Скучающая соседка
В детстве я несколько лет жил в квартире с сумасшедшей соседкой в двухэтажном доме на улице Ново-Азинской. Получилось так, что моя мама решила жить отдельно от родителей, и вот, разменяв давно пустующую квартиру на Карла Маркса, мы въехали в небольшую комнатушку на первом этаже. Отцу, после развода, досталась точно такая же в соседнем доме. Иногда, проходя мимо, он забрасывал мне в форточку шоколадные конфеты, которые привозил из командировки в Москву.
Это была самая окраина Казани, до которой надо было долго топать в болотных сапогах.
Из окна на кухне был виден горизонт и бескрайнее поле: летом зеленое, осенью – золотое, зимой – белое. Моя мама работала программистом в НИИ, которое имело загадочную аббревиатуру ГНИПИ-ВТ, и по осени их посылали туда дергать морковку.
В действующей церквушке в деревне поблизости грустно бил одинокий колокол. Самолеты Казанского аэропорта пролетали над самыми крышами домов, и тогда от гула моторов вибрировала посуда на столе.
Соседка нам досталась классическая: она бросала нам в вегетарианский суп с серыми макаронинами “мясо” – мокриц, которых отлавливала в сыром подвале. После чего мама стала готовить еду на плитке в комнате.
Соседке, по всей видимости, было очень скучно! Каждый вечер, дождавшись, когда мама придет с работы, она включала на всю громкость телевизор, а сама запиралась в туалете с толстой книгой. Тарабанить было бесполезно, в ответ соседка только спускала воду. “Сидушку” и цепочку для смывного бачка она приносила и уносила с собой, вентили от газовых конфорок также прятала. По ночам всю нашу обувь упорно переносила из прихожей и демонстративно ставила у наших дверей. Короче, гадила от души!
Мама отвергала помощь бабушки, которая работала директором продуктового магазина, поэтому в те годы мы питались как обычные советские люди. Сливки, сметану, творог можно было купить только с утра, отстояв длинную очередь, правда, молоко подвозили и вечером. Хлеб, бублики и сушки тоже были постоянно, но вот за пряниками выстраивалась очередь. Овсяное печенье считалось деликатесом, его привозили как гостинец из самой Москвы! Рядом находился спецмагазин для ветеранов войны, там в потолок упирались пирамидки разно-цветных банок с тушенкой, сгущенкой, лососем и сайрой. Местные ходили туда как в гастрономический музей, а если у кого в родственниках был хоть бывший сын полка или ветеран-тыловик, тащили его сюда чуть ли не силком и отоваривались по полной!
Кстати, мне запомнилось, что научные сотрудники маминого института охотно ездили на “картошку” – помогать сельчанам. Правда, вскоре на въезде в город патрули дружинников стали проводить облавы и изымать “урожай”, но об этом, как правило, всех заранее предупреждали..jpg)
Институт находился поблизости от дома, и я часто приходил встречать маму после работы. На выходе была кабинка вахты и турникет, как в метро. Рабочий день заканчивался ровно в 17.30, но уже минут за пятнадцать в коридоре “на старте” собиралась толпа женщин. Стояли и ждали, когда же по радио запикает Москва, и тогда начиналось! Поток людей, растекающийся у турникета на бурные ручейки, сметая бедную вахтершу, чуть ли не выбивал стеклянные двери и уносился прочь к остановке, к рынку, в магазины. Когда смотрю фильм “Служебный роман”, то мне всякий раз вспоминается этот советский институт, где мама получала сначала 120 рэ, а потом гордилась тем, что ей повысили зарплату до 150. Это уже целое состояние!
Правда, в те годы, по льготной путевке профкома, мы с ней объездили всю Прибалтику, и не только по городам, а был еще такой интересный маршрут – “По озерам Литвы на лодках”. Конечно, это незабываемо!
Редко кому из старшего поколения посчастливилось жить отдельно, без соседей. Коммуналки, бараки, квартиры с подселением – все это приметы эпохи недоделанного коммунизма. “Не обосабливаться, быть вместе, чтобы дружно строить светлое будущее!” – таков был закон. Ты всегда под негласным надзором соседей, которые должны быть в курсе, какие анекдоты травишь, когда выпьешь, какие радиостанции ловишь по ночам, что бубнишь во сне, кто к тебе ходит и т.д.
Бараки с деревянными лестницами и перилами послевоенной постройки еще встречаются в Казани. Но особенно много сохранилось их в небольших городах. В Зеленодольске, например, есть целая улица бараков, отстроенных еще немецкими военнопленными. За пайку хлеба и стакан самогона они также мастерили маленькие шкафчики для посуды, буфеты и табуретки. У некоторых жителей Зеленодольска до сих пор еще сохранилась эта грубоватая немецкая мебель.
Бараки – это уже не коммуналка, которую кроили наспех из бывших особняков и доходных домов, оставшихся от царской России, но еще и не индивидуальная квартира – тесный круг соседей, готовых опекать вас по-родственному, предлагая тарелку с горячим пирожком под салфеткой – в угощение, взамен, правда, выпрашивая поллитру или трешку в долг.
Теснота такая, что если сосед будет расшнуровывать в коридоре ботинки, то из комнаты уже не выйти. Запахи, впрочем, как и всякие шумы-звуки, разгуливали по бараку беспрепятственно. Лежа на диване, можно было быть в курсе всех событий барака: кто чего стряпает на обед, чей муж загулял, чья дочка подзалетела и т.д. Разведчику, может быть, это и пригодилось бы, а мне…
Жил я в таком бараке на улице Осоавиахима примерно около года, когда дембельнулся из армии и только что восстановился в университете. Помню, как в комиссионке оставил всю свою стипендию – 40 рублей! – чтобы купить старенькую трофейную пишмашинку “Рейхсметалл”. И вот по вечерам, когда я начинал выстукивать на ней одним пальцем какой-нибудь свой рассказик, жильцы барака притихали. Уж не знаю, что они там навыдумывали обо мне, но подозрительность росла, и все одолженные у меня ранее рублики и трешки возвращались.
Мне кажется, что декорации, в которых разыгрывается спектакль под названием “жизнь”, не могут не воздействовать на настроение “актера”. Здесь же, в послевоенных бараках, сами стены дышали Сталиным и Берией, и в тисках этих стен как-то забывалось, что на дворе 83-й год, а не 37-й…
Baracca – наша в доску
Удивительно, но такое родное русское, а точнее советское слово – “барак” – на поверку оказалось иностранцем из солнечной Италии. Baracca – это временное, быстро возводимое и дешевое строение, как правило, деревянное. Традиционно бараки использовались как казармы для солдат, военнопленных или узников конц-лагерей, под больничный лазарет или жилье для рабочих.
В СССР бараки были одним из основных типов жилья до начала массового жилищного строительства в 1960-х. Но в начале пятидесятых годов в городах стали появляться полубараки, с частичными удобствами (санузел без ванной комнаты или душевой). Квартиры в двухэтажных отштукатуренных домах, как правило, были поделены между двумя-тремя семьями. Если сравнивать такое жилище с коммунальной квартирой, где количество жильцов могло порой доходить до ста (!) человек, или с настоящим предвоенным бараком с нарами и дровяной печкой в углу, то это уже почти “хоромы”!
Кстати, существовала еще одна разновидность советского барака – это отслужившие свой век пассажирские вагоны, загнанные в тупик. В Казани последний такой “барак” на колесах был замечен в середине 90-х годов вблизи станции Юдино.
В плацкартных вагонах ютились семьи железнодорожников и, в ожидании обещанных квартир, устраивали как могли свой нехитрый быт: туалеты с помощью гибких труб подсоединялись к коллекторам или канавам, для электроплиток и обогревательных приборов электричество подворовывалось со столбов ЛЭП. Раз в месяц “пассажиров” могли перебросить в другое место, так что заснуть можно было в Юдино, а проснуться в Канаше!
Бараки, как неотъемлемый элемент советской жизни, нашли свое художественное отражение в литературе. Так, например, в рассказе “Барак” Анатолия Елинского есть такие живописные воспоминания:
“Жили мы тогда в бараке на Спартаковцев (все ударяли на о). Семьи рабочих паровозоремон-тного и телевизорного заводов в деревянной резервации среди наступающих хрущевок. Для культурного досуга – кинотеатр “Ударник”.
Теперь вокруг понастроены элитные дома, с кинокомплексами вместо киношек. На месте заводов – супермаркеты. В городе модная брусчатка, фонтаны булькают и клумбы “дышат”! А барак – стоит. Стоит, зараза.
…Барак двухэтажный, лоскут двора. Запах помойки, дощатый уличный туалет – известка по занозным доскам, пестрое белье на веревке, веселые веснушки мочи на снегу.
Мой папа-пролетарий хорошо умел три вещи: работать до излома, вдохновенно пить и гонять нас по подъезду. Бегали часто. Не переносившая спиртного мать страдала нехорошей привычкой: прятала от отца недопитое. Проснувшись, папа принимался за поиски, и если в игре ему не везло, то прятались мы”.
Ну, все так оно и было. Удостоверяю! И не важно, в каком городе разворачивались события. Барак – как образ жизни – один на всех.
