У этого праздника, обращенного к памяти о великом испытании народа, своя история. Шли годы, сменялись поколения, преображалась страна. Трансформировался и День Победы, оставаясь самым дорогим, а теперь – и главным праздником России.

Победа. День первый

В тот предрассветный час, когда миллионы людей узнали о капитуляции гитлеровской Германии, был объявлен указ об учреждении ежегодного праздника Победы – 9 Мая. Произошло то, чего ждали как величайшего счастья все годы этой страшной войны. Те, кто сейчас встречал первое утро мира и кто уже никогда не вернется домой. И хоть официально назывался этот день праздником, но в чувствах людей он был чем-то другим, чему и названия еще не было. И стали называть его все чаще просто – “День Победы”.

В глубинном смысле Победа была не только военным триумфом, запечатленным историческим флагом на рейхстаге, актом капитуляции врага в Берлине, а потом и военным парадом на Красной площади. В этом слове (недаром теперь его стали писать с заглавной буквы) была заключена вся жестокая, кровавая война с ее успехами и неудачами, моментами отчаяния и верой в конечное торжество исторической справедливости. И – надежда на счастливое будущее.

Победа в тени культа

Прошло пять лет. Первая знаковая годовщина. Но ни парадом, ни торжественными актами она не отмечена. Впрочем, два года тому назад этот день лишился статуса нерабочего. Еще не выстроены мемориалы, не все останки павших собраны в братские могилы.

Помню поросший колючим кустарником, изборожденный шрамами старых окопов, густо начиненный ржавым боевым железом, своими и чужими костями Мамаев курган (я служил тогда в Сталинграде). Он почти ничем не отличался от того, каким запомнился по тем отчаянным дням. Многие считали, что таким он и должен остаться – как заповедный знак памяти о жестоком сражении.

Война еще не стала историей. Даже памятью. Мы продолжали жить с ней рядом.

Имена полководцев в газетах почти не упоминаются. Многие оказались в опале, иные арестованы. Но об этом в стране не знают. История войны обходится и без них…

Всех теперь замещает гениальный полководец “всех времен и народов”. Узнав, что один видный военачальник пишет мемуары, Сталин ядовито заметил: “Нашел время!”. Сам он дает указания языковедам и биологам, поучает экономистов, философов, писателей… Казалось, что диапазон его державных интересов не ограничен. Но война в него не входила. Почему?

Думаю, что, несмотря на одержанную под его “мудрым водительством” победу, она должна была оставаться для Сталина самым тяжелым воспоминанием во всей его бурной жизни. Не такой он видел ее, готовя страну к решающей схватке с “империалистическим окружением”. Не так она началась. Да и не тем закончилась. Мог ли он забыть те страшные первые недели войны, когда в отчаянии готов был искать путь к замирению с врагом! Или сумрачные октябрьские дни того же 1941-го, когда приказал держать в готовности личный поезд, чтобы успеть покинуть осажденную врагом столицу…

Об этом и еще многом другом, о чем он не хотел вспоминать, знают и его маршалы, хотя и тщательно скрывают это за потоками неумеренного славословия.

А тот народ, который называет его отцом родным, ощутил за войну свою силу и внутреннюю свободу победителя. По словам поэта-фронтовика Булата Окуджавы, “наши мальчики головы подняли”. Народ с поднятой головой. Иначе он бы не победил.

Но такие ли мальчики были нужны Сталину теперь, после Победы?

Победа между оттепелью и заморозками

К юбилейному десятилетию Победы страна уже два года жила без Сталина. Кое-когда, по торжественным случаям, его еще вспоминают, но чаще эта грозная фамилия угадывается за распространенным теперь выражением “культ личности”.

С легкой руки писателя Ильи Эренбурга эти годы были названы “оттепелью” – капризной и переменчивой порой года. Отозвалась она и на Победе, если видеть в ней не только факт истории, но и важное проявление нравственной и духовной жизни общества.

На этот раз День Победы отмечается торжественным собранием в Большом театре столицы. За длинным столом президиума чинно, в установленном порядке занимают места высокие руководители страны. Среди них – министр обороны Георгий Жуков, возвращенный из опалы на второй день после смерти Сталина. Рядом – другие известные военачальники, в том числе сразу шесть новых маршалов. В центре, как и положено, первый секретарь партии и фактический руководитель государства Никита Хрущев. Несмотря на торжество, военные почему-то не в парадных мундирах с блестящим созвездием наград, а в повседневной форме при орденских планках.

Для Хрущева война не главное событие жизни, хотя и занимал он в ней видное место, являясь членом военного совета (фактически комиссаром) ряда важнейших фронтов. Его звездный час – впереди. Пусть ту войну выиграли эти самоуверенные, честолюбивые маршалы со своими армиями и фронтами, наконец, как считают, – Сталин, чей портрет тяжело нависает над президиумом. Именно он, Хрущев, призван историей выиграть великую битву за коммунизм, всеобщее счастье советских людей и светлое будущее всего мира. Это будет поистине великая победа, перед которой померкнут все войны и подвиги прошлого…

Доклад делает маршал Конев (почему не Жуков?). Противоречивость времени сказывается на нем. “Оттепель” диктует курс на разрядку международной напряженности, а старые большевистские догмы и заморозки “холодной войны” – наступательность мира социализма по всем азимутам. Накануне нами в одностороннем порядке аннулированы англо-советский и англо-французский договоры о союзе, заключенные еще в годы войны как ответ на вступление Западной Германии в НАТО. В условиях “холодной войны” этот разрыв с общим прошлым приобретал, как ныне говорят, знаковое значение.

И еще одно событие не без символического подтекста произошло в эти майские дни. На 81-м году жизни окончательно уходит с политической сцены последний из “Большой тройки” – Уинстон Черчилль. После этого ему предстоят еще десять лет земной жизни, но уже – в мире воспоминаний о бурном прошлом.

Как-то на встрече в Ялте за три месяца до Победы “дядюшка Джо” (как за глаза называли Сталина) в доверительной беседе с двумя другими товарищами по общей борьбе против фашизма говорил с некоторой даже элегической грустью: “Лет через десять или меньше три нынешних руководителя исчезнут, и к власти придет новое поколение, не обладающее опытом войны, которое забудет о том, что мы испытали… Величайшая опасность – это конфликт между нами самими”.

Через два месяца после этой встречи уйдет из жизни Рузвельт, восемь лет останется Сталину. Вот и прошли десять послевоенных лет. И что же? Они победили в войне с грозным и опасным врагом, но породили дышащую ядерной угрозой войну “холодную”.

Победа обретает человеческое лицо

Двадцатая годовщина Победы.

Прошлой, 1964 года, осенью завершилось амбициозное, нервное, довольно бестолковое “великое десятилетие” Хрущева. Начинались двадцать лет Леонида Брежнева, которые потом будут названы скорыми на хлесткие оценки публицистами “эпохой застоя”. Только, думаю, прав Александр Твардовский: “Не останавливается время, лишь становится другим”.

Леонид Ильич в истории войны не занимал заметного места. Особенно проявить себя в должности начальника полит-отдела одной из десятков “рядовых” армий было трудно. Но все оставшиеся ему после Победы около сорока лет жизни, пережитое на войне он хранил как дорогое воспоминание. Может быть, для него, номенклатурного партийного работника, познавшего все прелести интриг и лицемерия своего круга, то была самая светлая полоса жизни.

Можно по-разному относиться к Брежневу и его времени, но именно при нем Победе было возвращено человеческое лицо, несмотря на сохранявшийся идеологический макияж. Никогда прежде (да и позднее) отношение к Памяти о войне и стареющим ветеранам не было таким добрым и бережливым. Какими бы ни были при этом политические расчеты партийно-государственного руководства, но то был нечастый случай, когда новые мотивы в идеологической партитуре были созвучны настроениям в обществе.

В отличие от прежних годовщин к двадцатилетию стали готовиться еще с дальних подступов. Все газеты – столичные и провинциальные – публикуют очерки о выдающихся событиях войны, малоизвестных ее эпизодах, воспоминания ветеранов. Оказывается, еще живы подзабытые за эти два десятка лет военачальники, приведшие армию к Победе. Фактически восстановлено после опалы доброе имя маршала Жукова. Уже и мемуары пишет.

За две недели до торжеств праздник Победы вновь становится нерабочим днем. На торжественном заседании в Кремлевском дворце впервые делает доклад первое лицо государства.

Наутро на Красной площади – военный парад. С трибуны мавзолея Жуков с усмешкой наблюдает за выездом к войскам на открытой легковой машине принимающего парад министра обороны Родиона Малиновского. Наверное, вспоминает свой звездный час, когда двадцать лет тому назад по поручению Сталина принимал исторический парад Победы верхом на белом коне, как подобает полководцу-победителю.

В этих торжествах было немало показного, даже фальшивого.

И все же не могу не вспоминать те годы с теплым благодарным чувством. Они принесли нам, фронтовикам, бесконечно дорогие встречи с безнадежно, казалось, потерянными боевыми товарищами. Вопреки естественному закону с каждым годом их число даже увеличивалось, словно они возвращались из небытия. И шли в походы по старым фронтовым дорогам отцов отряды юных поисковиков, по крупинкам собирали остатки памяти о давно забытых людях, восстанавливали порванные временем связи между однополчанами. Повсюду создавались школьные и народные музеи боевой и трудовой славы. В этом широком общественном движении 1960-70-х годов был искренний, бескорыстный энтузиазм.

Может быть, в последний раз он проявился в нашей истории общества. Не выдержав потом смены приоритетов и нравственных ценностей в сознании и поведении людей.

Победа перед лицом новых испытаний

Год 1990-й. В канун 45-й годовщины Победы генсек Михаил Горбачев встречается с ветеранами войны. Обычно ему доставляло удовольствие под прицелом телевизионных камер пожимать руки специально подобранным для таких встреч старикам, выслушивать их похвалы и пожелания успехов возглавляемой им перестройке.

Но что-то изменилось теперь. Герои войны ведут себя на этот раз слишком независимо. Реформатору приходится выслушивать их упреки за ухудшающиеся с каждым месяцем условия жизни, возмущение очернением славного прошлого Родины, разгулом антиармейской кампании… Встреченная с такими надеждами перестройка завершается небывалым кризисом партии, грозными признаками распада Союза, развалом военного братства социалистических стран.

Старшее поколение спасло Отечество в тяжелейшую пору войны, когда положение страны казалось безнадежным. Но почему с таким сонным равнодушием нынешние взирают на приближающуюся угрозу для самого существования их государства-победителя? Эти слабеющие телом, но сильные заложенным в них с юных лет духом старики острее, чем другие сограждане, ощущают зловещие сигналы опасности.

Привычная гладкая речь Горбачева: перестройка, новое мышление, общий европейский дом, общечеловеческие ценности, демократия – уже мало кого чарует. На вопросы ветеранов у него нет ответа.

На следующий день – ставший уже традиционным по юбилейным Дням Победы военный парад. В последний раз принимает его участник войны. В лихую военную годину Дмитрий Язов командовал, кажется, стрелковой ротой. Именно там, в пехоте, на переднем крае, и была сосредоточена сама суть войны, плотно сконцентрированы смерть и страдания. Этот прямой и честный солдат глубоко переживает нынешние беды армии, ее неслыханное унижение в собственной стране. Армии защитников Отечества.

Помню, как спорили меж собой мы, однополчане, собравшиеся как раз в эти дни на встречу в украинском селе, где пережили когда-то особенно памятный бой. Кажется, в первый раз возникли в нашей среде разнотолки. Как-то не приходилось раньше задумываться в этот день о судьбах своего Отечества и Победы. Раньше нам хватало своих воспоминаний.

День Победы в расколотой Родине

1995-й… Как ждали этот день старые воины! Как хотелось дожить до него! Может быть, как полвека назад, перед последним рубежом войны.

Но тогда впереди у них была вся жизнь, теперь, как говорится, всего ничего. За ними было тогда мощное, почитаемое во всем мире государство, а значит, и надежда на лучшее будущее. Теперь, неожиданно потеряв его, они чувствовали себя осиротевшими и беззащитными. А тот народ-победитель, который назывался “советским”, вдруг распался, переделенный непонятными границами, и многие из боевых товарищей остались за их пределами. Вместе с могилами павших.

Но, может быть, только в этот день они снова ощущают свое родство по общей судьбе. Случившееся со страной менее трех лет тому назад “понять умом” они не могут, на то, чтобы “верить”, не хватит ни сил, ни утончающейся полосы остающегося им времени. Многие принесут с собой старые портреты генералиссимуса и красные советские флаги, будут уверять молодых, что с именем вождя, под революционным знаменем шли в атаку.

Было чаще всего по-иному. Но как иначе они могут выразить свой протест, свою фантомную боль по потерянной Родине!

Но уже строят на них свои расчеты рвущиеся к власти и богатству политические дельцы. Для них память о войне и сама Победа – не более чем возможный источник политических (и не только) дивидендов, а эти старики – просто выгодный пока “электорат”.

В Москве четыре тысячи подобранных ветеранов в новеньких одинаковых костюмах и несколько легкомысленных беретах на седых головах проходили мимо гробницы вождя мирового пролетариата, имя которого, впрочем, было тщательно прикрыто гирляндами цветов. Первый в истории российский президент приветствовал их с того самого места, откуда обозревал Парад победителей полвека назад “вдохновитель и организатор всех наших побед”.

В провинции, подражая столице, тоже устраивали парады местных гарнизонов. Но главным событием везде было шествие ветеранов посреди восторженно приветствующих толп народа.

Студентка одного из казанских вузов семнадцатилетняя Эльмира М. писала в своем сочинении: “Я не могла без слез смотреть на ветеранов, которые проходили по улицам Казани. Мне было их очень жаль. Они старались попадать в ногу, держать равнение, не отставать. Им было трудно, но радостно. Так трогательно они придерживали руками свои награды на праздничных костюмах. Это нам, наверное, надо было проходить перед ними, а они бы пусть смотрели и радовались нашим приветствиям… У нас в семье уже нет ветеранов войны, но все равно День Победы остается самым дорогим семейным праздником”.

Исчезла с карты страна-победительница. Но остались Память и День Победы, а с ними – надежда.

Утро “после Победы” выдалось в Казани пасмурным и немного печальным. Перед мемориалом у парка было безлюдно. Ветер растаскивал оставшиеся после праздника бумажки, оболочки от воздушных шаров, ненужные уже флажки.

Что изменилось в нас за эти дни? Стали ли мы после них разумнее и добрее? Сойдутся ли трещины, расколовшие Отечество и наше общество?

Победа для XXI века

День Победы пересек грань веков. Вместе с ним вступили в XXI век уже немногие старые фронтовые солдаты. По словам тогдашнего министра обороны Сергея Иванова, их в России осталось “менее миллиона”. Насколько “менее” – не сказано.

Но с каждым днем все ощутимее становилась скорбная величина потерь великой армии победителей. За последнее десятилетие они составили около полутора миллионов. И все ближе рубеж, когда День Победы останется без участников войны.

Каким он будет? Сохранит ли свою уникальную объединяющую энергию и запас нравственной силы? Об этом теперь задумываются все чаще не только ветераны, но и их дети и внуки. Не останутся ли от него только гром военных маршей, россыпь звезд фейерверков в ночном небе да забытые кинофильмы на телевизионных экранах?

А между тем ни в одной стране мира нет подобного праздника. Праздника, столь насыщенного высоким смыслом, трагической памятью и волей к исторической справедливости. Теперь мы более чем когда-либо сознаем, как он нужен нам, переживающим необычно сложное, противоречивое время.

60-ю годовщину Победы страна встречала с президентом, облеченным доверием абсолютного большинства россиян. Ветеранам особенно ценно проявление его политической воли для укрепления государства, единства страны, защиты чести и достоинства России.

Но и тревог немало. Растет пропасть между бесстыдным богатством немногих и унизительной нуждой большинства. А это ведет к опасному снижению запаса социальной прочности страны. Как бы спотыкаясь, идет реформа армии, солдатом которой продолжает чувствовать себя старый фронтовик. И эта скандальная монетизация ветеранских льгот, странным образом приуроченная к юбилею Победы! Не кроется ли за ней курс на монетизацию наших основополагающих нравственных ценностей?

Обнаружились трещины в самом историческом пространстве, недавно еще общем для народов, вместе переживших трагедию войны. Бывшие враги находят дорогу к примирению. Недавние друзья, похоже, ищут повод к противостоянию. С солдатскими могилами и памятниками, с памятью народной… Самой историей…

Тем более значима для будущего та уже далекая по годам, но близкая сердцу каждого Победа… И этот удивительный, нестареющий, устремленный в будущее День.