Из воспоминаний артиллериста

…В те осенние дни вспоминался давний (а прошло уже восемь лет) документальный фильм, вышедший на экраны под названием “Борьба за Киев”. Он был посвящен самым большим в довоенной истории Красной Армии маневрам.
Блестя клинками шашек, мчались на зрителя кавалерийские лавы, подминая щедрые колосья хлебов, шли танки, неудержимо атаковала пехота… Противник, правда, был, как водится на учениях, условный, сейчас мы бы сказали – виртуальный, и существовал только на картах, обозначенный традиционным синим цветом. Но наибольший восторг зрителей возбуждал массовый выброс парашютистов на обширное поле в районе села Борисполь под Киевом. Ну какой враг сможет устоять перед такой силищей! Потому, наверное, так кисло смотрят на происходящее иностранные военные атташе, особенно наших вероятных противников – Германии и Японии…
* * *
И вот теперь части нашей стрелковой дивизии и других войск 38-й армии 1-го Украинского фронта, сосредоточенные в обширном лесном массиве севернее Киева, ждут приказа на штурм столицы Украины. Ожесточенные бои здесь идут уже свыше месяца – с той ночи, когда на крутой правый берег Днепра под огнем противника начали карабкаться бойцы наших передовых отрядов форсирования. С тех пор напряженность боев все время нарастала. Шквалами огневых налетов перекатывались разрывы заградительного огня немцев, обрушивая на нас срубленные верхушки деревьев и горсти смертоносных осколков.
Нередко немцы контратаковали. Обычно группами танков с мотопехотой. Положение для нас нередко создавалось угрожающее. Того и гляди сбросит немец еще непрочно закрепившиеся на плацдарме подразделения. В один из таких дней, а было это, помню, 16 октября (мы называли его черным днем Лютежского плацдарма), погибло тогда еще единственное орудие моей батареи, которое я первым перетащил через Днепр на пароме. Как мне казалось, необходимости в том не было – наши гаубицы и с восточного берега доставали до противника. Но у начальства были другие соображения, а приказ есть приказ. Кроме того, я, двадцатилетний лейтенант, всего двумя неделями раньше заменил тяжело раненного на плацдарме своего командира батареи. Считалось – временно. Оказалось – до самого конца войны.
В том бою с прорвавшимися на огневую позицию танками вместе с орудием погиб и наводчик – семнадцатилетний парнишка Иван Погребной, которого мы “прихватили” с собой в одном из сел Сумской области еще до начала нашего наступления на Днепр. Очень уж он просился к нам в батарею. Делать это мы, конечно, были не вправе. Но как откажешь мальчишке-сироте? Так или иначе – его все равно увлек бы с собой водоворот войны, конца-края которой еще не было видно.
Это была моя первая потеря как командира батареи. Оказалось, не единственная, но сохранившая свою остроту даже спустя много лет после войны. Я очень переживал ее, чувствовал себя виновным в том, что самовольно взял мальчишку в батарею и вот не смог сохранить.
После войны я разыскал могилу Погребного на Лукьяновском кладбище в Киеве, где после освобождения города были перезахоронены останки многих погибших на Лютежском плацдарме. Потом каждый раз, бывая в Киеве, посещал это кладбище. Приезжал и в родное село Ивана – Осоевку. К тому времени его там мало кто помнил.
Не герой – даже медаль не успел получить…
* * *
Через несколько дней на плацдарм были переправлены остальные три орудия батареи. Стало как-то веселее и спокойнее, как обычно бывает, когда вновь собирается после пережитых опасностей вся семья. Наладилось снабжение продовольствием и боеприпасами, удавалось разживаться и кормом для лошадей. Как-то устроился нехитрый фронтовой быт. Неугомонная Тося Шаншина – наш батарейный санинструктор – организовала даже баню с прожаркой одежды.
Наступали холодные, с частыми дождями дни. Согреться у костерка было невозможно – немецкая “рама” (двухфюзеляжный самолет-разведчик) висела в воздухе почти постоянно, а ночью каждый огонек на наших позициях “засекался” противником и с земли. Жди тогда от фрица посылку с приветом.
Делали у нас так. Засветло разжигали небольшой костерок в ямке, с наступлением же темноты гасили огонь, разгребали уголь и на месте этого очага, расстелив плащ-палатку, располагались на отдых. Сохранившегося в песке тепла хватало хотя бы на часть холодной ночи…
* * *
Тем временем новые войска, начавшие прибывать на плацдарм в конце октября, все плотнее заполняли его позиции. Артиллерийские батареи разных калибров, вплоть до большой мощности, располагались в затылок друг другу. Полоса нашей дивизии сузилась до двух километров по фронту. По нескольким мостам через Днепр непрерывным потоком шли танки. Даже солдату на переднем крае становилось ясно, что приближаются веселые дни, “сабантуй”, как их называли даже те, кто не знал значения этого татарского слова.
Конечно, мы не могли знать, что Ставка и командование фронтом поняли наконец бесперспективность продолжения дорого стоивших нам попыток нанести решающий удар для освобождения Киева с плацдарма южнее города (так называемого Букринского) и решили перенести главные усилия на наш, северный, Лютежский плацдарм, где ситуация складывалась более удачно. Но для этого потребовалось провести сложную “рокировку”, переместив основную массу войск на новое направление главного удара. Сначала – совершив обратную переправу через Днепр, а затем переправиться через Десну и наконец выйти на Лютежский плацдарм, на котором продолжались упорные бои.
Холодным туманным утром
3 ноября войска 1-го Украинского (до 20 октября – Воронежского) фронта перешли в генеральное наступление с целью освобождения Киева. За час до начала артиллерийской подготовки в подразделениях были проведены короткие митинги, оглашено обращение Военного совета фронта с призывом ознаменовать 26-ю годовщину Октябрьской революции освобождением столицы советской Украины.
Не думаю, что время начала наступления было приурочено к этой дате. Были другие, гораздо более значимые соображения. Но в пропаганде использовалось именно это обстоятельство.
Бои на подступах к городу уже с первых часов приняли ожесточенный характер. В первый день крупных результатов достигнуто не было. Нелетная погода ограничивала действия нашей авиации. Но под угрозой окружения в ночь на 6 ноября противник оставил город. Моя батарея вошла в Киев по Брест-Литовскому шоссе и в ожидании дальнейших указаний командования расположилась во дворе одноэтажного здания с вывеской “Лазня”, по-украински – “Баня”.
Утром оказалось, что как раз напротив находился еще один ориентир – Киевская кинофабрика (позднее – киностудия имени Александра Довженко). А мой последний наблюдательный пункт в этом сражении я облюбовал на верхнем этаже большого пятиэтажного дома поблизости. Впрочем, наблюдать отсюда было уже не за кем.
Здесь же по полевой радиостанции, настроенной на московскую волну, мы слушали речь Сталина на торжественном собрании. Вождь явно был в хорошем настроении, много шутил, издеваясь над терпящими поражение гитлеровцами и их союзниками. Под гром аплодисментов объявил радостную весть – Киев освобожден! После 778 дней черной неволи.
На следующий день из приказа Верховного Главнокомандующего мы узнали, что наша Сумская дивизия стала еще и Киевской.
* * *
А с утра со своей батареей я проходил развалинами, которые еще недавно были самой красивой, как я считал, улицей в мире – Крещатиком. Взорван был и древнейший собор Киево-Печерской лавры – Успенский. Выяснилось, что взрывы прогремели в первые недели после оставления Киева нашими войсками в сентябре 1941 года. Многое в этом событии остается загадкой и по сей день.
Киев был наш. Пожалуй, ни одно освобождение города от врага не было встречено в стране с таким ликованием. Это была не только военная победа. В древнем Киеве воплощалась судьба всей России. Кто бы мог представить себе, что 65-я годовщина освобождения столицы Украины застанет нас сегодня в разных странах, отношения между которыми омрачены досадными политическими раздорами и разными взглядами на историю братских народов!
* * *
Киев наш… Но война про-
должалась. Уже через два дня наша дивизия вступила в тяжелые бои с танковыми частями врага, наносившими контрудар в районе большого железнодорожного узла Фастов.
Через много лет я читал об этих боях в воспоминаниях известного генерала, танкиста вермахта Гейнца Гудериана. Он приводил памятные мне названия населенных пунктов – Клеховка, Фастовец… Правда, генерал-полковник, наверное, не мог тогда знать, что туманным утром 10 ноября в бою за Фастов батарея нашего полка, которой командовал Мидхат Салихов, отразила наиболее ожесточенную атаку немецких танков. Но пять сожженных ею в тот день танков противника, безусловно, сыграли свою роль в судьбе 25-й танковой дивизии немцев и ее командира генерала Шелла. Приказом Гитлера он заранее был назначен комендантом Фастова, которому немецкое командование придавало особое значение как ключевому пункту на пути к Киеву.
Через несколько дней другим приказом фюрера незадачливый командир дивизии был разжалован в рядовые, так как его отборная дивизия была разбита, а Фастов остался в наших руках. С Мидхатом мы служили в одной батарее Подольского арт-училища, а потом воевали в одном полку. За Днепр он получил Героя. Свою полувековую службу в армии генерал-лейтенант Салихов закончил старшим преподавателем Академии Генерального штаба. Кстати, до войны он учился в Казанском химико-технологическом техникуме. Несколько лет тому назад Мидхат Салихов скончался.
Потерпев неудачу под Фастовом, немцы перенесли свои усилия на направление от Житомира на Киев. Бои здесь носили очень упорный характер. Частные успехи, достигнутые противником в этой последней попытке ликвидировать наш обширный плацдарм на правобережье Днепра в районе Киева, уже не могли изменить ситуацию коренным образом в пользу немцев. Завершение сражения на Днепре и под Киевом военные историки датируют 22 декабря. Уже через два дня войска четырех Украинских фронтов перешли в наступление, которое привело к освобождению большей части правобережной Украины. Однако основные события на фронте теперь развертывались уже в новом, 1944 году.
* * *
За подвиги, совершенные при форсировании Днепра и на плацдармах, 2438 воинов были удостоены звания Героя Советского Союза. Это почти в десять раз больше числа Героев в Московском и Сталинградском сражениях. Изменилось время, а с ним – и понятие подвига. Наши потери на всех фронтах в битве за Днепр составили больше миллиона бойцов, из них около трехсот тысяч – безвозвратных.
Условны награды и звания. Но неизмерима цена солдатских жизней и крови, так щедро уплаченная за победу на Днепре.