Фронтовые дороги Таисии Богданович пролегали в глубоком тылу, но свою награду – медаль “За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 г.г.”, врученную ей через год после Победы, она считает боевой наградой.
Таисия Никифоровна – из “негромких” ветеранов. Она не сидит в президиумах и ей нечего рассказать об обороне Сталинграда. Она из тех, кто поддерживал фронт из тыла.
Разговаривать с ней легко – в свои восемьдесят пять она сохранила ясную память и безупречно красивую речь учителя литературы. В последнее время память просится на бумагу, и Таисия Никифоровна подчиняется ей, покрывая листки каллиграфическими строчками воспоминаний. Спешит оставить для правнуков, а их у нее уже двое, богатую и непростую историю своей семьи.
Из казачьего рода
Железный характер достался ей от прадеда. Михаил Могунов был из тех донских казаков, что за бунтарство были раскиданы по приказу императрицы Екатерины Великой по глухим уголкам России. Михаилу досталась Елабуга.
Невеста для молодого красавца казака здесь нашлась быстро, и семья получилась на зависть даже самым независтливым. Михаил Могунов со старшим сыном Константином слыли в округе известными шорниками. Изготовленная в их мастерской упряжь была товаром штучным. Богатые купцы и ямщики почитали за честь запрячь тройку в могуновский “тюнинг” с бубенцами, колокольцами, блестящими клепками.
Женился Константин по любви на скромной девушке, и прибыло роду Могуновых от этого брака тринадцать душ – все красивые, высокие, статные. Один Никифор, последыш, вышел низкого роста. Судьбы Константиновичей сложились по-разному. Василий, офицер царской армии, георгиевский кавалер, после семнадцатого года покинул Россию, Михаил же, названный в честь отца, воевал на стороне Красной Армии. Сергей, пройдя три войны, командовал на Северном флоте, был награжден орденом Ленина и имел много других наград. Николай и Василий перебрались в Москву: первый стал директором Полиграфического института, а второй – начальником одного из отделений милиции.
Но все это было потом. А в июне 1892 года первый крик последнего из детей Константина Могунова стал последним, что слышала его мать. Едва родившись, Никифор стал сиротой, а шорник Константин – вдовцом. Спасибо, что у дочери, что была на двадцать лет старше новорожденного брата, в это время был грудной ребенок. Так Никифор стал молочным сыном собственной сестры Сашеньки.
Спасибо австрийскому профессору
Повзрослев, Никифор закончил реальное училище, что по тем временам было приличным образованием, и получил хорошую должность у известного елабужского купца Николаева. Все шло к тому, что будет у младшего Могунова и любимая жена, и собственный дом, полный детей. Нюру, горничную купца, Никифор присмотрел давно, любил ее крепко и только ждал подходящего момента жениться – не абы как, а обстоятельно, по-купечески…
Империалистическая война спутала все карты. И стал Никифор солдатом, самым низким по росту среди однополчан. Только пуле, что маленький, что не маленький – все равно, и на четвертом году службы на передовой пуля нашла его. Еще четыре года солдат провел в плену. С раненой рукой, наверное, пришлось бы расстаться, если бы не австрийский профессор. Терпеливо лечил он пленного солдата, из осколков собрал раздробленную выше локтя кость.
Восемь лет спустя Никифор вернулся домой. Уходил из одной страны – вернулся в другую: в голод, неразбериху, в нищету сестриного дома…
Ради родных наступил Никифор на горло собственной песне и по настоянию отца женился. Только не на любимой Нюре, а на богатой Марии. Нюра, затосковав, заболела и уехала из Елабуги к матери в Мамадыш. Но прожила там недолго – тихо умерла.
Двоих дорогих ему людей вспоминал Никифор Могунов до самого последнего вздоха – Нюру и австрийского профессора.
Как случилось, что Марии удалось сохранить к тому времени богатое приданое, кто же теперь скажет? Но досталось ей, а вместе с ней и Никифору не так уж
и мало: дом с надворными постройками в самом центре Елабуги, как раз напротив Института благородных девиц, собственный выезд, пусть даже всего об одной лошади, корова, свинья, домашняя птица, утварь вплоть до посуды и всякого белья по дюжине, платья, шубы. Знающий торговое дело Никифор стал работать в торговой сети, к тому же мастером он был на все руки. Да и Мария не сидела без дела – портняжила. Вскоре родился первенец. А потом – второй ребенок, девочка.
Это и была Таисия Никифоровна.
В людях
Раскулачили семью в тридцатом. Отца увезли куда-то на подводе в глухую ночь, маму с четырьмя ребятишками выгнали из дома под дождь со снегом. Подушки с периной зачем-то у них на глазах разорвали и пустили пух по ветру. Семья укрылась в сарае. А дом занял милиционер, особо отличившийся при раскулачивании. Спасло Марию с детьми от голода обручальное кольцо: его обменяли на еду и кое-какую одежду. Одну только полуторагодовалую Любочку спасти не удалось. В сарае она и умерла.
Через некоторое время, не найдя состава преступления, отпустили Никифора. С отцом жить стало легче. За небольшие деньги, взятые в долг, он купил домишко на одно окошко. Зато стоял тот домик над самой Камой, и с горы можно было, сколько душа пожелает, смотреть на проходящие пароходы.
Несмотря на все усилия, жила семья трудно. Спасибо дяде Ване, который к тому времени обосновался в Москве и работал не кем-нибудь, а в Совнаркоме, в аппарате самого Калинина – к нему после семилетки и отправили Таю, чтобы поступила в фабрично-заводское училище и устроилась на работу.
Экзамены в Московский техникум связи Тая сдала успешно, хотя и была моложе всех. Но стать студенткой не успела. Увидев свое имя в списках зачисленных, прилетела домой, не помня себя от радости, бросилась обнимать бабушку. Та отстранила Таю с каменным лицом: “Подожди. Сейчас по радио Молотов выступать будет!..”
И шофер, и грузчик
Военная, но еще не прифронтовая Москва пугала темнотой и яркими лучами шарящих по небу прожекторов. Дядя Ваня ушел в ополчение. Эвакуировались на Урал со своими заводами другие родственники.
Таю вместе с остальными студентами зачислили на курсы связистов. Только попасть на фронт не удалось, ведь было ей тогда всего шестнадцать лет.
Последним пароходом Таисию вместе с другими эвакуировали. Впрочем, для нее глубокий тыл на Каме был родным домом. Дома Тая огляделась. Первое, что сделала – записалась на курсы шоферов. На водительскую практику ее направили в Казань, и с этого времени на несколько лет столица стала ее новым домом, а грузовик – работой. Что только не перевозила на своей “полуторке” Таисия! Все, что было нужно фронту и тылу. Она – водитель, сама же и грузчик. Маленькая, ростом в отца, Таисия работала по-мужски. Но недаром ведь в ней текла казачья кровь! Да что кровь: кто поможет, если все мужчины на фронте…
Частенько приходилось возить и людей. Артистов она впервые увидела тогда так близко.
Качаловцы оказались людьми обыкновенными, приветливыми, трудолюбивыми. Так же, как и все, рассаживались на полу в кузове, и, как и всех, она везла их в поле окучивать картошку… С артистами Тая подружилась, администратор даже выписал ей постоянный пропуск в служебную ложу. Только не часто выдавались счастливые вечера сбегать на постановку. Бывало, сутками крутила баранку. Однажды за рулем и заснула, приткнув грузовик в сугроб.
В тыловой Казани
В феврале сорок второго, немного приврав насчет возраста, добилась отправки на фронт – в ее автомобильном управлении как раз формировали колонну. В фуфайке, ушанке и ватных штанах она почти погрузилась в состав – а тут тот молодой капитан, прибывший с передовой принимать пополнение… Ох, как же он бушевал! Таких “отборных” слов она до сих пор даже среди шоферов не слышала. Из них выходило, что детский сад себе подсовывать капитан не позволит. “Вон отсюда!” – это уже относилось лично к ней.
Так Таисия и осталась в тыловой Казани. Только с полуторки ее пересадили на легковушку. “Как у Штирлица!” – посмеивается сегодня Таисия Никифоровна. Носилась она по дорогам с “бешеной” скоростью – до 25-30 километров в час. На большее старенькая “эмка” не была способна. Из грузовика она и то выжимала все сорок…
Много лет спустя, когда, тряхнув годами, завела “Жигули” внука, удивилась: до чего же легка в управлении машина. Так и рвется из-под водителя!
“Эмка” принадлежала обкому партии и числилась персональным транспортом второго секретаря. Посевная, уборочная, фермы… По полтора месяца, а иногда и дольше, не возвращались они домой. В колхозах частенько приходилось пересаживаться по старой памяти на грузовик и ночами вывозить с поля на ток зерно.
На всякий случай держала под сиденьем учебники и каждую свободную минуту открывала книгу. Это была ее “вечерняя школа”. Так умудрилась экстерном сдать экзамены за школьный курс.
Однажды на дороге случилась вот какая история. Поздней осенью сорок третьего они возвращались из дальнего района. Неожиданно разыгралась по-настоящему зимняя метель. Дело клонилось к ночи, а машина, устав пробиваться через заносы, встала. Начальство решило идти до ближайшего поселения пешком, а она осталась в машине, которую вскоре занесло по самую крышу. Укрылась тулупом, но мороз и под тулуп забрался; даже хлеб замерз – не раскусить! Волки где-то голос подают. Совсем близко к машине подходят. Холодно, одиноко, страшно. Уже и не верила, что ее найдут, а бросить машину не могла.
Когда ей вдруг стало тепло-тепло под тулупом, кто-то растолкал и приказал: “Пей!” Она глотнула что-то обжигающее, но на ноги подняться не смогла: они онемели от холода до бесчувственности.
Как ни странно, но после этого приключения Таисия даже не заболела: оттаяла – и все.
Сотрудник спецназначения
Заявление об уходе написала на второй же день после Победы. Так закончились тыловые дороги Таисии Никифоровны, на которых порой было не легче, чем на фронте. Даже под пули она попадала: однажды на лесной дороге машину обстреляли. Бандитов скоро поймали: они, связанные, стояли около сельсовета. Ей даже стало их по-своему жалко – совсем молоденькие парни…
Награда Таисию Никифоровну нашла год спустя после войны. Медаль “За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 г.г.” ей вручил в своем кабинете Зиннат Муратов, к тому времени первый секретарь Татарского обкома партии, тот самый, с которым она работала в войну. Да и она была уже не шофером, а сотрудницей особого сектора аппарата обкома. Позднее были и другие награды: за каждый юбилейный год Победы; за долголетний добросовестный труд; дорогая ее сердцу медаль в память 1000-летия Казани, присужденная за труд в столице в годы Великой Отечественной войны; золотые именные часы от Министерства внутренних дел республики за восемнадцать лет учительской работы в исправительно-трудовой колонии.
Замуж Таисия Никифоровна вышла уже после войны за военного. О ее муже Григории Богдановиче на его родине в Белоруссии слагали легенды. Шестнадцатилетним уйдя в партизанские леса, он стал участником боевых действий, которые вошли в историю под названием “рельсовой войны”. После соединения партизан с частями Красной Армии стал ее бойцом, а после войны – кадровым военным.
Судьба жены офицера
Судьба у офицерской жены какая? Куда муж, туда и она – на новое место службы, где еще не было Нижнекамска, но была колония строгого режима… Лейтенанта Богдановича направили руководить спецчастью, охранявшей заключенных. Здесь же стала работать и она. Людей, преступивших закон, учила русскому языку и литературе.
Смотрит, бывало, на своих учеников – люди как люди. А вспомнит личные дела – мороз по коже… Поэтому об этих делах старалась не вспоминать. Так было проще говорить с ними о разумном, добром, вечном. Часто ученики вступали с ней в непредсказуемые споры о жизни, законе, справедливости. Не было среди ее подопечных таких, кто не стремился бы раскрыть учительнице литературы свою душу. Общаясь с ними, Таисия Никифоровна училась быть терпимой.
Ученики доверялись ей и после освобождения, благодарили, что помогла не озлобиться вконец. Кто-то остался в Нижнекамске, кто-то окончил институт. С бывшим учеником Костей изредка видится до сих пор. Он давно уже солидный человек, отец четверых детей, внуков нянчит.
А у Таисии Никифоровны уже пошли правнуки. Возможно, как их дед и другие мужчины в их роду, тоже станут военными. Прабабушка Таисия такой судьбы для них желала бы – с военными ей все-таки привычнее. До чина подполковника, как и отец, дослужился сын; профессиональными военными стали трое внуков. Дальневосточную границу охранял Витя. В дальние плавания ходит Женя. Младший Славик – уже майор, не раз побывавший в “горячих” точках. Не зря же течет и в них казачья кровь!