В Нижнекамске Дмитрий Яньо – человек недавний, многим незнакомый. Он же рассказывать о себе не любит, тихо работая сторожем в детской спортивной школе №1. И мало кто знает, что Дмитрий Антонович – легендарный целинник, кавалер ордена Ленина и двух орденов Трудового Красного Знамени.

– Да какой я герой! – машет рукой Яньо. – Просто биография подходящая.

Когда его биографию узнал директор спортшколы Николай Моржин, он просто ахнул от удивления. И еще больше зауважал скромного, с лукавым мужицким взглядом и золотыми руками сторожа, с которым у него еще раньше установились дружеские отношения.

Он родился в сорок втором во Львове. Войну худо-бедно пережили, а в сорок шестом, в неспокойные для Западной Украины времена, убили мать. О четырехлетнем Диме сначала заботилась бабушка. Но и она вскоре умерла, и он остался на руках у тетки. Хоть и родная была тетка, а жизнь-то у нее была своя… Не было Диме и пяти, когда она вышла замуж, а мужу – что? Зачем ему чужой “хвост”!.. И сдали мальчика в детдом. Таких, как Дима, в стране тогда было много, на всех и детских домов не напасешься.

Закончил семилетку – и давай, дружок, плыви! Попал он в ремесленное училище. Там и стал сельским механизатором. А тут как раз компания ребят собралась на целину, и Дима с ними. Так из Одессы, где учился, он попал в Казахстан, в совхоз, очень подходящий к его возрасту, – “Комсомольский”. Механизатор из него получился классный, это потом и в армии оценили, да и девушки отмечали про себя его толковость и надежность. Только вот он девушек не замечал, пока не появилась в совхозе Вера. Приехала к брату в гости, да и осталась, и Дмитрий стал не последней тому причиной.

Трудился он тогда – как песню пел. И на “К-700”, и на комбайне, и на погрузчике, и на бульдозере, и на экскаваторе, – везде, где в совхозе не хватало рук, а их-таки постоянно не хватало. Чуть не вся техника была на Яньо.

Дмитрию Антоновичу не нравится, когда про целину говорят пренебрежительно-осуждающе, что, мол, там процветал криминал. Он помнит другое. Даже милиционера не было в их поселке – вроде как и незачем. Ну, повздорят иногда парни, так молодые же! Повздорят – сами между собой и разберутся. Двери домов на замок не запирали.

– Один раз ребятишки мне на Доске почета усы пририсовали, вот и весь “криминал”, – смеется Дмитрий Антонович. – Доверчиво жили люди. Растили детей.

И они с Верой Ивановной растили: две дочки и сын были в семье. Жизнь мерили днями рождений детей да пятилетками. Жена складывала в комод красные книжечки: ударник девятой пятилетки, десятой, победитель социалистического соревнования 1980 года… Медаль “За доблестный труд”, орден Ленина, врученный 19 февраля 1981 года, а до этого орден Трудового Красного Знамени 1972 года, а после – еще один, в 1976 году. Больше всего он боялся, что награды придется в президиуме “отсиживать”. Ладно хоть миновала эта почетная обязанность. Ну не публичный он человек, хоть убей.

Силой из Яньо пришлось вытягивать, за что все-таки ордена ему вручили. За самую большую выработку по области. Это сказать легко, а на деле в одном только совхозе “Комсомольский” угодий было больше, чем во всем сегодняшнем Нижнекамском районе, да 4,5 тысячи голов крупного рогатого скота, да 4,5 тысячи свиней… Эти угодья за двадцать с лишним лет он перепахал-перебороздил вдоль и поперек. И на фермах, когда нужно, тоже он. А куда только его на тракторе не командировали! И в Караганду, и в Кустанай, и в Целиноград, причем, в основном, зимой, по самому что ни на есть снежному целинному бездорожью. И вообще зимой, когда переметало пути-дороги, его трактор был вместо скорой помощи: кого – в больницу, кого – куда. Даже партинструктора из области однажды пришлось спасать. По рации сообщили: едут к вам, ждите. А тут – буран. Машина-то и застряла. Давай, Яньо, выручай! Едва нашел: машину уже наполовину снегом занесло. Сидят, дрожат. Шофер без шапки: ветром унесло, шарфом, как француз под Смоленском, обмотал лицо…

Да и сам он как-то заблудился. Ехали со сменщиком. Дмитрий задремал. Проснулся – не поймет, где он: шел, как поется, на Одессу, а вышел к Херсону… В соседнюю область, оказывается, заскочили! Это потом научился вслепую, как по компасу, в степи ориентироваться. Ну, а относительно умелости рук Дмитрий Антонович не отнекивается:

– Ну, когда что понадобится… Сервиса-то на целине не было никакого, вот и приходилось все своими руками. Сам работаю, сам и ремонтирую. Технику заводскую приходилось доводить: с завода ведь почти полуфабрикаты получали…

Когда орден Ленина вручали – сильно удивился. Парторг сказал: “Поехали в район на собрание”. Поехали. И вдруг его вызывают к трибуне.

– У меня глаза квадратные! Потом в газетах напечатали. Тогда я и поверил.

А однажды ему подарили “Москвич”. Так оценили труд механизатора на ВДНХ СССР. Все, как положено, в ведомости расписался, с мужиками, как положено, обмыли, парторг поздравил, только “Москвич” вместе с документами то ли в области, то ли в районе затерялся.

“Затерялось” где-то и звание Героя Соцтруда. Потом, много позднее, узнал, что “похлопотали” об этом: не партийный, мол, этот Яньо… Есть, мол, в партии люди подостойнее… Дмитрий Антонович рассказывает про недоразумения без обиды, с юмором и большой скидкой на человеческие слабости. Да и зачем их принимать близко к сердцу, если доброго отношения все-таки было больше!

На новом месте, в пригороде Нижнекамска, куда они с женой перебрались к обосновавшимся здесь замужним дочерям, когда на целине жизнь заглохла, его золотые руки пригодились, чтобы довести до ума купленную у совхоза хибару. Да и на работу его здесь сразу взяли.

– Что умеешь делать? – спросил директор совхоза.

– Комбайнером могу, теплотехником, трактористом, экскаваторщиком…

– Вот-вот! У нас как раз экскаватор разобранный! Соберешь, будешь на нем работать, – обнадежил директор.

“Экскаватор” оказался чуть ли не грудой металла. Бывший целинник молча постоял над ней, озадаченно сдвинул на лоб кепку:

– Сделаем!

Через две недели сдал работу, чуть ли не виновато пояснив:

– Я тут кое-что усовершенствовал…

Деньгами в тот первый год он заработал тысячу рублей… А кто тогда в деревне больше зарабатывал? Потом его и на кормоуборочный комбайн сажали, и двигатели на тракторах просили ремонтировать, так что и мотористом был.

Так незаметно, как ему казалось, и проработал до пенсии (а оставалось до нее немного) в постепенно сходящем на нет совхозе, где его золотые руки были просто нарасхват. Xватало их и на свое хозяйство. Бывшую хибару он умудрился превратить в добротный дом, такой теплый, что зимой босиком ходить можно. Дом – это для Антоныча главное. Сам-то он в детдоме рос…

Он и раньше, в зените, можно сказать, славы, регалиями не кичился, а тут и вовсе про награды свои помалкивал, чтобы люди не осудили за похвальбу. Да никто и не спрашивал. Принес свои наградные книжки, только когда на пенсию стал оформляться: узнал, что орденоносцам повышенная полагается.

– Так что же ты молчал, Антоныч?

– Да так как-то…

Пенсию персональную ему дали.

Пока мы вели с Дмитрием Антоновичем разговоры, Вера Ивановна хлопотала на кухне. Уже за чаем спросила:

– Ну чего он порассказал-то?

– Да почти ничего. Каждое слово за пуд золота покупала. Если бы не директор спортшколы…

– Ах, он сроду такой! – безнадежно махнула рукой жена. И посмотрела на мужа с уважением и еще с чем-то, не выветрившимся за сорок лет…