевать надо. Правда, румынская армия как противник перестала существовать. Начали встречаться части, которые теперь выступали против немцев.

Познакомился с румынским артиллеристом со знаменитой для нас фамилией Фрунзе. Собственно, заочно мы были уже знакомы. Выяснилось, что воевали на одном участке, только по разную сторону.

Трудно сказать, с какими настроениями они теперь переменили фронт – как по команде “Кругом!”. Они и на немецкой стороне воевали без воодушевления, особенно когда углубились далеко на восток, вплоть до загадочного Сталинграда, о котором раньше не имели никакого представления.

А вот венгры продолжали воевать, и чем ближе фронт подходил к границам их государства, тем упорнее. 21 сентября я заносил в свой дневник: “Венгры и немцы яростно сопротивляются, цепляются за каждую выгодную для обороны высоту. Преодолели вершину Карпат и спускаемся к городу Регин. С батальоном Козлова, который я теперь поддерживаю своей батареей, двигался по горным дорогам в обход позиции противника на главном маршруте наступления дивизии. Мои орудия далеко отстали, радио работает неустойчиво. Комбат ворчит и грозится пожаловаться в дивизию. Настроение – хуже некуда”.

Случалось, немцы сами выходили в тыл наших глубоко прорвавшихся обходящих батальонов. Бои приобретали в таких случаях особенно ожесточенный, рукопашный характер.

Клочок неба над головой

Война в горах особая. Для нашей “равнинной” дивизии – непривычная. Горы на нашем направлении сравнительно невысоки. Запомнились высоты с отметками 1505-2200 метров от уровня моря. Но преодолеть километр в горах, даже без боев, в несколько раз труднее, чем на равнине. А противник, надо сказать, умело использовал каждую выгодную высоту для создания опорных пунктов, разрушал узкие крутые дороги, переходил в короткие, но чувствительные контратаки, часто поддержанные самоходными орудиями.

Собственно говоря, перед нами была как бы одна вражеская оборона глубиной в десятки километров, достаточно продуманно организованная по горным цепям и долинам между ними. Ее мы и преодолевали в течение нескольких месяцев почти до самого выхода на последнюю прямую войны.

Я невольно наблюдал, как замкнутое пространство в горах с небольшим клочком неба над головой, да еще закрытым осенними тучами, влияет на психологический настрой участников боев. Усиливается чувство смутной тревоги, которое часто принимали за таинственное предчувствие скорой гибели. Сейчас мы, возможно, назвали бы это состояние депрессией. Тогда этого слова мы, кажется, не знали. И как его преодолевать, никто нас, командиров, не учил. (Да и учат ли теперь?)

У нас, артиллеристов, были свои трудности. Большинство артиллерии стрелковой дивизии составляли пушки. Но применение их в горах сильно ограничивала настильная траектория полета снаряда, не позволявшая “огибать” впереди стоявшие высоты. Более же подходящие для горной войны гаубицы трех батарей артполка (одна из которых была моя) перемещали по горным дорогам с большим трудом. Нередко приходилось по крутому склону поднимать орудия поочередно одно за другим. Распрягали упряжки всех орудий батареи, и двенадцать пар артиллерийских лошадей растягивались чуть ли не по всему склону горы… По общей команде все лошади одновременно трогались и с помощью расчетов под непрерывное подбадривающее улюлюканье вытягивали орудие на позицию.

Наблюдательные пункты артиллерии приходилось выдвигать на вершины вплотную к передовой линии войск, а иной раз – и впереди ее. Были и специфические особенности подготовки огня: горная местность как бы скрадывает расстояния, и дальние высоты представляются гораздо ближе, чем на самом деле.

…17 декабря наша дивизия переходит границу с Чехословакией. Это была уже третья граница иностранного государства, которую мы пересекали за неполный год.

Но накануне я получил сквозное пулевое ранение в грудь перед селом Болдва, севернее города Мишкольца (еще в Венгрии), и вернулся из госпиталя в свою батарею уже в начале февраля следующего, 1945 года, которому суждено стать победным. С собой привез сочиненные в госпитальном безделье стихи, которые назвал “Песней шестой батареи”. Были в них и такие слова:

Мы прошли сквозь

      Карпатские горы,

Три границы чужие прошли.

Отомстили за муки и горе

Нашей славной

      советской земли.

Вот она, вся история наша:

Перед каждым расчетом стоит –

Весь пробоинами изукрашен

Боевой и заслуженный щит.

Впереди была тяжелая студеная зима в словацких Рудных горах. Но мы выходили на последнюю прямую войны. И жили ожиданием скорой Победы.