Наша газета продолжает цикл публикаций, посвященных грядущему девяностолетию Казанского высшего военного командного училища. Одной из малоизвестных страниц его истории является функционирование совместной советско-германской танковой школы, в официальных документах чаще всего именуемой объектом “Кама”. В разгар перестройки, используя открытые архивы органов госбезопасности, наша газета рассказала об этом опыте военного сотрудничества СССР с будущим смертельным противником по Второй мировой войне. В свете новых фактов и изысканий есть повод вернуться к этой теме.
В январе увидело свет интересное исследование Юлии Кантор “Заклятая дружба” (С.-Петербург, изд-во “Питер”, 2009 г.), в котором деятельности школы “Кама” посвящена едва ли не добрая половина объема. Весьма любопытные данные и свидетельства по интересующей нас проблеме приводятся в книге В.Захарова “Военные аспекты взаимоотношений СССР и Германии: 1921 – июнь 1941” (Москва, изд-во “Вооруженные Силы”, 1992). Несколько лет назад подборку публикаций по танковой школе в Казани дал авторитетный “Военно-исторический журнал”, а совсем недавно – московская газета “Независимое военное обозрение”. Попытаемся взять из данных источников наиболее ценное, обогатив материалом, предоставленным редакции архивариусами танкового училища.
Родом с Каргопольских просторов
Необходимо оговориться, что центр “Кама” нынешнему училищу приходится “дальним родственником”. До войны военный вуз располагался на территории Казанского Кремля в помещении бывшей юнкерской школы, а “Кама” – на месте бывших Каргопольских казарм на Оренбургском тракте, куда училище переедет только в 1963 году. Учебные программы и преподаватели, а также финансирование в обоих заведениях были совершенно разными. Объединяло их разве что направление подготовки воспитанников.
Каргопольские казармы до второй половины прошлого века находились за городом, где построены были еще до революции. В 1909 году в Российской империи был принят новый мобилизационный план. В соответствии с ним коренным образом пересматривалось расписание войск – так называлась схема их дислокации. 5-й Каргопольский драгунский полк по этому плану должен был быть расквартирован в Казани, но помещений для него здесь не нашлось. Поэтому казармы полка, названные позднее Каргопольскими, строились в авральном режиме: еще не был готов генеральный план, а два десятка строений уже были возведены. Именно в стенах Каргопольских казарм жили и обучались многие ставшие затем известными военачальники нацистской Германии.
Всего за время существования центра было подготовлено около 250 танкистов. Многие выпускники школы “Кама” стали выдающимися советскими командирами, в их числе Герой Советского Союза, генерал-лейтенант танковых войск Семен Кривошеин. Более сорока офицеров рейхсвера было подготовлено за время функционирования школы и для Германии. Это, кстати, по сей день служит почвой для многочисленных спекуляций насчет того, что именно в СССР накануне войны ковался нацистский меч.
Что касается карьеры немецких курсантов казанской школы, то многие из них действительно достигли значительных служебных высот. Например, капитан Виктор Линнарц, обучавшийся в Казани в первом учебном потоке в 1929-1930 году, закончил войну в Италии в чине генерал-лейтенанта и должности командира 26-й танковой дивизии. Иоганн Хаарде, курсант второго потока, тоже стал генерал-лейтенантом и командовал в Норвегии 25-й танковой дивизией. Генерал-майор Рихард Колль в 1944-м сражался в составе 48-го корпуса у Бердичева, под его началом была 1-я танковая дивизия. В знаменитой битве при Эль-Аламейне в Северной Африке участвовал командир 8-го танкового полка полковник Тееге. 5-я танковая дивизия полковника, а затем генерал-лейтенанта Недтвига сражалась с Красной Армией в составе 46-го армейского корпуса под Спасск-Демянском, а в 1943 году он успел повоевать под Орлом. Рыцарским крестом был награжден командир подразделения самоходных орудий 3-й танковой дивизии СС “Мертвая голова” Вальтер Герт, до генеральского чина дослужился командир 17-й танковой дивизии Теодор Кречмер. Головокружительную карьеру сделал бывший начальник “Камы” Йозеф Харпе – к концу войны он командовал группой армий.
Но самым, конечно, знаменитым из немецких военачальников, побывавших в военном городке на Оренбургском тракте, был 44-летний начальник штаба автомобильных войск рейхсвера, в то время подполковник Гейнц Гудериан.
В обход Версаля
После Первой мировой войны проигравшая ее Германия практически сразу же стала мечтать о реванше. Но для этого нужна была сильная, хорошо обученная армия и совершенное вооружение, иметь которые Германии Версальским мирным договором было запрещено. Однако руководство рейхсвера осознавало, что в будущих вооруженных конфликтах решающую роль будут играть технические рода войск, в первую очередь танки.
Чтобы не допустить отставания в данной области от армий ведущих мировых держав, командование рейхсвера с первых дней своего существования стало искать возможности для обхода этого запрета. Такая возможность скоро представилась благодаря сотрудничеству с другим изгоем капиталистической Европы – Советским Союзом, который так же, как и Германия, был заинтересован в создании современных танковых войск, но в отличие от нее не обладал ни технологиями, ни промышленной базой, ни квалифицированными кадрами. Поэтому желание представителей Германии образовать совместную танковую школу на территории СССР было поддержано советским политическим и военным руководством. В самой Германии к разработке технологий производства новых танков в 1925 году приступили фирмы “Рейнметалл”, “Крупп” и “Даймлер”.
После длительных переговоров в 1923 году военное министерство Германии создало в Москве свой исполнительный орган “Центр Москва”, который возглавил знаменитый в свое время летчик полковник Херманн фон дер Лит-Томзен. В октябре 1926 года этот человек подпи-сывает договор об организации в Казани совместной танковой школы. С советской стороны договор подписал Ян Берзин – начальник разведывательного управления Генштаба РККА, в прошлом, кстати, начальник охраны Ленина.
Так все начиналось
Соглашение было заключено на три года и предусматривало, что если ни одна из сторон не подаст заявления о расторжении договора за шесть месяцев до его истечения, то он автоматически продлевается еще на один год. По истечении действия договора танки, запасы имущества, вооружение, оборудование мастерских и инвентарь подлежали возвращению немецкой стороне, а строения и другие стационарные сооружения – Красной Армии. Кроме того, советская сторона могла выкупить интересующие ее предметы технического оборудования по стоимости, определенной совместной комиссией.
Имущество школы, помимо жилых помещений, мастерских, складов, электростанции, включало три танка, два гусеничных трактора, два грузовика, два легковых автомобиля и два мотоцикла. В распоряжение центра передавались также учебное поле, стрельбище, полигон, находившийся в семи километрах, и пути сообщения между ними. Немецкая сторона брала на себя вопросы организации танковой школы, ремонт, перестройку и оборудование помещений. Она также несла расходы по текущему содержанию школы и немецкого персонала.
С апреля 1927 года постоянный состав танковой школы с немецкой стороны состоял из 42 человек, в том числе трех преподавателей (по артиллерийскому, пулеметному делу и радиоделу), пяти инструкторов по вождению танков. Руководили тремя учебными потоками капитаны Кюн, Брунн и фон Кёппен. Советская сторона обязалась предоставить тридцать человек административно-технического и вспомогательного состава, не считая охраны.
Начальниками танковой школы назначались немецкие представители. Они подчинялись руководству рейхсвера в лице полковника фон дер Лит-Томзена, работали по его директивам, руководили административно-хозяйственной и учебно-строевой жизнью школы. В распоряжение ее начальника выделялся штатный помощник – советский офицер, который подчинялся советским инстанциям и предназначался для оказания помощи немецкой стороне при решении текущих задач, для взаимодействия с советскими военными и гражданскими органами, урегулирования вопросов, связанных с работой и учебой советского персонала. Являясь официальным представителем Красной Армии, он выражал пожелания советской стороны, которые учитывались руководством школы при составлении учебной программы.
В первый год работы большее число учебных мест предназначалось для курсантов Красной Армии. Все расходы по содержанию и обучению советского персонала, а также на горючее, боеприпасы и ремонт техники возмещались советской стороной. Начиная со второго года по взаимному согласованию устанавливалось точное соотношение мест для каждой из сторон.
На предмет качества преподавания и соответствия материально-технической базы необходимому уровню школу постоянно инспектировали немецкие кураторы. Именно в качестве ревизора – руководителя немецкой комиссии на курсах в Казани в августе 1932 года побывал Гудериан.
Достойный противник
К моменту своего появления в Казани Гейнц-Вильгельм Гудериан имел солидный послужной список. Окончив кадетский корпус, он поступил в феврале 1907 года в 10-й Ганноверский егерский батальон, которым командовал его отец. В следующем году Гудериан производится в старшие лейтенанты, а в 1914-м оканчивает Военную академию. Его длившийся несколько лет роман с Маргаритой Герне увенчался браком. В августе 1914 года у них родился сын Гейнц-Гюнтер – будущий генерал бундесвера. Конец Первой мировой застает Гудериана-отца в штабе германского военного представительства на оккупированной части Италии. Затем – служба на восточной границе, участие в подавлении путча коммунистов, командование егерским батальоном в Госларе.
В январе 1922 года Гудериана переводят в 7-й Баварский автомобильный батальон, и этот перевод станет важной вехой в биографии полководца – пройдет еще тринадцать лет, и бывший командир автобата сформирует танковую дивизию.
Подготовка офицера Генштаба, неиссякаемая энергия, настойчивость и упорство помогли Гудериану решать практически любые вопросы, касающиеся становления новых для вермахта войск. Лично сам он предлагал и отбирал наилучшие, по его мнению, образцы боевых машин, подробно вникал как в обучение мелких подразделений, так и в принципы вождения танковых объединений, их взаимодействия в бою с другими родами оружия, настаивал на создании самостоятельных танковых соединений и на массированном их применении. Любой военный, имеющий хотя бы небольшой опыт разработки руководящих документов для войск, поймет всю масштабность сделанного Гудерианом.
Свои идеи он реализовал на практике, командуя объединениями во время Второй мировой войны: в польской кампании – 19-м армейским корпусом, во французской – 19-м танковым (названным впоследствии танковой группой “Гудериан”). За окружение под Дюнкерком английского экспедиционного корпуса Гудериан удостоился звания генерал-полковника.
Поначалу блестящими были успехи Гудериана и на Восточном фронте. Его танковая группа вошла в состав группы армий “Центр” и состояла из трех танковых корпусов. Одной из танковых дивизий этой группы, 12-й, командовал Й.Харпе, которого Гудериан знал еще по Казани. Боевой путь 2-й танковой группы Гудериана отмечен такими городами, как Брест, Барановичи, Бобруйск, Орша, Смоленск и, наконец, Киев. В середине июля 1941 года Гудериан форсирует Днепр, за что Гитлер награждает его Рыцарским крестом с дубовыми ветвями.
Но за неудачи в осеннем наступлении под Москвой прославленный полководец был снят с должности командующего 2-й танковой армией и зачислен в резерв главного командования сухопутных сил. Лишь через год Гудериану разрешили вернуться в строй. Он стал генеральным инспектором панцерваффе. В июле 1944 года Гудериан возглавил штаб сухопутных войск, но на этом посту особых лавров не снискал. В своих мемуарах он во всем будет винить Гитлера, но следует помнить, что Гудериан был образцовым нацистом. Особенно это проявилось, когда он стал одним из руководителей преследования антинацистски настроенных офицеров после провала антигитлеровского заговора в июле 1944 года.
28 марта стало последней датой в списке перемещений Гудериана по службе – в этот день он был снят с поста начштаба сухопутных войск. Через сорок с небольшим дней генерал был арестован американцами, но вскоре освобожден. А 15 мая 1954 года 66-летний Гейнц Гудериан скончался в баварском городке Швангау.
Притираясь друг к другу
Поскольку организация танковой школы являлась нарушением Германией Версальского договора, большое значение уделялось мерам конспирации. В советских военных документах школа фигурирует как “КА” (“Красная Армия”) или “курсы ТЕКО” (технические курсы Осоавиахима), а в немецких – “арендаторы” или “Каторг” (Казанская техническая организация). Немецкий персонал числился как технический и преподавательский состав “курсов Осоавиа-
хима”. И постоянный, и переменный состав на занятиях вне казарм и на официальных приемах носил форму РККА, но без петлиц и знаков различия, в остальное время было разрешено ношение гражданской одежды. Контакты с советскими гражданами были сведены к минимуму. Корреспонденция на немецком языке доставлялась особым курьером, а телеграммы должны были присылаться только на русском языке.
Предполагалось, что танковая школа откроется в июле 1927 года, когда закончатся все строительные работы, а из Германии будет доставлено имущество для практических занятий. Однако ее строительство и оборудование растянулось на полтора года, поглотив огромную сумму – по ориентировочным подсчетам, 1,5-2 миллиона марок. Наконец, летом 1928 года была ликвидирована строительная комиссия “Кама”, и на ее территории с августа были официально сформированы “Технические курсы Осоавиахима”.
Правда, уже в декабре 1928 года Генштаб РККА не без сожаления констатировал, что “танковая школа в Казани до сих пор еще не начала функционировать: занятия в ней начнутся, по заявлению немцев, лишь с весны 1929 года, когда будут из Германии доставлены необходимые для школы танки. Пока что немцы в течение двух лет отстроили и оборудовали школьные помещения, мастерскую и учебное поле. Из этого предприятия мы сможем извлечь пользу лишь с началом занятий, так как имеем право на паритетных началах иметь равное количество учеников”. Кроме того, существование школы ставилось в зависимость от оснащения ее новейшими типами танков и создания при ней научно-исследовательского отдела, в состав которого были бы включены советские научно-технические работники.
Обещанные танки (всего десять единиц, в том числе пять легких и два средних танка) немцы хотели доставить через Ленинград с началом навигации. Стремясь обезопасить себя от возможных политических осложнений, они обратились в марте 1929 года к Советскому Союзу с предложением заключить с фирмой “Рейнметалл” фиктивный договор о закупке этих танков. Нарком по военным и морским делам Климент Ворошилов поддержал данный проект и направил соответствующее ходатайство в Политбюро ЦК ВКП(б), особо отметив, что “скорое прибытие танков в СССР для РККА крайне желательно”. Однако предложение было отвергнуто, поскольку Сталин собственноручно наложил резолюцию: “…о танках – мы не можем пойти на фиктивную сделку”.
В первой половине 1929 года в танковой школе в Казани начались полноценные практические занятия. Учебная программа включала теоретический курс, прикладную часть и технические занятия. В рамках теоретического курса слушатели изучали типы танков и их общее устройство, конструкцию моторов, виды оружия и боеприпасов, тактику боевых действий танковых войск и вопросы взаимодействия, особенности материально-технического обеспечения на поле боя. Прикладная часть включала обучение вождению машин по различной местности (ровной и пересеченной) и в различных условиях (днем, ночью, с использованием фар и без них, с применением дымов). Слушатели обучались стрельбе, отрабатывали действия в составе подразделений (до роты включительно), способы взаимодействия с другими родами войск, вопросы управления в бою и на марше.
Есть контакт
Первая совместная оценка деятельности танковой школы была дана в сентябре 1929 года во время беседы наркомвоенмора СССР Ворошилова с начальником генштаба рейхсвера генералом Хаммерштайном. По свидетельству “Военно-исторического журнала”, немецкий генерал выразил удовлетворение состоянием дел и высказал пожелание, чтобы “в Казани дальше все шло по-прежнему, как оно есть сейчас: производство опытов с одной стороны и обучение – с другой стороны. Но мы бы хотели увеличить число курсантов с десяти до двадцати, чтобы лучше использовать затраченный капитал”.
Касаясь ранее сделанного советским руководством предложения о создании при школе научно-исследовательского отдела, Хаммерштайн заявил: “Мы в Казани не хотим организовывать конструкторское бюро. Там имеются инженеры тех заводов, которые нам танки доставляют и которые ищут ошибки в их конструкции. Последние, в свою очередь, устраняются конструкторскими бюро соответствующих заводов в Германии…” Он также предложил: “Было бы хорошо, если бы несколько русских инженеров работали с нами. Нам это было бы приятно, так как русские специалисты могли бы помогать и сами знакомиться с нашей работой. Кроме того, мы могли бы тогда обменяться теми чертежами и описаниями танков, которые имеются в [нашем] распоряжении – заграничные материалы – и ознакомиться с русскими танками”.
Находившиеся в школе танки являлись опытными конструкциями и нуждались, по мнению генерала, в доработке и модернизации. Поэтому немецкие курсанты проходили не только теоретический курс по тактике, но и техническое обучение на германских заводах, поставлявших танки. “Мы приветствовали бы, – добавил Хаммерштайн, – если бы из числа русских курсантов два или три человека участвовали в прохождении зимнего курса в Германии…”
Через два с лишним года Ворошилов, беседуя с преемником Хаммерштайна генералом Адамом, сказал о технической оснащенности школы: “Я не могу поверить, что у вас нет большего, чем в Казани. Три года в Казани возятся – и никакой новой материальной части. Все те же танки, что привезли сначала. Я говорил: “Шлите конструкторов, и вы и мы будем иметь танки…” На возражение Адама о возросших расходах и ограниченности финансовых средств рейхсвера Ворошилов ответил: “Я считаю, что можем многое улучшить в Казани, если ваши средства пойдут на технику и сама техника будет более реальной. Еще когда здесь был Хаммерштайн, я выдвигал перед ним необходимость прислать больше типов и конструкций. У нас есть уже промышленная база, но у нас мало пока людей-конструкторов. У вас же люди есть, мы так полагали, что ваша сторона будет давать макеты, чертежи, проекты, идеи, конструкции – словом, что мы получим лаборатории и для вас, и для нас”.
Однако немцы остались верны ранее избранной линии и дальше испытаний, доработки и модернизации имевшихся в Казанской школе танков не шли. Правда, как и было оговорено, в этих работах принимали участие советские инженеры и техники. Был реализован и советский проект создания совместных конструкторских бюро, разработки новых образцов танков и их производства на отечественных предприятиях. Но с этим танковая школа непосредственно связана не была.
Вперед, “гросстрактор”!
В целом занятия в танковой школе проходили планомерно, в соответствии с ранее утвержденной учебной программой. В 1929-1931 годах на “курсах ТЕКО” прошли обучение 65 человек начсостава танковых и мотомеханизированных частей РККА. Большую часть из них составили строевые командиры и преподаватели бронетанковых вузов, остальные офицеры были инженерами – танкистами, артиллеристами, радистами.
В отчете о работе “курсов ТЕКО” в марте 1932 года отмечалось, что “основная целеустановка Управления механизации и моторизации РККА в вопросе использования ТЕКО (школы “Кама”. – Ред.) сводилась к тому, чтобы ознакомить командиров РККА с особенностями конструкции немецких боевых машин, изучить методику стрелковой подготовки танкиста и приборы управления машинами и огнем в бою, изучить вопросы боевого применения танковых частей и попутно овладеть в совершенстве техникой вождения боевых машин”.
Немецкие танки, доставленные в итоге в Казань, именовались в документах как “большие трактора” – Grosstraktor. В Казани машины были всех трех типов – Daimler-Benz, спроектированный доктором Порше, Rheinmetall-Borsig и машины Круппа. Имелись также легкие танки британского производства “Карл Ллойд”, предоставленные советской стороне в обмен на вспомогательное оборудование.
Изучение чертежей, ознакомление с материальной частью боевых машин и результатами испытаний позволили нашим инженерам практически использовать немецкий опыт. В советских танках (например, Т-24) были применены элементы немецких конструкций, а также технические условия проектирования и постройки.
Поэтому в отчете “курсов ТЕКО” делался вывод, что “в целом работа ТЕКО до сих пор еще представляет интерес для РККА как с точки зрения чисто технической, так и тактической. Новые принципы конструкции машин и в особенности отдельных агрегатов, вооружение и стрелковые приборы, идеально разрешенная проблема наблюдения с танка, практически разрешенная проблема управления в танке и танковых подразделениях представляют еще собой область, которую необходимо изучать и переносить на нашу базу”. Поэтому и в последующие годы военное руководство СССР намеревалось использовать курсы в качестве “исследовательской лаборатории для технического, тактического и методического усовершенствования наших командиров”. В 1932 году на курсы было направлено 32 “отборных командира и инженера” – 17 инженеров и 15 строевых офицеров. Основной упор, как и в прежние годы, делался на изучение конструкции танка, способов управления в бою, техники стрельбы, а также на освоение методики обучения.
Для полевых занятий с советскими курсантами из Германии были приглашены пять преподавателей. С тремя преподавателями (по стрельбе и вооружению, по танковой радиотехнике и по танковым конструкциям) контракт был заключен на два года. Два преподавателя тактики были приглашены на шесть месяцев, то есть на время их работы на курсах. Для проведения строевых и тактических занятий и одновременного испытания техники в распоряжение школы “Кама” была выделена рота в составе двух взводов танкеток Т-27 и одного взвода танков MC-1. Немецкой стороне было предложено в порядке компенсации привезти из Германии новый трехтонный танк и восьмиколесную плавающую бронемашину, что и было сделано.
Кроме того, в постоянный состав танковой школы “Кама” в качестве помощников немецких инженеров были включены пять советских аспирантов, которые должны были детально овладеть методикой и опытом работы и в последующем перенести это в РККА. Для бронетанковых вузов предполагалось приобрести у немцев учебные пособия и экспонаты.
Закат
В начале 1930-х заинтересованность Германии в школе и использовании полигонов на территории СССР стала снижаться – сокращалось “немецкое присутствие” в школе, сворачивалась программа технических испытаний новой бронетехники. Работа центра вскоре была прекращена. Последний немецкий транспорт ушел в сентябре 1933 года. Имущество, представлявшее интерес для управления механизации и моторизации РККА, было приобретено у немецкой стороны за 220 тысяч рублей.
Как видно, танковая школа в Казани просуществовала относительно недолго. Ее постигла та же участь, что и остальные немецкие объекты в СССР, – по приказу Гитлера она была ликвидирована летом 1933 года. Вместе с тем она внесла существенный вклад в развитие советских танковых войск. Здесь готовились квалифицированные кадры, изучался передовой зарубежный опыт, испытывались новые образцы бронированных машин, отрабатывалась тактика боевых действий. Эти и многие другие факторы в немалой степени способствовали тому, что уже через десять лет советские танковые войска заняли лидирующее положение в мире и одержали ряд блестящих побед в годы Великой Отечественной войны.
Кто к нам с мечом…
А что, если бы все было по-другому? Попытаемся представить, что Гудериан и другие нацистские полководцы добились бы своих целей и немецкие войска в соответствии с планом “Барбаросса” действительно вышли бы в декабре 1941 года на предполагаемую линию Астрахань – Архангельск. Какая судьба была уготована столице Татарии? Ответ мы находим в архивах созданного Гитлером в июле 1941 года имперского министерства восточных оккупированных территорий Германии “О гражданском управлении в оккупированных восточных областях”.
Согласно данному документу, территория СССР делилась на пять рейхскомиссариатов. Казань входила в “рейхскомиссариат Москва”, включавший обширную территорию Центральной России. Он делился на восемь частей, среди них был и “комиссариат Казань”. Пунктуальные немцы даже сформировали аппарат “коммиссариата”. Иными словами, возможно, немцы снова появились бы в Каргопольских казармах, но уже в новом качестве – как хозяева.
К счастью, это все лишь грубое предположение. Немцам не суждено было победить в этой войне. Красноармейцы оказались их хорошими учениками. В итоге нацисты не только не стали хозяевами чужих земель, но и потеряли многие свои. Закон справедливости.